— О принцессе Веа он ничего не знает, — через несколько секунд доложил Ролц. — Однако ему известен адрес главного храма травматиков в Умбуле.

— И что вы рекомендуете?

— Принцесса может быть в храме или его окрестностях. Так или иначе; там кто-нибудь наверняка знает, что с ней сделали, — подытожил Ролц. — Наш лучший шанс — действовать быстро и решительно, пока травматики ничего не заподозрили — а они могут, если заметят исчезновение своего человека. Я предлагаю наведаться в этот храм и прихватить с собой полицейских или ребят из здешнего контингента Имперской Гвардии. Даже если принцессы в храме нет, мы наверняка уже близки к цели.

Вро указал на лежащего на полу пленника:

— А с ним что делать?

— Если здешнему менеджеру можно поручить избавиться от трупа…

— Не беспокойтесь. В этом отеле сервис безграничен

— В таком случае,… — Ролц наклонился, вынимая из кармана куртки резиновый цилиндрик, и приложил его к голове пленника. Человек на полу тут же обмяк — его мозг превратился в желе. — Теперь, ваше высочество, я думаю, действовать надо без промедления.

Инприсс Соре удостоилась высокой чести. Ее принесут в жертву на алтаре Хулму в Храме Умбула в полном и торжественном обряде.

Как загипнотизированная, она смотрела неотрывно на Невозможный Образ Хулму. Здесь Образ был не абстрактной скульптурой, а голографическим м об ил ем, извивающимся и клубящимся. Стрин заметил, что девушка впадает в транс, и взял ее за подбородок, чтобы отвернуть ее взгляд в сторону. Если долго смотреть на Невозможный Образ, глаза начинают двигаться независимо друг от друга, и иногда даже за час не удается восстановить их координацию.

Стрин и Вилен, назначенные на эту жертву Гончие, имели право выполнить обряд без присутствия других членов секты. В зале стояла камера, и Фаворит, основатель и глава секты, мог следить за ритуалом из других помещений храма.

— Веришь ли ты теперь в Хулму, сестра? — спросил Стрин.

— Да, — слабо отозвалась она, и она действительно верила. Зло столь могущественное, как это, не могло основываться только на воображении. Что-то настоящее должно было стоять за ним.

— Ибо он существует, и ты это знаешь, — говорил ей Стрин. — А вот Бог Церкви не существует. Все мы — творения Хулму. Он проецирует нас на экран времени, чтобы смотреть на нас.

Стрин и Вилен пошли по залу, настраивая какие-то аппараты.

— Разденься, Инприсс, — приказал Стрин жертве.

Она послушно сбросила с себя одежду.

— Очень хорошо. Теперь ложись на алтарь. — Голос травматика стал нежен.

И начались обряды — «Сотворение Злодейства», «Заговор и контрзаговор», «Развлечение Сценариста». Для собственного удовольствия, ибо это не было обязательно, они вторично совершили обряд «Священного Покрова», вознеся свой оргазм Хулму, как и в первый раз. Секс и смерть всегда хорошо сочетаются.

Гудели и щелкали приборы, назначение многих из которых было тайной даже для членов секты. Наконец Инприсс тала подавать реплики в ответ на вопросы, и это было самое важное. Добровольность жертвы должна быть непритворной.

Стрин и Вилен знали: Инприсс дошла до степени покорности, совершенно оторванной от реальности, почти до эйфории. Если они будут действовать правильно, то дальше наступит возвращение к холодному реализму с обновленным ужасом понимания собственного положения. Именно поэтому эйфория столь полезна: после нее куда сильнее душевная мука.

Вилен щелкнул выключателем. Зал заполнился мощной ледяной вибрацией, которая подействовала на Инприсс подобно ведру холодной воды. Ее глаза расширились, взгляд сфокусировался. Травматики прекратили молитвенное пение.

— А что будет со мной, когда моя душа утонет в Пучине? — спросила она дрожащим голосом.

— Ты будешь принадлежать Хулму, который вселит в тебя ужас и будет пытать тебя вечно, — отозвался Стрин грубо и холодно.

Инприсс охватила внезапная дрожь, ее голые руки и пятки забарабанили по алтарю. Стрин понял, что жертва готова — приведена в состояние ужаса, которого требовал обряд. Ужаса, который в сто раз усилит естественную травму смерти.

Для проверки он глянул на приборы, окружающие алтарь. Уровень страха Инприсс превышал отметку «Сто».

И при этом Стрин знал, что ее покорность остается безусловной; разум оставил все надежды на спасение.

И он включил аппарат, похожий на миниатюрный радар. Из вогнутой чаши сканера хлынул поток розово-лиловой энергии и окружил Инприсс Соре бледной мерцающей аурой.

Этот прибор был, вероятно, самой главной тайной секты. Его конструкция была создана Фаворитом, а он, как говорили, узнал ее от самого Хулму. При помощи этого устройства душа в момент смертной травмы полностью отделялась от тела, за которое так долго цеплялась. Инприсс Соре никогда не вернется к началу жизни и не проживет ее снова. Она беспомощно утонет в потенциальном времени, где ее схватит Хулму и использует себе на радость.

Стрин кивнул Вилену. Исход Инприсс было решено совершить с помощью медленно вонзаемых ножей. Они взяли в руки сверкающие лезвия.

— Выгни спину, Инприсс. Подними свое тело, — приказал Стрин.

Инприсс повиновалась. Ее грудь и живот напряглись, стремясь навстречу остриям. Медленно пошли вниз ножи.

В течение всего полета на древней машине времени Этой и Рильке почти не разговаривали. Рильке тщательно настраивал конечный вектор подхода. Точка назначения была заранее выбрана им с точностью до минуты.

Лаборатория, в которой они оказались, была той же самой, только она была не так чисто прибрана и аппаратуры было больше — действительно лаборатория, а не тщательно оберегаемый музей. Единственный человек, находящийся в помещении, сидел у стола к ним спиной и разбирал какие-то бумаги. Появления машины времени он не заметил.

Все это Этон видел на внешнем смотровом экране машины. Рильке поднял лучемет. Старик дрожал, на морщинистом лице выступила испарина.

— Вам страшно, — тихо заметил Этон. Рильке кивнул:

— Не за себя. За него.

— Что вы чувствуете, глядя на себя в прошлом? Это кто-то другой? Или все еще вы?

Рильке не ответил.

— Вы останетесь здесь, капитан, — сказал он. — Это должен сделать я, и никто другой. — Рильке наклонился, открыл панель под пультом управления и достал еще один лучемет.

— У него тоже есть оружие, — сообщил старик Этону. — Пистолет, стреляющий свинцовыми пулями. Может выйти так, что он меня убьет. Тогда работа ляжет на вас. Сможете?

— Если придется.

Рильке открыл стальную дверь и вышел. Молодой Рильке оглянулся на звук. Этон увидел спокойные глаза молодого человека лет тридцати и понял, что этот человек куда меньше поражен появлением незнакомца в лаборатории, чем был бы любой другой на его месте.

— Кто вы такой? — быстро спросил он после короткой паузы. — И как вы сюда попали?

Старший Рильке был на грани обморока от нахлынувших эмоций.

— Я — это ты, Дуайт, только старше, — произнес он дрожащим голосом. — И я здесь для того, чтобы убить тебя!

Молодой человек испуганно вздрогнул и вдруг рассмеялся.

— Вы сумасшедший! — Молодой Рильке протянул руку и нажал кнопку на столе. — Охрана? У меня в лаборатории посторонний.

Сказав это, он повернулся к старику:

— И почему вы хотите меня убить?

— Потому что через несколько лет ты совершишь открытие, которое вывернет мир наизнанку. Посмотри на меня, Дуайт. Неужели ты не узнаешь меня?

Этон никак не мог взять в толк, зачем Рильке тянет сцену вместо того, чтобы покончить со всем разом. Но потом он понял. Старику была невыносима мысль, что его молодое «я» умрет в неведении. Слишком большое у него было уважение к себе.

Самоуважение старшего Рильке едва не кончилось плачевно для его предприятия. Его молодой двойник был весьма сообразителен. Он перевел глаза На машину времени, будто готовый принять слова старика всерьез, потом неожиданно сунул руку в стол и вытащил оттуда какое-то оружие из синеватого металла.