Дождь не прекращался уже несколько дней. Иногда разражался ливень, но в остальное время, как и сейчас, тихонько моросило, словно только для того, чтобы не дать разгореться жаркому летнему дню. Рикали запрокинула голову, ловя губами дождевые капли, затем снова прижалась подбородком к груди бывшего рыцаря:

– Дамон Грозный Волк, я люблю тебя.

– Рикали, я…

– Эй, влюбленные пташки, вы присоединитесь к нам или там останетесь? – раздался голос Рига. Мореход свесился со следующего уступа и смотрел на Дамона и полуэльфийку. Над его плечом показалось голова Несуна. Красные глазки кобольда ехидно поблескивали.

Дамон ухватился за веревку, не замечая, как помрачнела Рикали.

Он почти добрался до уступа, как почувствовал, что от чешуйки начинает распространяться покалывание и легкое тепло. На этот раз предупреждение было коротким – уже через мгновение ногу, а за ней и все тело словно окатили кипятком. Грозный Волк уцепился за веревку мертвой хваткой, зажмурился и впился зубами в нижнюю губу. Ощутив во рту медный привкус крови, Дамон приложил все усилия, чтобы просто держаться: очередная волна леденящего холода, накатившая вслед за сумасшедшим жаром, окончательно обессилила его. С каждой минутой боль усиливалась, каждая новая волна была яростней предыдущей, они захлестывали Грозного Волка с головой, чтобы немедленно отхлынуть и накатить снова, обжигая огнем или холодом. Перед его глазами за закрытыми веками метались красные языки огня, словно дыхание красной драконицы, наградившей его проклятой чешуйкой. Дамон пытался бороться с болью, стараясь сосредоточиться на чем-то помимо огня, который уже казался слишком реальным, на чем-нибудь, что могло уменьшить боль. На мгновение перед ним возникло лицо Ферил, розовое от огненных бликов, но тут же исчезло, и на Грозного Волка уставились два мигающих красных глаза.

– Мне мерещится! – крикнул он, но из пересохшего горла вырвалось лишь хриплое карканье. Тогда Дамон вонзил зубы в губу, и боль от укуса показалась ему едва ли не блаженством.

– Дамон? – окликнул Риг, осматривая каменную стену и прикидывая, не стоит ли втащить того наверх.

Рикали металась на нижнем выступе, понимая, что случилось, но не зная, как помочь.

– Дамон! – снова позвал мореход.

– Оставь его в покое! – крикнула полуэльфийка, запустила в Рига осколком камня и начала быстро карабкаться по стене, пока не добралась до Грозного Волка и не вцепилась в его пояс, на котором висел меч и болтались бурдюки с крепким пивом. – Держись, – зашептала она в ухо Дамону. – Только держись, дорогой.

Грозный Волк дрожал так, что оба вот-вот могли сорваться.

Через мгновение его заколотило сильнее, и Риг, не теряя времени, начал выбирать веревку, а Рикали, цепляясь ногами и одной рукой за щели в камне, другой поддерживала возлюбленного за пояс. Вдвоем они постепенно дотащили его до уступа, втянули наверх, сняли лук и колчан и уложили Дамона подальше от края. Рикали присела рядом, кудахча над ним, словно наседка над цыпленком.

– Ты иди, – сказала она мореходу, махнув рукой. – Мы вас догоним чуть позже. – Но после минутного размышления девушка передумала и закричала: – Мэл! Мэл, вернись! Дамону нужна помощь!

Полуэльфийке подумалось, что это самый сильный приступ из всех, какие случались у Дамона с тех пор, как они познакомились. Она сняла один из бурдюков с пояса Грозного Волка, приподняла ему голову и влила крепкий напиток меж стиснутых зубов. Большая часть потекла по подбородку Дамона, оставляя темные пятна на рубахе. Рикали попробовала еще раз, массируя горло возлюбленного, чтобы он мог проглотить хотя бы немного.

– Рики, это ему не поможет. – Это Мэлдред спустился вниз, отодвинул в сторону Рига и присел на корточки рядом с Грозным Волком. – Разве что снимет дрожь, но этого мало. – Силач взял руку Дамона в свою, сжал ее и слегка вздрогнул, когда Грозный Волк сильно сдавил кисть Мэлдреда, вонзая ногти в его кожу. – Вот молодец, – успокаивающе пробормотал силач, хотя морщинки, собравшиеся вокруг рта и глаз, выдавали его беспокойство. – Давай, друг мой, ты справишься.

Рикали тем временем цепляла бурдюк обратно на пояс Дамона, принципиально не обращая внимания на Рига и Фиону, которая с любопытством поглядывала сверху.

– Это не ваше дело! – наконец крикнула она. Через несколько минут Грозный Волк прекратил дрожать, со свистом втянул влажный воздух и открыл глаза.

– Уже все нормально, – медленно сказал он, но не стал возражать, когда Мэлдред помог ему подняться и начал привязывать за спину Дамону колчан и лук. Поймав напряженный взгляд Рига, Грозный Волк настойчиво повторил: – Все хорошо!

– После того, что с тобой было только что? – заспорил мореход. – Это ведь из-за той проклятой чешуйки?

Мэлдред, не обращая внимания на царапины, нанесенные напарником, снова полез наверх. Добравшись до следующего уступа, он один конец веревки закрепил в больших камнях, а другой сбросил вниз, готовясь поднять Дамона.

– Да, это проклятая чешуйка, – ответил Грозный Волк Ригу и уцепился за веревку, надеясь, что силы Мэлдреда хватит, чтобы поднять его, – за время приступа он совершенно вымотался.

Когда силач вновь бросил веревку вниз, Рикали подтолкнула морехода, чтобы тот поднимался.

– У Дамона время от времени случаются приступы, вот и все, – сказала она. – И он всегда справляется. Мэл ему помогает, потому что Дамон – лучший друг Мэла. А в твоем сочувствии он не нуждается.

После случившегося путники поднимались молча и к концу дня достигли узкого плато, где жили пастухи. Деревня Облачный Холм оказалась очень маленькой. Домов здесь не было – только крошечные пещеры и навесы, построенные из сосновых веток и обтянутые шкурами. Навесы лепились к скале, которая возвышалась над ними, по крайней мере, еще на четыреста футов. Жили в деревне люди и горные гномы. Люди были низкорослыми, худощавыми, но проворными, как обезьяны, гномов же отличала коренастость и здоровый румянец, но и те и другие чувствовали себя на такой высоте как дома. Все мужчины носили короткие бородки клинышком, словно брали пример со своих подопечных. В воздухе витал острый запах мокрой козьей шерсти, мокрой одежды, чего-то еще, что трудно было определить, но их перебивал горький запах какой-то пищи, которую готовили на костре в яме.