Я повернулась, как будто собралась уходить, хотя делать это совершенно не собиралась! Просто он слишком далеко зашел в своих оскорблениях.

Он перегнулся через стол.

«Госпожа, – очень тихо, почти умоляюще заговорил он, – простите мои резкие слова. Вы – настоящий парадокс. У вас эксцентрично подведено лицо, и, кажется, губная помада наложена неправильно. Она попала вам на зубы. У вас не напудрены руки. Вы надели три шелковые туники, и все они просвечивают! Ваши волосы лежат на плечах в двух косах, как у варваров, они осыпают вас дождем золотых и серебряных шпилек. Взгляните, вот они падают. Госпожа, вы поранитесь об эти шпильки. Ваша накидка, больше подходящая для вечера, упала на землю. Ваши оборки волочатся по грязи… – Не сбиваясь с ритма речи, он проворно опустил руку и поднял паллу, не замедлив встать и предложить ее мне, обошел стол, волоча ногу, и положил паллу мне на плечи. – Вы говорите с удивительной скоростью, поразительно насмешливо, – продолжал он, – но за поясом у вас огромный кинжал. Его нужно прятать на локте под накидкой. А кошель! Вы доставали золото, чтобы расплатиться за девушек. Он так велик, что привлекает к себе внимание. И руки… Руки у вас прекрасные, изящные, как ваша латынь и ваш греческий, но они запачканы грязью, как будто вы копались в земле».

Я улыбнулась. Слезы мои моментально высохли.

«Ты очень наблюдателен, – весело сказала я, совершенно им очарованная. – Почему мне пришлось задеть тебя так глубоко, чтобы добраться до твоей души? Почему нам просто не открыться друг другу? Мне нужен хороший управляющий, страж, умеющий обращаться с оружием, чтобы вести дом и защищать его, так как я живу одна. Что, через шелк действительно все видно?»

Он кивнул.

«Ну, теперь, когда накидка у вас на плечах, она скрывает… кинжал… и пояс…»

Он покраснел. Потом, когда я улыбнулась ему, стараясь обрести спокойствие и побороть всеобъемлющую темноту, способную начисто лишить меня самообладания и веры в мою цель, он продолжил:

«Госпожа, мы учимся скрывать свою душу, потому что нас предают. Но вам бы я свою душу доверил! Если бы вы только переосмыслили свое суждение! Я смогу вас защитить, я смогу вести ваш дом. Я ваших девочек не побеспокою. Но обратите внимание, несмотря на мою службу при Иллирикуме, у меня только одна нога. Я вернулся домой после трех лет постоянных сражений и потерял ее из-за кабана, потому что плохо закаленное копье сломалось, когда я метнул его в зверя».

«Как тебя зовут?» – спросила я. «Флавий», – ответил он. Римское имя. «Флавий», – повторила я.

«Госпожа, палла опять соскальзывает у вас с головы. А эти шпильки, они острые, они везде, вы поранитесь».

«Ничего страшного», – сказала я, но позволила ему как следует себя задрапировать, как будто он – Пигмалион, а я – его Галатея. Он старался действовать кончиками пальцев. Какая разница – накидка уже испачкалась.

«Те девушки, – сказала я, – которых ты видел… Они и есть все мое хозяйство, вот уже целых полчаса. Ты должен быть им любящим хозяином. Но если ты пожелаешь лечь под моей крышей в постель к какой-нибудь женщине, советую тебе выбрать мою постель. Я из плоти и крови!»

Он кивнул, не зная, что и сказать. Я вытащила кошель и достала сумму, которую готова была заплатить, – разумную, по римским понятиям, сумму, ибо в Риме рабы всегда хвастались тем, как дорого они стоили. Я выложила деньги, не обращая внимания на чеканку, только примерно догадываясь об их истинной ценности.

Раб уставился на меня с возрастающим восхищением, потом бросил взгляд на торговца.

Скользкий, безжалостный работорговец раздулся как жаба и заявил, что этот весьма достойный греческий ученый пойдет с аукциона по высокой цене. Им уже интересовались несколько богатых людей. Через час сюда придет целый школьный класс, чтобы расспросить его. Римские офицеры присылали для осмотра своих управляющих.

«Сил моих больше нет!» – простонала я и снова полезла в кошель.

Мой новый раб Флавий сразу же мягко протянул руку, чтобы остановить меня.

Он окинул торговца взглядом, полным бесстрашного презрения.

«За одноногого! – процедил Флавий сквозь зубы. – Ах ты, вор! Ты столько берешь с моей госпожи? И где? Здесь, в Антиохии, где рабы водятся в таком изобилии, что их везут в Рим на кораблях, потому что иначе нельзя сократить расходы!»

Это произвело на меня впечатление. Все прошло так хорошо. Темнота отхлынула от меня, и на миг мне показалось, что солнечное тепло исполнено глубокого смысла.

«Ты хитришь с моей госпожой, и ты знаешь это! Ты – отбросы земли! – продолжал он. – Госпожа, станем ли мы еще делать покупки у этого подлеца? Мой совет – никогда!»

Работорговец расплылся в бессмысленной улыбке, в чудовищной гримасе трусости и глупости, поклонился и вернул мне треть суммы.

Я с трудом удержалась от нового взрыва смеха. Пришлось еще раз поднять с земли накидку. Флавий подал ее мне. На сей раз я завязала ее спереди, как полагается.

Я посмотрела на вернувшееся ко мне золото, сгребла его, передала Флавию, и мы пошли прочь.

Когда мы влились в густую толпу в центре Форума, я все-таки посмеялась от души над всей этой историй.

«Что ж, Флавий, ты уже меня защищаешь, экономишь мои деньги, даешь отличные советы. Если бы в Риме было больше таких, как ты, мир стал бы лучше».

Он задыхался от переполнявших его чувств и не мог говорить. Лишь с трудом прошептал:

«Госпожа, я навеки вверяю вам свое тело и душу».

Я поднялась на цыпочки и поцеловала его в щеку. До меня дошло, как бесчестила его нагота, как заставляла мучиться от стыда грязная набедренная повязка, а он сносил это без слова протеста.

«Держи, – сказала я, вручая ему деньги. – Отведи девушек домой, приставь к работе, а потом отправляйся в бани. Вымойся. Вымойся как римлянин. Найди себе мальчика, если хочешь. Или двух мальчиков. Потом купи себе красивую одежду, только смотри – не одежду для раба, а такую, какую ты купил бы для богатого молодого римского господина!»

«Госпожа, прошу вас, спрячьте кошель! – прошептал он, принимая монеты. – А как зовут мою хозяйку? Что мне отвечать, если спросят, кому я принадлежу?»

«Пандоре Афинской, – сказала я. – Однако тебе придется просветить меня относительно текущего положения дел в моем родном городе, так как я никогда там не была. Но греческое имя сослужит мне хорошую службу. Смотри, девушки на нас глазеют!»

На нас многие глазели. Ах, красный шелк! А Флавий был таким потрясающим мужчиной!

Я еще раз поцеловала его и с дальним прицелом, будучи настоящей дьяволицей, прошептала:

«Флавий, ты мне нужен».

Он посмотрел на меня с благоговением.

«Госпожа, я принадлежу вам навеки», – прошептал он.

«Ты уверен, что у тебя не получится в постели?»

«О, поверьте мне, я пробовал!» – признался он и снова покраснел.

Я сжала руку в кулак и ткнула им в мускулистую руку.

«Отлично».

По моему знаку девушки встали. Они поняли, что я посылаю его за ними. Я отдала ему ключ, объяснила, где расположен дом, описала приметы ворот и старый бронзовый фонтан со львом прямо за воротами.

«А вы, госпожа? – спросил он. – Вы пойдете в толпе без сопровождения? Госпожа, у вас огромный кошель! Он полон золота».

«Подожди, и увидишь, сколько золота в доме, – сказала я. – Распорядись, чтобы никто, кроме тебя, не смел открывать сундуки, и спрячь их в подходящих местах. Замени всю мебель, которую я разбила в своем… в своем уединении. В комнатах наверху много всяких вещей».

«Золото в доме?! – Он встревожился. – Сундуки золота?!»

«Ты за меня не беспокойся, – сказала я. – Я знаю, где искать помощи. А если ты меня предашь, если ты похитишь мое наследство, а по возвращении я найду дом в руинах, то, полагаю, это будет заслуженно. Прикрой сундуки с золотом коврами. Там целые кипы персидских ковриков. Загляни наверх. И позаботься о святилище!»

«Я сделаю все, что вы просите, и не только это».

«Так я и думала. Тот, кто не умеет врать, не сумеет и украсть. Ладно, здесь невыносимо жарко. Иди к девушкам. Они тебя ждут».