- Аа… Ну, это просто… Вы только не подумайте, что я тоже беспо- коюсь за вашу жену. Если бы вы видели, как она на двести шагов…

- Я видел, - сказал Турнен.

- И я тоже видел. Поэтому я нисколько за нее не беспокоюсь.

Он замолчал. Турнен подождал немного и спросил:

- Все?

- Что - все?

- Больше вы ничего мне не скажете?

- Нничего.

- Тогда пойдемте завтракать, - сказал Турнен, поднимаясь.

Леонид Андреевич тоже поднялся и запрыгал на одной ноге, натягивая шлепанец.

- Ох, - сказал Турнен. - Да отойдите же вы от края!

- Уже все, - сказал Леонид Андреевич, притопывая. - Сейчас отойду.

Он последний раз посмотрел на лес, на плоские пористые пласты его у самого горизонта, на его застывшее грозовое кипение, на липкую паутину тумана в тени утеса.

- Хотите бросить камушек? - сказал он, не оборачиваясь.

- Что?

- Бросьте туда камушек.

- Зачем?

- Я хочу посмотреть.

Турнен открыл рот, но ничего не сказал. Он подобрал камень и, размах- нувшись, швырнул его в пропасть. Потом он поглядел на Горбовского.

- Я еще мог бы напомнить вам, - сказал Леонид Андреевич, - что с нею Вадим Сартаков, а это самый опытный егерь на базе.

Турнен все смотрел на него.

- А ищейку настраивал сам Поль, а это значит…

- Все это я помню, - сказал Турнен. - Я спрашивал вас совсем не об этом.

- Правда? - сказал Горбовский. - Значит, я вас неправильно понял.

x x x Алик Кутнов пил томатный сок, держа стакан двумя толстыми красными пальцами. На месте Риты почемуто расположился тот молодой человек с громким голосом, что прибыл вчера на спортивном корабле, и Турнен сидел, нахохлившись, не поднимая глаз от своей тарелки, и резал на тарелке ку- сочек сухого хлеба - пополам и еще раз пополам, и еще раз пополам…

- Или, например, Ларни, - сказал Алик, взбалтывая стакан сока. - Он видел треугольный пруд, в котором купались русалки.

- Русалки! - сказал новичок с восторгом. - Превосходно!

- Дада, самые обыкновенные русалки. Вы не смейтесь, Марио. Я же вам говорю, что наш лес немножечко не похож на ваши сады. Русалки были зеле- ные и необычайно красивые, они плескались в воде… Только у Ларни не было времени ими заниматься, у него истекал срок биоблокады, но он гово- рит, что запомнил их смех на всю жизнь. Он говорит, что это было как громкий комариный звон.

- А может быть, это и был комариный звон? - предположил Марио.

- У нас все может быть, - сказал Алик.

- И может быть биоблокада к тому времени у него уже ослабела?

- Может быть, - охотно согласился Алик. - Он вернулся совсем больной. Но вот, скажем, скачущие деревья я видел сам и неоднократно. Это выгля- дит так. Огромное дерево срывается с места и перепрыгивает шагов на двадцать.

- И не падает при этом?

- Один раз упало, но сейчас же поднялось, - сказал Алик.

- Великолепно! Вы просто прелесть! Ну а зачем же они скачут?

- Этого, к сожалению, никто не знает. О деревьях в нашем лесу вообще мало что известно. Одни деревья скачут, другие деревья плюют едким соком пополам с семенами, третьи еще чтонибудь… Вот в километре от Базы есть, например, такое дерево. Я, например, остаюсь возле него, а вы отп- равляетесь точно на восток и в трех километрах трехстах семидесяти двух метрах находите второе такое же дерево. И вот когда я режу ножом свое дерево, ваше дерево вздрагивает и начинает топорщиться. Вот так. - Алик показал руками, как топорщится дерево.

- Понимаю! - воскликнул Марио. - Они растут из одного корня.

- Нет, - сказал Алик, - просто они чувствуют друг друга на расстоя- нии. Фитотелепатия. Слыхали?

- А как же, - сказал Марио.

- Да, - сказал Алик лениво, - кто об этом не слыхал… Но вот чего вы, наверное, не слыхали, так это что в лесу есть еще люди кроме нас. Их видел Курода. Он искал Сидорова и видел, как они прошли в тумане. Ма- ленькие и чешуйчатые, как ящеры.

- У него тоже кончалась биоблокада?

- Нет, просто он любит приврать. Не то что я, скажем, или вы. Правда, Тойво?

- Нет, - сказал Турнен, не поднимая глаз. - Вранья вообще не бывает. Все, что выдумано - возможно.

- В том числе и русалки? - спросил Марио. Видимо, он подумал, что его мрачный сосед тоже наконец решил пошутить.

Турнен посмотрел на него. По лицу его было видно, что шутить он не собирается.

- Я их вижу, - сказал он. - И треугольный пруд. И туман, и зеленую луну. Все это я вижу так отчетливо, что могу описать во всех подробнос- тях. Для меня это и есть критерий реальности, и он не хуже любого друго- го.

Марио неуверенно улыбнулся. Он все еще надеялся, что Турнен шутит.

- Превосходная мысль, - сказал он. - Отныне нам не нужны лаборатории. Субэлектронные структуры? Я вижу их. Могу описать, если хотите. Они так и переливаются. И треугольнозеленые.

- Мне лаборатории не нужны уже давно, - произнес Турнен. - Они, помоему, вообще никому не нужны. Вряд ли они помогут вам представить субэлектронные структуры.

Лицо Марио утратило готовность к веселью. Обнаружилось, что глаза у него совсем не детские.

- Я - физик, - сказал он. - Я легко представляю себе субэлектронные структуры без фигур и цветов.

- И что же дальше? - сказал Турнен. - Ведь я тоже могу представить себе эти структуры. И еще многое такое, для чего вы пока не придумали закорючек, значков и греческих букв.

- Ваши представления, может быть, и годятся для вашего личного упот- ребления, но беда в том, что на них далеко не уедешь.

- На представлениях давно уже никто не ездит. Не вижу, чем мои предс- тавления хуже ваших.

- На представлениях физики вы приехали сюда и уедете отсюда, а ваши представления годятся только для застольных парадоксов.

- Я мог бы вам напомнить, что идея деритринитации возникла тоже из застольного парадокса. Да и все идеи возникли из застольных парадоксов. Все фундаментальные идеи выдумываются, и вы это прекрасно знаете. Они не висят на концах логических цепочек. Но дело ведь даже не в этом. Что дальше? Ну не смог бы я прилететь сюда. И что? Ведь я не увидел здесь ничего такого, чего не мог бы представить себе, сидя дома.

Леонид Андреевич не стал слушать, что там отвечает физик. Он посмот- рел на Алика. Инженерводитель тосковал. Просто встать и уйти ему, на- верное, было неловко, наверное, он боялся, что это будет выглядеть де- монстративно. Спор же ему был до одурения скучен. Сначала он порывался встрянуть и направить беседу в другое русло и даже сказал: «Между про- чим, в прошлом году…» Потом съел кусочек маринованной миноги. Потом сотворил из салфетки кораблик. Потом с надеждой взглянул на часы, но нужное ему время еще, повидимому, не приспело. И не то, чтобы спор ему был непонятен, он слышал тысячи таких споров - и когда сидел, обливаясь потом, за рулем вездехода, идущего через заросли, и здесь в столовой, и в мастерских Базы, и даже на танцевальной веранде. Просто все это было ему бесконечно чуждо. Он любил конкретности своего времени: ощущение микронных зазоров на кончиках пальцев, спокойный и правильный гул могу- чих двигателей, блеск приборов в качающейся кабине. И он всю жизнь с кротким недоумением следил, как эти конкретности теряют смысл на Земле, оттесняются на периферию Большой Жизни, уходят на далекие планеты, и он отступал и уходил вместе с ними, любя их попрежнему, но постепенно те- ряя уверенность в их (и своей) нужности, потому что, если на этих диких мирах и нельзя обойтись без его искусства и его вездеходов, то люди, ка- жется намереваются обойтись без самих этих миров. Таких, как инженерво- дитель Алик Кутнов, было много, гарнизоны инопланетных баз комплектова- лись в основном из них. Это были очень способные люди (неспособных людей вообще не бывает), но области приложения их способностей неумолимо ухо- дили в прошлое, и большинству Аликов еще предстояло понять это и искать выход.

- Вы безобразно самоуверенны, - говорил Турнен. - Вы воображаете, что оседлали наконец историю человечества. Но вы никак не можете понять, что не нужны никому, кроме самих себя, и не нужны уже давно…