В камбузе повар ворчал на Зину, назначенную ему в помощницы вместо камбузника, которого забрали на выгрузку. Дядя Миша втихомолку готовил для лучшей бригады торт. А Зина разболтала: да какой это чудесный торт, да какая премия, да какая надпись из крема… Она даже показывала торт Яшке и немного повредила художественную отделку. Кроме того, дядя Миша сам спешил на выгрузку.

Всё на пароходе вдруг преобразилось. На ходу жизнь протекала спокойно, по вахтам, по привычному распорядку дня. Прежде только собаки нарушали тишину да хлопали ружейные выстрелы по зверю. А здесь всё ожило. Грохотали лебедки[40], стучали подъемы груза, и люди разговаривали громко, иногда кричали, иначе не слышно было.

В этом оживлении больше всего удивлял Яшку капитан. Как Александр Петрович поспевал всюду? Как он помнил, что и где находится, что кому нужно? Но, главное, он поспевал всюду. Чуть где заминка — Александр Петрович тут как тут и объясняет, как надо поправить, наладить. При этом Яшка не заметил, чтобы капитан суетился, спешил или подгонял других. С виду Александр Петрович нисколько не изменился. Дивно!

Сам Яшка считался при старшем помощнике, выполнял разные поручения: то передавал приказания, то спускал в трюм чайник с водой для питья. Но чаще всего Яшку просили сбегать и прочесть, что нового написано на доске. Это очень волновало каждого.

А когда на доске появилось (Яшка видел, как Александр Петрович писал сам. Надо же, всё успевал!):

тогда машинисты и кочегары устроили на пять минут перерыв и обсудили эту новость.

— С моей точки зрения, — заявил Томушкин, — такое явление вполне закономерно. Они матросы, палубная, команда, следовательно, работают по специальности. А наша стихия — машины, механизмы…

— Стоп травить[41]! — сердито перебил его Петров. — В катере вы копаетесь, ну и… вообще. Будешь в катере копаться, — переведу в камбуз вместо Зины. Она просилась в нашу бригаду.

После этакого предупреждения бригадира комсомольцы машинного звена отошли на минутку в угол трюма и стали там шептаться.

Вася громко запротестовал, но его окружили и сказали ему что-то весьма серьезное.

Работать было очень трудно, особенно в катере. Он подпрыгивал на волнах, высоко вскидывал корму и старался отбросить ее от борта парохода или норовил удариться в борт. Мешкать здесь не приходилось. Сверху спускались тяжелые кипы груза: бревна, доски, дрова, мешки с продовольствием. Их надо было аккуратно уложить на днище катера. А катер раскачивался и куда-то проваливался.

После перерыва Вася работал на удивление всем. Он успевал отталкивать от парохода корму катера, чтобы она не ударялась о железную громаду, а когда катер падал с гребня волны на подошву, — Вася кричал наверх:

— Майна[42]!

И груз быстро опускался следом за катером, мягко и безошибочно укладываясь на свое место.

— Вира[43]! Шевели конечностями!.. — снова кричал Вася.

Из боцманской бригады несколько раз специально прибегали смотреть на работу кочегаров в катере.

К исходу восьмого часа на доске появилась новая запись: машинная бригада обогнала матросов, выгрузив на семь тонн больше. Ну, и радовались же машинисты с кочегарами!

Яшку вызвал к себе старпом.

— Поедешь на катере вот с этим пакетом, — сказал Борис Владимирович, — и сдашь его на острове доктору. Обязательно привезешь расписку, да не мешкай.

— Есть привезти расписку!

Пакет оказался легким. Яшка, не задерживаясь ни на секунду, перебрался с пакетом в катер и с нетерпением ждал отхода. Боялся, как бы Борис Владимирович не передумал и не вернул.

Наконец застучал мотор. Тяжело взбираясь на волну, груженый катер отошел от «Большевика».

Шли недолго. Высадились на прибрежных камнях и по ним перебрались на берег. Голый берег — ни кустика на нем, ни травинки. И в воде ничего не росло. Только гладкие отполированные камни валялись всюду.

Так же, как на пароходе, здесь работали люди сосредоточенно, дружно. Это были зимовщики. Одни разгружали катер, другие оттаскивали привезенный груз подальше от воды.

— Доктора мне надо, — спросил Яшка у встречавших катер.

— Там! — неопределенно махнул зимовщик куда-то вглубь острова.

Яшка побежал по тропинке и увидел спешившую ему навстречу девушку. Они встретились.

— Здравствуй! — приветливо сказала девушка.

— К доктору мне надо. — Яшка снисходительно протянул ей руку.

— Я — доктор.

Яшка попятился от нее и первым делом спрягал за спину привезенный пакет. Девушка мало была похожа на доктора. Ну-ка, такая молодая, будто школьница! Он рассматривал ее очень подозрительно. Поразили Яшку ее глаза — черные-черные, но не тусклые, а вроде блестящих окошек ночью. Одно ему не понравилось в ней: зачем на голове накручены из волос какие-то завитушки? И потом туфли — к ним были приколочены деревяшки, похожие, на длинные тонкие ручки от пилы…

Девушка тоже с любопытством рассматривала маленького мореплавателя. Волосы яшкины растрепало ветром, а на лице брызги от волн причудливо перемешались с веснушками. Осанка у мальчика была, как у заправского моряка. Стоял он, чуть расставив ноги, и глядел на девушку серьезно, упрямо, а руку пожал крепко, по-мужски.

— Честное слово, я доктор, — смеясь повторила девушка. — Что тебе?

— Настоящий доктор?

— Настоящий, могу лечить больных, только у нас на острове никто не хочет хворать.

— А если живот болит, — что делают? — вдруг спросил Яшка, уверенный, что таким хитрым и неожиданным вопросом уличит самозванного доктора на месте.

— Касторку принять. Надо? У тебя болит живот?

— Чего? — Яшка нахмурился. Он не собирался шутить с девчонкой, которая бегает по острову в ту пору, когда все работают. — Где помещение? Расписку мне получить надо.

Девушка тряхнула головой, и одна завитушка в ее волосах раскрутилась.

— А кто ты такой, как тебя зовут?

— Яков Иванович.

— А меня зовут Тамарой Николаевной.

— Ладно, куда идти?

— Догоняй!

Она побежала удивительно легко, и еще не известно, как угнался бы за ней Яшка. Поэтому он не торопясь зашагал следом.

Она вернулась.

— В самом деле, у тебя болит что-нибудь, да?

Яшке надоел такой разговор. Вот уж девчонка так девчонка и есть.

— Почему не работаете? — спросил он строго.

— Я во вторую смену буду работать, — девушка поравнялась с Яшкой и пошла рядом. — А пока выполняю разные поручения — вроде рассыльного.

Яшка покосился на нее. Интересно, что она навыполняет, да еще на таких каблуках. И вообще — кто разрешил ей приехать сюда, на арктический остров? Яшка никак не мог успокоиться. Рассыльный!! Выходило, что сам он выполнял такую же работу, как девчонка.

Они дошли до большого жилого дома.

И дом стоял один-единственный, как остров, одинокий. Низкий, он будто прижался к каменному острову, чтобы его ветром не опрокинуло в море. Восемь больших окон, а в каждом по шестнадцать стекол. На крыше торчали железные трубы. Углы у дома гладко зашиты досками.

В комнате, куда ввела Тамара Николаевна Яшку, пахло лекарствами, а в углу на столике стояли такие же блестящие коробки для бинтов, как в каюте доктора Виктора Петровича.

— Это наш лазарет, — докторша обвела рукой комнату, — и я живу здесь. Садись; чаю с конфетами хочешь?

Яшка промолчал, положил на угол табурета сверток, а на другой угол присел.

— Для лекарств это? — показал он на коллекцию бутылочек, выстроенных под зеркалом.