Вторая особенность языка животных состоит в том, что они пользуются им не преднамеренно. Сигналы у них возникают под воздействием эмоционального состояния, служат его выражением и специально не предназначаются соплеменникам. Инкубаторный петух, никогда не видевший кур, гуляя в полном одиночестве, немедленно не проглотит найденного им аппетитного червяка, а сначала издаст ритуальные звуки, являющиеся для нормально живущих кур привычным призывом к завтраку. Животных нельзя заставить не пользоваться своим языком. Учиться воспринимать язык им тоже не приходится. Ответные реакции носят такой же врожденный характер, как и вызывающие их сигналы. В этом отношении животные напоминают работающие механизмы. Характерный звук тормозящей автомашины не предназначен специально для передачи информации, но оповещает нас об усложнении дорожной ситуации на проезжей части улицы. Правда, наши реакции на подобные сигналы отнюдь не врожденные. Нам приходится учиться ими пользоваться.
Характерная черта человеческой речи заключается в том, что она употребляется для взаимной, обоюдной коммуникации. Годовалый ребенок, еще не умеющий говорить, тем не менее реагирует на обращенные к нему слова матери и тем самым определяет характер ее последующих высказываний. Настоящая особенность речевой коммуникации еще отчетливее проявляется при общении взрослых. Каждая очередная фраза беседующих находится в известной зависимости от предшествующей реплики других участников беседы. Даже если наш собеседник замолчал, не желая продолжать начатый разговор, мы воспринимаем подобную реакцию как своеобразный ответ и реагируем на него соответствующим образом.
Общение животных носит иной характер. У них коммуникация однонаправленная и никак не корректируется ответной реакцией партнеров по стае. Диалоги между высшими животными хотя и возможны, но происходят редко. То, что мы иногда воспринимаем как диалог, в действительности чаще всего представляет собой два самостоятельных монолога, произносимых одновременно.
Есть еще одна отличительная черта человеческой речи. Знаки-слова нашего языка имеют четкий дискретный характер и однозначны, тогда как между сигналами животных нет четких границ, а их значение зависит от ситуации, в которой они воспроизведены. Поэтому так трудно точно подсчитать количество «слов» в языке животных и так сложно понять их значение.
Мы пока плохо знаем, что «говорят» друг другу животные. Например, у зеленых макак описано 36 различных звуков. Из них 23 расшифрованы. Среди них группа сигналов, означающих «воздушную тревогу», звуки, предназначенные для предупреждения об опасности во время пребывания на земле, и даже отдельный сигнал «змеиной тревоги».
У шимпанзе описано свыше 60 различных поз, жестов и звуков, используемых в качестве коммуникационных сигналов. Из них 20 применяются для выражения дружеских чувств, 11 предупреждают об агрессивных намерениях, 9 служат для того, чтобы умилостивить агрессора, и 9 сигналов используются детенышами во время игры. Значение остальных пока не совсем ясно.
Для животных 60 сигналов не предел. Как утверждает английский ветеринар Джон Айстер, звуковой язык лошадей содержит более 100 «слов». Лошади понимают переданные им сообщения даже в далекой от совершенства магнитофонной записи.
Большинство животных способны усвоить значение сигналов других животных. Это всегда важно. Например, от глазастых внимательных птиц, которым «сверху видно все», можно узнать о приближении опасности, о наличии крупных запасов пищи. Существуют даже общеупотребительные языки, вроде эсперанто, используемого в человеческом обществе. В лесу таким «эсперанто» служит язык ворон и сорок. Сигналы опасности этих птиц понимают все обитатели леса. Жителям морских побережий знаком язык бакланов. Услышав их тревожный крик, тюлени немедленно уходят в воду. Африканским четвероногим падальщикам о наличии пищи сообщают грифы. Когда они кончают выписывать в безоблачном небе широкие круги и все вместе спешно устремляются в одну точку, гиены знают, что в саванне обнаружен труп.
Среди животных есть особенно способные «лингвисты». Шимпанзе прекрасно понимают сигналы павианов, предупреждающие об опасности, знают сигналы тревоги многих антилоп и птиц, улавливают степень опасности и догадываются о месте, откуда она исходит.
Способность усваивать значение сигналов других животных – это, так сказать, пассивное знание языка. В гораздо меньшей степени животные способны активно овладевать чужой речью, воспроизводить заимствованные «слова» или самостоятельно создавать новые и употреблять их в качестве сигналов. Такие таланты обнаружены только у самых развитых существ – обезьян, слонов, собак, лошадей, медведей, свиней и, конечно, у птиц – пересмешников и попугаев.
У павианов сигналом угрозы является зевота. Эта врожденная реакция, как и у человека, предназначена для устранения кислородного голодания. Однако когда пасть обезьяны буквально раздирает зевота, становятся видны все ее весьма внушительные зубы. Они способны нагнать страх на кого угодно. Умные обезьяны не могут не заметить, что пугают своих товарищей по стаду, и начинают применять этот прием сознательно. В результате разверзнутая в зевоте пасть превратилась в сигнал агрессии и широко используется павианами.
В песне черной каменки встречается до 30 заимствований из песен других видов птиц. Некоторым птицам, например, синице и щеглу, подражают все самцы черной каменки. Голоса воронов, соколов, куликов, удодов встречаются лишь у части пересмешников.
Некоторые имитаторы способны вплетать в свою песнь любые звуки, в том числе умудряются копировать даже слова человеческой речи. К числу наиболее способных относятся скворцы, майны, вороны, в?ороны, галки и сойки. Изредка лингвистические дарования обнаруживаются и у других птиц. Об одном из уникумов – черноголовой славке с Канарских островов – рассказал А. Брем. Птичка принадлежала монахине, которая, задавая ей по утрам корм, обычно приговаривала: «Моя милая деточка». Славка скоро запомнила эти слова и повторяла их громко и четко. В Ленинграде широкую известность приобрел говорящий кенар Пинчи. В девятимесячном возрасте он воспроизводил длинную тираду, которую скорее напевал, чем произносил, высоким голосом, но все слова звучали вполне отчетливо. Придя в хорошее настроение, он многократно повторял: «Пинчи, Пинчи! Брики, Брики! Вот какие маленькие птички, миленькие птички, чудненькие птички! Вот какие прелести!»
Наиболее одаренные имитаторы – попугаи. Их способность копировать слова человеческой речи в свое время вызвала смятение в рядах католической церкви. Она одарила их своим особым вниманием и нарекла попугаями. В переводе с итальянского это слово означает – папский петух.
Попугаи пользуются всеобщей любовью. Нет, видимо, ни одного зверинца, где не держали бы этих пестрых и шумных птиц. Утром, перед открытием Берлинского зоопарка, служители рассаживают попугаев по его аллеям. Во многих странах их не запирают в клетки, а держат, как дворовых собак, на привязи. Крепкая цепочка (клюв попугая – инструмент серьезный), надетая на лапку, не мешает совершать прогулки по жердочке, но создает у посетителей иллюзию, что пернатые красавцы на свободе.
В зоопарке около попугаев целый день толпятся дети. Многие пытаются завязать знакомство покороче, и сколько восторга у малышей, если птица соблаговолит вступить в диалог. С особенно способными попугаями беседа может быть достаточно содержательной. Словарный запас талантливого пернатого лингвиста не мал – 500–600 слов, и хотя птицы чаще используют короткие фразы, некоторые из них могут состоять из 10–15 слов. С таким болтливым попугаем можно всласть поговорить, и беседа будет вполне осмысленной.
Сентиментальные любители животных, поселяющие у себя дома четвероногих или пернатых друзей, обычно склонны наделять своих любимцев – кошек, собак, попугаев – интеллектом и способностью понимать человеческую речь. Разубедить хозяев «умных» животных обычно не удается. Между тем, конечно, не только собакам, но и умнейшим обезьянам в умственном отношении далеко до человека, а попугай-полиглот, бойко выдающий свой обширный репертуар, не понимает значения ни одного слова.
