– Нужна редкая сила духа, – промолвила Иста после минутного молчания. Может быть, недавно он столкнулся именно с таким случаем у смертного одра? Похоже, так оно и есть. Тогда не стоит удивляться его безграничному смирению.

Ди Кэйбон понимающе скривился:

– Верно. Не знаю, смогу ли я когда-нибудь… К счастью, заблудшие демоны – случай не частый. Если не считать…

– Если не считать чего? – подстегнула его Лисс, когда стало понятно, что лекцию по теологии можно считать оконченной.

Ди Кэйбон скривился:

– Главный служитель очень обеспокоен. Мой демон оказался третьим беглецом, обнаруженным за последний год только в Баосии.

– А обычно сколько ловят? – поинтересовалась Лисс.

– Ни одного за целый год во всем Шалионе. И так было много лет подряд. Последняя большая вспышка пришлась на день рея Фонсы.

Отца Иаса; дедушки Исель, умершего пятьдесят лет назад.

Иста обдумывала слова ди Кэйбона:

– А что, если демон уже не слаб?

– Да, и вправду. – Служитель секунду помолчал, разглядывая мягкие уши своего мула, свисающие по обеим сторонам головы животного, словно весла. – Именно поэтому мой орден прикладывает максимум усилий, чтобы отловить их в зачаточном состоянии.

Между тем дорога сузилась, спускаясь к каменному мостику, перекинутому через зеленоватый ручей, и ди Кэйбон, вежливо отсалютовав Исте, пришпорил мула.

Следующий день начался рано и длился очень долго, но в конце концов голые равнины Баосии остались позади. Местность стала более холмистой, чаще стали попадаться речки, небольшие рощицы, дорога бежала к горным пикам, едва видневшимся на западе. Но земля еще не могла похвастаться плодородностью.

Городская стена Касилшаса обнимала каменистый выступ над потоком, прозрачным и холодным от весенних вод, бегущих с дальних высот. Местами серый, а местами охряной камень послужил материалом для постройки стен и зданий, то тут то там оживленных розовой или бледно-зеленой штукатуркой, дверями и ставнями из крашеного дерева, которые ярко-красными, синими и зелеными пятнами виднелись повсюду в угловатом вечернем свете солнца поздней весны.

«Этим светом можно напиться, словно вином, и опьянеть от окружающей пестроты», – подумала Иста, пока кони несли их по узким улочкам.

Городской храм выходил фронтоном на маленькую площадь, выложенную необычными гранитными плитами, подогнанными друг к другу наподобие мозаики. Прямо напротив, в здании, напоминавшем старый особняк, завещанный каким-то местным аристократом ордену, Иста и ее кавалькада обнаружили семинарию Бастарда.

В ответ на стук ди Кэйбона в окованных железом двойных дверях открылась дверца поменьше, и появился привратник. На первые приветственные слова служителя он вовсе не ободряюще покачал головой. Ди Кэйбон на несколько минут исчез внутри. Затем обе двери распахнулись, и им навстречу поспешили грумы и дедикаты, жаждущие помочь вновь прибывшим с лошадьми и багажом. Коня Исты под уздцы ввели внутрь. Четыре этажа с деревянными резными балкончиками окружали вымощенный булыжниками двор. Старший служитель поклонился и нижайше попросил пользоваться гостеприимством ордена. Он назвал имя сьеры ди Аджело, но Иста не стала обманывать себя: расшаркивался он перед Истой ди Шалион. Может быть, ди Кэйбон поступил не так благоразумно, как хотелось бы, но в таком случае они, без сомнения, получат лучшие комнаты, расторопных слуг и добротный уход за усталыми животными.

Воду принесли почти сразу после того, как Исту и Лисс проводили в их комнату. В семинарии не было просторных покоев, предположила Иста, но здесь вполне хватало места для большой кровати, кровати поменьше, столика и стульев. Картину дополнял балкон с видом на городскую стену и речку, текущую за главным зданием. Вскоре принесли и еду для обеих гостий на подносах, уставленных наспех подобранной посудой в бело-голубых цветочках, соответствующих времени года.

После ужина Иста взяла с собой свою горничную и, пригласив Ферду и Фойкса сопровождать их, отправилась погулять по городу в свете заходящего солнца. В голубых камзолах и серых плащах оба офицера-дедиката смотрелись безупречно, мечи, висящие на поясе, были просто мерой предосторожности, а не попыткой щегольнуть, и немало пар прекрасных глаз, принадлежащих не только касилшасским девушкам, но даже матронам, долго смотрели им вслед. Рост и походка Лисс ничем не уступала стати братьев ди Гьюра, рядом с молодостью и здоровьем шелка тускнели, а драгоценности меркли, словно дешевые побрякушки. Иста решила, что такого блестящего сопровождения у нее не было со времен королевского двора.

Несмотря на небольшие масштабы храма, планировка была обычной: четыре крыла, увенчанные куполами, каждое из которых посвящено отдельному члену Святого Семейства; внутри – открытый двор и священный огонь в центре; рядом с крылом Матери – башня Бастарда. Стены храма были построены из местного серого камня, а своды украшены резьбой по дереву: ярко раскрашенные демоны, святые, священные животные и растения, свойственные каждому богу, резвились вдоль несущих балок. За неимением лучшего развлечения Иста решила остаться на вечерние службы. Она устала от богов, но приходилось признать, что пение радовало слух: в семинарии оказался замечательный хор, одетый в белое. Торжественное впечатление немного портило лишь то, что время от времени женщина, дирижирующая певцами, оглядывалась, чтобы посмотреть на реакцию рейны. Иста тихонько вздохнула и принялась старательно улыбаться и кивать, чтобы успокоить бедняжку.

Три походных дня изнурили и людей, и животных, завтра они все останутся здесь отдыхать. В душу Исты стало закрадываться едва уловимое ощущение, что ей стало легче; и не важно, что подействовало – солнечный свет, физическая нагрузка, жизнерадостная молодая компания, расстояние, разделяющее ее и Валенду, – Иста в любом случае был благодарна за это. Она скользнула под пуховое стеганое одеяло, сочтя, что эта узкая кровать гораздо роскошнее, чем все изысканные, но неудобные ложа королевских замков, вместе взятые, и заснула прежде, чем Лисс прекратила ворочаться на своей кушетке.

Иста видела сон и знала, что видит сон.

Она пересекла мощеный двор замка в полуденном свете поздней весны или раннего лета. Аллея, украшенная каменными арками, вела вдоль стены, тонкие алебастровые колонны были увиты резными лозами и цветами в рокнарском стиле. Солнце жарко пылало в зените; тени плотной субстанцией лежали у ее ног. Иста поднялась – нет, не просто поднялась, а поднялась паря – по каменным ступеням, ведущим из аллеи в деревянную галерею, дальше. В дальнем конце – комната. Иста мягко просочилась внутрь, не открывая деревянной двери, которая разошлась перед ней и сомкнулась позади, словно вода.

В комнате было сумрачно и прохладно, но сеть солнечных лучей падала на плетеные коврики сквозь щели в ставнях, из-за чего приглушенные цвета нитей становились ярче. Посреди комнаты кровать, на кровати чей-то силуэт. Иста, словно дух, подплыла поближе.

Мужчина, спящий или мертвый, очень бледный и неподвижный. Он высок, его длинное тело одето в балахон из неокрашенного льна, собравшийся складками на груди и перехваченный льняным поясом на талии. В левой части груди пятно темно-алой крови, просочившейся сквозь одежду.

Несмотря на длину тела, черты его лица можно назвать тонкими: широкие брови, точеная челюсть, немного заостренный подбородок. На коже нет ни царапин, ни шрамов, лишь только тоненькие линии пересекают лоб, обрамляют губы, лучиками расходятся из уголков глаз. Его темные прямые волосы зачесаны назад, открывая высокий лоб; волосы волнами разлились по подушке, по плечам, будто река ночи, в которую луна пустила нити серебристого цвета. Его брови выгнуты, словно крылья; нос прямой; губы полуоткрыты.

Призрачные руки Исты развязали пояс, закатали наверх льняной балахон. Редкие волосы, покрывавшие грудь, становились гуще внизу живота. Птица, свившая гнездо в этой роще, была сильна и прекрасна, и Иста улыбнулась. Но рана на левой части груди зияла, словно голодный рот. И пока Иста смотрела, оттуда забила кровь.