Сейчас я буду нужна ему…, но вот будет ли он и впрямь нуждаться во мне?

Машина резко выезжает за территорию университета и все мои мышцы на теле моментально напрягаются.

— Емельян, что ты узнал?

— Вам не понравится… — хрипло произносит мужчина и в легких перестает хватать воздуха.

— Емельян! Я повторяю последний раз, что случилось? — твердо произношу я, но на последних словах вся моя уверенность меня подводит.

— Он немного сошел с ума.

— В каком смысле? — нервы уже не выдерживают.

— Ян перебрал с алкоголем и теперь сходит с ума, на этой неделе разбил витрину магазина, разнес бар на третьей улице и вытворял похожую хрень. Я не думаю, что вам безопасно туда ехать…

— От части, в этом виновата я, мне и приводить его в трезвое состояние.

Емельян едва заметно кивает и продолжает держать путь до нужного места, а я тяжело дышу, в голове представляя его реакцию на мое появление. От волнения руки сжимаются, на что я опускаю голову и глазами нахожу конверт…

Я понятия не имею, как сообщить эту новость. Я не была на его месте. Я не знаю, какого это, иметь настоящую и любящую бабушку. Я даже на секунду не смогу представить, какую боль Ян сможет испытать.

Странно, ведь Кира была абсолютно спокойна при разговоре со мной. Может, она ещё не читала свое сообщение? А может быть, эта Зоя Павловна, была не такой уж и хорошей, как описывается в письме? Или она была хорошей только для Яна? О какой девушке она говорит? О каких моментах идет речь? Зачем карта? Кому будет нужна помощь?

Вопросов слишком много, но ответов я не знаю. Да и не нужно мне их знать.… Хотя тот интерес узнать о семье Исаевых пробирается по коже и не собирается отступать.

— Пожелай мне удачи, — вздохнув, говорю я, пытаясь успокоиться.

— Она вам не понадобится, вы со всем справитесь.

— Ну почему же, будем тогда надеяться, что мне не прилетит какая-нибудь штуковина в голову, — выхожу из машины, поднимая голову вверх, пытаясь найти нужное окно.

Емельян закатывает глаза, и я закрываю дверь автомобиля. Раздается хлопок и вместе с ним вся моя уверенность убегает, прячется в углу темной комнаты.

— Девушка, — дружелюбный голос, доносящийся с ресепшина, просит остановиться, — Могу ли я узнать, к кому вы?

— Здравствуйте, вы меня, наверное, не помните, но я здесь уже была. Я к Исаеву Яну.

— Простите, но не думаю, что парень захочет видеть хоть кого-то.

— Ну, я хотя бы попытаюсь.

— Хорошо, — с трудом конечно, но девушка пропускает меня к лифту, где я поднимаюсь на нужный этаж.

Только двери лифта открываются, как, едва слышно, до меня доносится звук разбитого стекла. Может посуда, может ваза, статуэтки, рамки с фото. Да что угодно, блин!

Только моя рука поднимается и, сжавшись в легкий кулак, стучит по двери, как за ней наступает гробовая тишина.

— Ян, я уже знаю, что ты там, — тихо говорю я, будто он тут же откроет мне дверь, — Ты там вместе с мебелью голову себе прошиб? Я уже знаю, что ты там, и притворяться, будто тебя там нет, как минимум глупо.

— Уходи, — хрипит он и сердце делает кувырок, когда я будто чувствую, что вот он, там, за дверью, совсем рядом.

— Ян, открой дверь! — твердо требую я и касаюсь холодной металлической ручки, потянув её вниз.

— Яна, уходи отсюда! — злится. Ну, ничего, сейчас будет в ярости.

— Я. Никуда. Не уйду, — робко произношу я и, скинув с себя туфли, сажусь под дверью.

— Что ты делаешь?

— Сижу, жду, когда ты ещё что-нибудь разобьешь. Так появится хоть какая-то надежда на то, что твои мозги встанут на место, и ты соизволишь открыть мне дверь.

Ничего в ответ не получаю. Ни открытой двери, ни какого-то слова.

Проходит всего несколько секунд, как в дверь позади меня летит что-то и отдается по моей спине. Не шевелюсь. Не дышу. Не моргаю.

— Какая же ты дура, — устало вздыхает он, присаживаясь на корточки передо мной.

— Наигрался в Халка? — раздраженно бросаю я и аккуратно встаю на ноги, не позволяя ему помочь.

Беру каблуки в руки и шагаю вовнутрь квартиры. Повсюду стекло, кровь, огрызки. Делаю всего пару шагов, как острая стекляшка впивается в ногу.

— Черт!

Тут же хватаюсь за ногу и аккуратно, присев на край кровати, вытаскиваю осколок.

— Где у тебя аптечка? — подняв заслезившиеся глаза, спрашиваю я, но все без толку, Ян просто застыл, превратился в статую, отключился от реальности.

Аккуратно поднимаюсь на ногу и, пройдя на кухню, рыскаю по ящикам и тумбам, ища спасение. Нахожу только бинт, который лежал рядом с… ложками и вилками?

Усмехаюсь про себя и вновь, вернувшись к кровати, начинаю обматывать ногу.

— Не прилетело в голову, попало в ногу, — тихо, вместе с шипением, усмехаюсь я.

Заканчиваю церемониться с ногой, хромая, иду в коридор, ступая в каблуки. Не хочу подцепить ещё один осколок.

— Ты довольна!? — крича на всю квартиру, Ян резко хватает статуэтку и, замахнувшись, разбивает об пол, разлетаясь на тысячи осколков прямо у моих ног.

Шок. Страх. Ужас, — вот, что творилось в моей голове, но виду я не подавала. Слезы резко хлынули из глаз, но я продолжала держаться из последних сил. Выпрямляю спину и поднимаю голову вверх, лишь бы не казаться слабой.

— Ты этого добивалась! — его кулак быстрым движением влетел в стену, но я все так же стою.

— Что ты рыдаешь стоишь!? Вот у вас женщин всегда так! Сначала заварить кашу, а потом отмахиваться своими слезами! — расхаживая по квартире, кричал Ян.

Уже чувствую, как алая кровь стекала с губы, которую я слишком сильно прикусила. Пугает то, что я не сразу это замечаю.

Пора уже вспомнить, зачем я сюда пришла.

— Все сказал? — будто эхом звучал мой голос.

Сев на край кровати, Исаев лишь молча, посмотрел на меня, будто давая разрешения говорить.

— Твоя мать попросила передать тебе это письмо, — положив конверт на стол перед ним, совершенно спокойно говорила я.

— Мои соболезнования, — продолжаю я, а после пулей вылетаю из этой, наполненной болью, квартиры.

Из-за душевной боли я почти не замечала физической. Она попросту затмила её. Тот карий взгляд, что я увидела в момент, когда он повернулся ко мне, будто давай разрешения говорить, я не забуду. В тот момент я испытала лишь отвращение. Было чувство, будто передо мной стоял не мой парень или бывший парень Ян, а будто посланник родителей. Будто бы я нарушила их приказ.

— Ян, подожди, — только лифт открывается передо мной, позади слышится голос Исаева, и ноги будто парализует.

Разум бьется в истерике и кричит мне, чтобы я бежала отсюда, ведь он уже сделал мне несколько раз больно, но сердце сильнее. Оно заправляет все органы. Именно от сердца зависит все. Оно стоит во власти и пользуется моментом, останавливая действие ногам.

Я останавливаюсь, не делая шаг вперед, и только двери моего спасения закрываются, как я оказываюсь в объятиях парня.

Не знаю, сколько мы так стоим, минуту, пять, десять…, но вскоре оказываемся в квартире. Все происходит молча. Я сажусь на кровать, Ян аккуратно снимает с меня каблуки, тихонько развязывает небрежно растрепанный бинт, который укутал мою ногу.

Все происходит как в тумане, но резкая боль возвращает все чувства.

— Тише, — ласково, нежно, до одурения мягкого, произносит он, пока мои руки сжимают края кровати.

Белоснежная ватка с перекисью вновь опускается на рану, и Ян протягивает мне руку, в которую я впиваюсь. Ненавижу эти процедуры!

Вскоре нога вновь красуется одетая в белый бинт, только теперь он куда аккуратнее.

— Моя очередь, — бросаю я, когда Ян поднимается на ноги и собирается убрать аптечку.

Я медленно поднимаюсь на ноги и, забрав у него из рук чемоданчик, опускаю Исаева на кровать, вновь присаживаясь на неё, только теперь не у самого края. Парень замирает, но когда ватка касается разбитой губы, тут же оживает, впиваясь в меня взглядом. На его лице ноль эмоций. Пока я обрабатывала губу и бровь, ни один мускул на лице парня не шевельнулся.