— А мне можно так поиграть с вами? — улыбнулся дядя Миша. — Занятная игра.

— Ну вас! — рассердился Яшка, растирая лоб.

Зина часто-часто моргала глазами.

— Кочегары это, — пожаловалась она, — набили посуды, а капитан сейчас придет. Кто будет отчитываться? Мне же и попадет.

— Что верно, то верно, — посочувствовал повар и нагнулся за черепком, катившимся ему под ноги, но не поймал его. — Уж эти кочегары!

Ворча, дядя Миша полез под стол искать исчезнувший там осколок.

— Простите, как это понимать? — спросил появившийся в дверях Вася Томушкин. — Это выпад против нас, кочегаров?

Зина, увидев Васю, поднялась, забрала у Яшки швабру и с видом, не обещавшим ничего хорошего, направилась к маленькому кочегару.

— Ах, как понимать?! А кто ночью ел? — Швабра в ее руках выглядела очень грозно.

— Простите, гражданка, — Томушкин быстро оглянулся: куда, в случае чего, отступать? — я не привык к такому обращению. У меня характер деликатный. Какие тарелки вы имеете в виду? И потом, простите, Зиночка, но кто учил вас так собирать черепки во время качки при курсе бакштаг[39]? Где они могут находиться? Как известно, здесь внизу, вдоль борта проходят трубы парового отопления. Эти трубы, носящие название магистрали, прикрыты металлическими щитками, которые, в свою очередь, именуются кожухами…

Томушкин засунул руку за железный щиток и вдруг взвыл, тряся обожженной рукой, но сразу же, как ни в чем не бывало, он продолжал свою болтовню.

— Нисколько и не больно. А черепки всё равно так не ловят. Это средневековый, давно отживший способ…

Пока он болтал, Зина, Яшка и повар собрали все черепки.

— Нету больше, — сказал Яшка, — начисто все.

Но едва он это произнес, как на самую середину столовой неведомо откуда выкатился черепок. Все бросились за ним и, конечно, не поймали. Он откатился к Томушкину. Вася поднял и положил его в карман.

— Вот как надо ловить!

Времени было без десяти минут два. В коридоре послышался голос Александра Петровича:

— Веселей, товарищи, веселей!

Свободные от вахт люди собирались быстро, входили, рассаживались. Каждый садился в кресло или на диван; надежней, покрепче, чтобы не выбросило качкой, а те, что стояли вдоль переборки, то и дело приседали, расставляли ноги, точно занимаясь физкультурой.

Машинист Иван Матвеевич Петров, упершись животом в стол и обняв левой рукой сидящего рядом боцмана, открыл совещание.

— Нам поручен очень ответственный рейс, — начал он.

В это время пароход круто положило, и всех, кто стоял возле переборки, бросило к столу. Когда люди разместились, — кто на коленях у товарищей, кто на диване, — Иван Матвеевич продолжал:

— Без помощи ледоколов мы должны пройти в бухту Мелкую и, взяв там груз, возвратиться в Архангельск в эту же арктическую навигацию.

Иван Матвеевич говорил убежденно, решительно. Этим рейсом «Большевик» еще раз подтвердит, что плавание в Арктике возможно не на одних ледоколах, но и на пароходах.

— О том, что нам предстоит выполнить, подробно сообщит Александр Петрович, — закончил Петров.

Александр Петрович встал и, что Яшку сразу удивило, — старик ни за что не держался, он стоял на согнутых ногах и только приседал да наклонял туловище в стороны, когда пароход кренило.

— Шторм продлится три дня, — сказал капитан, — нас сорок семь человек. Мы должны выгрузить на остров Заветный триста пятьдесят тонн груза за эти три штормовых дня. Задерживаться нельзя ни на минуту. Это значит…

Третий помощник быстро произвел расчет и подсказал:

— По две тысячи четыреста восемьдесят два килограмма в день на человека, а если включить Кубаса…

— На товарища Кубаса рассчитывать нельзя. К острову, наверное, подойдет «Володарский» и заберет мальчика, — следовательно, на человека приходится две с лишним тонны за три штормовых дня.

— В два с половиной дня надо выгрузить, а не в три. Вот машинная команда хвалилась, будто они вахту за нас в тумане стояли. Ну, стояли, а теперь я предлагаю выгружать сразу из двух трюмов. Мы, палубная команда, — из одного, а они — из другого. Это я со своими хлопцами уже обсудил. Так что, пожалуйста, пускай отличаются!

— А чего ты разошелся? — накинулся на боцмана председатель судового комитета Петров. Именно накинулся, потому что пароход опять положило, и Петров всей грудью навалился на боцмана.

Страсти разгорелись. Спорили матросы с кочегарами, третий помощник доказывал что-то старшему механику, а Вася Томушкин наскакивал на всех поочередно.

Яшка впервые за всю свою жизнь был на таком совещании. Обсуждали государственное дело, а его… А он даже не шел в расчет. Опять собирались ссаживать его с парохода…

Производственное совещание длилось уже около часа. Говорили обо всем: как перегружать груз из трюмов в катера, как обходиться с грузом, чтобы не побить его и не подмочить, как обедать и ужинать, не прерывая работу, как спать. В конце концов решили работать в две смены по двенадцать часов и закончить выгрузку в два с половиной дня.

Как только собрание закрылось, Яшка шагнул было к Александру Петровичу, но тот взял под руку Зину и ушел с нею.

— Мне надо с вами посекретничать, — шепнул ей Александр Петрович. Глаза его весело блестели. Он был доволен результатами производственного совещания.

Зина вздрогнула: «Неужели начнет стыдить?»

Но Александр Петрович снова заговорил шопотом:

— Да, Зиночка, состарился ваш капитан.

Зина ждала, когда начнется самое главное.

— Александр Петрович, понимаете… — начала было оправдываться она.

— Да, да, состарился, — капитан вздохнул, — вчера, ложась спать, я не убрал со стола вазу для цветов, а барометр падал катастрофически. Вы понимаете, что это такое — ждать шторма и не позаботиться о вазе? Это старость, ста-рость! От вазы остались кусочки. Поля пришла утром убирать каюту, и я не разрешил ей. Стыдно было.

— Я после ужина уберу, Александр Петрович, — у Зины на душе стало легче.

— Пожалуйста, — капитан как-то подозрительно лукаво глянул на Зину, — у вас это отлично получается. Я видел, как вы в столовой черепки от тарелок ловили.

У Зины как будто оборвалось что-то внутри, но Александр Петрович ласково похлопал ее по плечу:

— Ну, ничего, ничего!

Ветер, не ослабевая, задул от оста, а за ним изменила свое направление волна. Пароход испытывал теперь весьма изнурительную для людей бортовую качку.

Но за островом, у места разгрузки, волнение уменьшилось.

«Большевик» подошел к острову совсем близко. Остров выглядел одиноким и унылым. Западная часть его возвышалась над морем холмом с пологими склонами, а к востоку остров снижался и, наконец, вовсе сровнялся с морем. Не будь этого холма, то острова не заметить бы, а разгуляйся волна — и вовсе смыло бы остров.

С палубы видели на берегу людей и носившихся там собак. Впрочем, почти все зимовщики выехали на катерах в море встречать долгожданный пароход.

Один катер подошел к борту «Большевика», и люди на ходу по штормтрапу перебрались с него на пароход. Другой катер шел, словно в почетном конвое. Два человека на нем держали на крыше рубки патефон и всё время поправляли спадавшую от качки мембрану. Конечно, мотор заглушал патефон, но на это не обращали внимания. Все ведь видели, что встречали с музыкой.

«Большевик» встал на якорь. Под приспущенными грузовыми стрелами уже висели катера, готовые к спуску на воду.

— Майна! По малу! — раздались первые команды.

Корабельные катера спустились за борт, а еще через несколько минут за ними последовали громадные связки досок и ящиков.

На широкой черной доске, выставленной возле входа в столовую, появилась надпись: