Школьники разошлись по домам, чтобы через пару часов встретиться снова. Теперь уже в участке. От кого о происшедшем стало известно ашдодской полиции, можно было лишь предполагать. На следующий день полиция разрешила сообщить о трупе по радио и в газетах. Официальное коммюнике было коротким: «Все учащиеся вызваны для допроса в полицию. Личность погибшего не установлена. Следствие по делу продолжается…»

У дома мне снова встретился Влад. У них с женой был отработанный до деталей, в точности повторявшийся каждый раз ритуал выезда. Влад спускался с галереи. Жена его уже сидела внизу, в машине. Он осматривался по сторонам. Потом садился в машину.

—Жируешь, командир?

Предполагалось, что тут, в Израиле, я всю дорогу барствую, кропая рецензии для «Золотой кареты» по тысяче шекелей за штуку. А полнотелый в темных очках Влад — весь в заботах о хлебе насущном…

— А чего делать? Как ты?

— Кое-что наклевывается. Теперь в Питере… Я тебе говорил.

— Квартира?

— Да… — Он как-то странно на меня посмотрел. — Кстати, тебя полиция не треплет?

— С чего бы? Я что-то не догоняю.

— Ну, «где родился, где крестился»?

— Нет!

— Потому что ты из России. А меня тягали. Я думаю, все потому, что у них нет обмена с МВД Украины.

— А чего?

— Все братву ищут.

Никто ни разу не вызвал меня, не спросил, где я работал в стране выезда. Словно всем это было до лампочки… Представляю, что было бы, если б я, бывший сотрудник израильской полиции, переселился в Россию.

—А может, тайно наблюдают… Да сейчас! Погоди! — Влад махнул жене. — Со мной разговаривали в Мидраш-а-Руси. На Русском подворье. Полиция тут крутая.

Разобраться было трудно: недавно миштара допрашивала премьер-министра. Закатила семичасовой допрос начальнику канцелярии премьера…

— Делать им нех…

— Полный беспредел. А знаешь почему? Они же пишут справа налево… — Он подмигнул. — А мы наоборот. Мы только еще начали строку, а им уже с другого конца все известно… Ну, бывай. Ладно!

—Ты поосторожнее с этим подонком…

Зеленоглазая Рут видела меня с Владом. Догнала. Мы поднимались по лестнице вместе.

—Привет, Рут! Как жизнь?

— Замечательно. С ним никто не имеет дела. И ты держись дальше!

— Добрый ты человек, Рут!

— Добрый… Скоро тридцать пять лет, и никто замуж не берет…

«Годы идут, а счастья нет!» — накалывали в таких случаях на грудь или на руку…

—Тридцать четыре! Ну, что это за возраст, Рут?!

Я позвонил гиду Лене Милецкой. Меня интересовал храм, о котором Хэдли упомянула в машине. Звонок застал Лену в Акко, на экскурсии. Ей было неудобно разговаривать, но она была рада моему звонку. Я уловил ее бешеный напор. Все, что распирало ей губы, свитер, джинсы. Поднималось навстречу, всходило.

— Я бы хотел посмотреть Крестовый монастырь. Когда вы в нашу сторону?

— Соскучились? Я могу хоть завтра пр-л-иехать!

— Завтра не выйдет! Как в субботу?

— Я как раз буду в Иерусалиме.

В этот день, когда иудейские святыни бывали недоступны для обозрения туристов, особенно расцветал туризм в местах, связанных с христианством.

— …Во второй половине дня. И именно в Крестовом монастыре!

— Пр-лестно… Я с вами!

Я еще добавил несколько слов на иврите, почерпнутых из «суперсловаря». Специальный раздел в нем содержал безукоризненный набор пошлостей: «Я в тебя безумно влюблен», «я в тебя влюблена по уши», «я от тебя без ума», «я увлечен тобой», «я болен от любви», наконец, «я опьянен любовью»… Лена поправила меня. Засмеялась. Я заварил чай, хотя уже много раз давал себе слово, что не буду этого делать. Кроме индийского и цейлонского, у меня были тут великолепные чаи, в том числе «Граф Грэй» и «Серый барон», которые так хорошо шли, бывало, в сауне, в Москве. Чай в Иерусалиме у меня не получался. Играла ли здесь роль вода, которая попадала в израильскую столицу издалека, из озера Кенерет, или высота Иерусалима — девятьсот метров над уровнем моря? Я подозревал, что повторялась история с самаркандскими лепешками, которые можно печь только в Самарканде и нигде больше.

Мне позвонил Захария, офицер безопасности пункта проката автомобилей из Холона.

— Это… — Он замялся, не зная, как лучше представиться.

— Знаю. Фонд бывших работников КГБ и МВД СССР…

— Все-то тебе уже известно!

— Я ведь из Иерусалима, столичная штучка!

— Я тоже не идиот. Ты слышал насчет Ашдода?

—Да.

— Меня обложили со всех сторон. С часу на час могут прийти.

— Ты думаешь?

— Ко мне вчера явился человек. По-моему, интересовался тобой и Холоминым. Но он не из полиции.

— Можешь описать?

— Внешность уголовника… В кожане.

— Огромный шкаф!

—Точно!

«Это Лобан!». Соратник Дашевского объявился. Война между двумя российскими крышами готова была возобновиться. Кроме прежнего мотива корысти, наживы, для нее появилось новое важное обоснование — борьба за попранную справедливость, наказание убийц…

Это был сигнал мне. Я мог разворачиваться.

— Я не представляю, как на меня вышли… — сетовал Захария.

— Не думаю, что тебе стоит беспокоиться. Мне кажется, я знаю, откуда дует ветер. Позвоню, если что…

Я навел бинокль на виллу. На площадке перед входом, в кресле, я увидел Ламма. Рядом с ним теперь стоял легкий стол из пластика. Ламм смотрел вдаль, подставив свою круглую в яркой бейсболке голову зимнему иерусалимскому солнцу. Казалось, он кого-то увидел внизу, где размещался колледж девочек из религиозных семей. Появившаяся из виллы подруга Ургина принялась убирать со стола, что-то спросила. Я включил звук:

— Это еще что? Я думаю, в пятницу в Кейсарии будет совсем жарко… — Ламм поднял бледное аденоидное лицо.

— Надо включить русское радио…

Я предполагал, что в пятницу после полудня они все свалят. Включая Ургина и его подругу…

Шломи, глава частного детективного агентства «Нэшдек», звонил, что все идет путем.

«Бэ сэдер! В порядке…»

Сообщение о полной готовности я еще должен был получить.

Подруга Ургина и в самом деле включила русское радио. Теперь оно достало меня с виллы Ламма через подслушивающее устройство!

«Господи! Та же реклама!..»

«Ты покупаешь своей любимой подарки? Посылаешь цветы? А о главном ты подумал? Да, да… Я имею в виду именно это! Вашу интимную жизнь! Обращайся к нам в клинику! Вы оба, несомненно, достойны лучшего!»

«Вы страдаете от геморроя и страшитесь операции? У вас трещины… Обращайтесь к нам…»

«…Психологический практикум по улучшению имиджа репатрианток из России! Мы не алия воров и проституток, как считают некоторые…»

Замкнутый круг!

На этот раз я назначил людям Хэдли встречу на перекрестке Цомет Пат. Доктор Риггерс ждала меня в обусловленном месте вместе с центровым и Тамаркой. Я прибыл раньше и убедился в том, что они, по крайней мере, честно исполняют заказ.

— Добрый день.

— Здравствуйте.

Тамарка ограничилась кивком. Она демонстрировала грудь торчком, акулий — вниз, под углом, — разрез маленького рта. Вздернутый носик. Полное отсутствие интереса к моей персоне. Зато Хэдли навела кое-какие справки. Она явилась в образе доктора Риггерс, кожника-венеролога. На ней был деловой пиджак из вельвета, брючки. Парик. Снова подъехал Генрих. В черном костюме, в шляпе. С галстуком. Разговаривали в машине. Я сообщил о своих ближайших планах. Тамарка лениво читала. Что-то притягивало меня к ней. Может, то, как она лениво-долго, с недоверием смотрела на одну и ту же строчку, словно ждала, что ей вот-вот предложат трахнуться. Водила тяжелой грудью над страницей.

На ней была широкая легкая юбка-колокол Мы обсудили гонорар. Еще через полчаса я внес аванс и через откинутое первое сиденье выбрался из машины…

Последним доложил о готовности глава детективного агентства «Нэшек». Шломи начал с извинения:

— Вчера я сидел весь вечер в таком месте, где не только звонить — чихнуть было нельзя! Под супружеским ложем, которое в этот момент было осквернено…