- Думаю, что вам стоит найти себе другой объект для спаивания, - пожимаю плечами, вгрызаясь в красный бок сочного яблока.

- Знаешь, я предпочитаю сам решать, кого, когда и где мне искать, - с нотками угрозы в голосе отвечает Казанский, при этом улыбаясь так, что этой способности бы позавидовал даже Чеширский кот.

- Ну так и решайте, я-то тут причём?

Я выразительно смотрю на босса, он - не менее выразительно - на меня, что Паша интерпретирует по- своему, отставляя тарелку с недоеденным пюре и поднимаясь на ноги.

- Я, наверное, пойду, - нерешительно произносит он, а я мысленно ставлю галочку напротив пункта «научить Тупикина обращению с возможной будущей невестой». Ведь если он так будет дезертировать с поля боя, оставляя благоверную на растерзание таким субъектам как Казанский, вряд ли в принципе когда-нибудь женится.

- Я с тобой! - восклицаю, откладывая яблоко.

-Ты останешься, - это вступает в беседу Алексей.

- Время обеда подошло к концу.

-Тогда тем более у тебя новое задание, Вера.

- Какое?

- Посидеть со мной и подождать, пока я перекушу.

Паша всё же исчезает, причём так быстро, что я не сразу понимаю, как ему это удаётся. Вроде бы только что был здесь и вот его уже и след простыл, а мне ничего не остаётся, как остаться рядом с Казанским.

- Вы теперь всегда так будете делать?

- Как именно?

- Принуждать меня к чему-то.

- Раньше тебе это нравилось. Вспомни, как готова была делать всё, чего бы я ни захотел.

- Вы знаете, о чём я.

- Знаю. И нет. Я не хочу тебя ни к чему принуждать.

Он заказывает у подоспевшего официанта кофе, как будто мало его Казанскому было в офисе, и добавляет то, от чего я удивлённо округляю глаза:

- Я хочу, чтобы ты снова легла в мою постель по собственной воле.

Это признание настолько сбивает с толку, что уже готовый сорваться с губ ответ приходится поспешно скрыть за покашливанием. Потому что снова босс делает со мной то, от чего чувствую себя девчонкой пубертатного периода - заводит всего несколькими словами.

- Скажите, Алексей Николаевич, - мне всё же удаётся совладать с собой, и я смотрю на сидящего рядом Казанского с вежливым, как мне хочется надеяться, интересом, - вам же этого желается только по причине того, что я не одинока?

- Не только. Вернее, это меня подстёгивает, но я хотел бы тебя даже если бы у тебя не было так называемого жениха.

- Не так называемого, а весьма конкретного.

- Перестань. Мы оба знаем правду.

Не знаю, что там подразумевает под правдой Казанский, но собираюсь стоять на своей придумке до победного. Потому что сейчас добровольно отправляться в его постель я не желаю ни при каких обстоятельствах.

- Это ваше дело, что вы там знаете, - пожимаю плечами, отводя взгляд от лица Алексея.

- И всё же... Я прошу о немногом.

- О чём именно? Раздвинуть перед вами ноги потому, что вы мой босс и можете отдавать мне указания?

- Было бы неплохо, но нет, - ухмыляясь, отвечает Казанский. После чего во мгновение ока становится серьёзным, но следующие слова, которые произносит, больше похожи на шутку: - Дай мне несколько дней, не отказывайся от того, чтобы я за тобой поухаживал. И ты поймёшь, что ты для меня особенная.

Наверное, будь я не настолько здравомыслящей - что рядом с Алексеем регулярно ставится под сомнение - я бы тут же согласилась. Слышать такое от Казанского - это что-то запредельное по ощущениям, вот только я знаю, что правды в этом признании ровно столько же, сколько в моём скором обретении звучной фамилии Тупикина. Но наряду с желанием запрокинуть голову и расхохотаться, во мне просыпается ещё и чисто женское любопытство. Интересно, что именно Казанский собирается делать, чтобы у меня возникло ощущение вот этой исключительности? И сколько женщин до меня считали себя таковыми для Алексея? И где вообще сейчас эти «особенные женщины босса»?

- Ну я же сказала, что не одинока...

- Вера...

- Ну, что? - не удержавшись от улыбки, уточняю я. - Вы же не будете спорить с тем, что у меня есть все основания считать, что наши отношения в прошлом не задались.

- He буду. Зато они прекрасно задались в настоящем. И я помню, что в ту ночь ты пошла в мою постель в точности зная, с кем ты туда идёшь. И делаю вывод что я не так уж тебе неприятен.

Вздыхаю, потому что эту карту мне не побить. И не внушить Казанскому, который вбил себе в голову желание попробовать завоевать меня - хотя, я бы сказала «соблазнить», - что будет лучше, если всё останется так, как есть.

-Алексей Николаевич, у вас есть ровно три вечера на ваш выбор, на которые я составлю вам компанию. Но у меня несколько условий.

- Озвучивай.

- Если это будут какие-то мероприятия, на которые вы меня пригласите, то я хочу, чтобы они были приличными.

- Например, опера, театр?

- Например, да.

- Готовлю лучший свой фрак.

- Но подойдёт и кино, - не в силах оставаться серьёзной и дальше, улыбаюсь я.

- Понял. Кино и унылый фильм.

- Чтобы я уснула? Ну, нет. Приличное не равно унылое.

- И это понял. Ещё условия?

-Да. Никаких агрессивностей в мою сторону. Под ними понимаю попытку сделать то, чего я делать не пожелаю.

- Хорошо, мохито пить давать не буду. А то после него мне было не совсем ясно, кто в чью сторону агрессивности проявлял.

- Это единичный случай!

- Ясно, значит, Тупикину так не везло.

Он откровенно надо мной потешается, но делает это настолько беззлобно, не как во время прошлых наших пикировок, что я не могу ни злиться, ни испытывать желание отвечать тем же.

- Всё, что у нас происходит с Пашей, происходит только у нас с Пашей. И никому до этого дела быть не должно. Это моё третье условие. Вы не касаетесь этой темы. Вообще. Ни со мной, ни с ним, ни с другими.

- Может, хочешь оформить это в договор?

- Что именно? Мои условия?

- Ну, да.

Теперь в тоне Казанского звучат ещё и предупредительные нотки, что во мне вызывает только желание закончить весь этот цирк, начатый с лёгкой руки Алексея, встать и всё же вернуться на работу. Но почему-то я этого не делаю. Пожимаю плечами, достаю из сумочки ручку, беру салфетку со стола и быстро пишу убористым почерком всё, что только что озвучила и на что согласился Казанский.

- Подпишите, великий государь, - протягиваю ему салфетку. А он смотрит на меня то ли с весельем, то ли с насмешкой в тёмных глазах. И это непонимание, что именно испытывает Алексей, в который раз выбивает у меня почву из-под ног.

- Хорошо, - всё же сдаётся он, забирает ручку и быстро ставит на салфетке размашистую подпись. - Когда буду уходить с должности генерального директора, обязательно порекомендую тебя на это место. Твои умения запудрить мозг и вытребовать для себя любые условия будут на пользу компании. А теперь если ты закончила, пойдём.

Я кладу салфетку в сумку в противовес желанию скомкать её и выбросить в мусорное ведро. Счёт в нашей игре - десять-один в пользу Казанского, но у меня впереди ещё много шансов сравнять его. Впрочем, пока не знаю, так ли буду удовлетворена победой, как мне того хотелось бы.

Вернувшись домой в тот вечер, я занимаюсь тем, что начинаю вспоминать, какими были наши отношения с Казанским в той, другой жизни. Как будто мне нужен повод, чтобы отрезвиться, сбросить с глаз ту пелену, которая встала перед ними стоило Алексею проявить ко мне интерес. Под ноги попадается коробка с лежащими в ней дневниками. Никогда не верила в провидение, но когда в первом же выуженном блокноте обнаружила записи, касающиеся самого начала моей годичной эпопеи с диетами, засомневалась в том, что была права в своём неверии.

«... хочется плакать. Даже не плакать - рыдать, но я держусь. Верю, что когда-нибудь станет легче.

Сегодня я на моно-экспресс-диете. Каждый день - только один продукт. Вчера были яблоки, сегодня - только кефир. Сбросила полкилограмма задень, и подозреваю, что это были нервы. Наверное, я всё же не выдержу... как представлю завтрашний день на пустом рисе без соли, слёзы так и катятся...»