– Я заметил, что ты почти израсходовал запас арбалетных стрел, – запинаясь, пробормотал Билаго. – То есть… я хочу сказать… это бесплатно. – Из-за спины алхимика показалась вторая рука, держащая патронташ, наполненный специальными болтами для крошечного арбалета. – Я посчитал, что в долгу у тебя, – мы все в долгу у тебя, Кэддерли.

Кэддерли счел это утверждение абсурдным и едва не расхохотался, но из уважения сдержался и принял этот весьма дорогой подарок алхимика с серьезным и одобрительным кивком. Болты действительно были особые, полые – в отверстие как раз входил пузырек, наполненный летучей взрывной жидкостью – активированным маслом.

– Благодарю за подарок, – сказал молодой жрец. – Будь уверен, что ты помог Библиотеке в непрекращающейся битве со злом Замка Тринити.

Билаго, кажется, польстило это замечание. Склонив голову еще раз, он с воодушевлением ответил на рукопожатие Кэддерли. И когда юноша и Даника выходили в коридор, алхимик так и стоял на том же месте с улыбкой до ушей.

Кэддерли по-прежнему ощущал беспокойство Даники и видел замешательство в ее лице. Молодой жрец прищурился и ответил на невысказанный вопрос девушки:

– Я выбросил из головы мысль о вине, потому что для нее во мне нет места, – вот и все объяснение, которое он предложил. – Не сейчас, когда еще столько предстоит сделать. Но я не забыл о Барджине и о том роковом дне в катакомбах.

Даника смотрела куда-то в глубину коридора, но взяла Кэддерли под руку, показывая, что верит ему – и в него.

Она направлялись к комнате Даники в южном крыле здания, когда перед ними возникла хорошо сложенная, определенно женская фигура. Ощутив слишком сильный запах экзотических духов, Даника еще крепче стиснула ладонь Кэддерли.

– Приветствую тебя, бравый Кэддерли, – промурлыкала пышнотелая жрица в малиновом платье. – Ты даже не представляешь, как я рада твоему возвращению.

Даника так сжала руку Кэддерли, что почти перекрыла доступ крови к пальцам. Он почувствовал, как мурашки начали покалывать кожу. Юноша знал, что его щеки сейчас пылают багрово-алым, соперничая с нарядом жрицы Хистры. Разумом он осознавал, что это самый скромный наряд, который когда-либо надевала сладострастная жрица богини любви Сьюн, но по меркам жреца Денира платье это никак нельзя было назвать пристойным. Треугольный вырез декольте был так глубок, что Кэддерли чувствовал, что, если привстать на цыпочки, можно увидеть пупок Хистры, и, хотя одеяние и было длинным, разрез доходил до середины бедра, открывая точеную ножку жрицы, которую она, как обычно, соблазнительно выставила на всеобщее обозрение.

Хистра ничуть не огорчилась, видя, как смутился Кэддерли, а Даника нахмурилась. Она согнула ногу в колене, и округлое бедро полностью выскользнуло из легких складок платья.

Кэддерли словно со стороны услышал, как сглатывает слюну, не осознавая, что с глупым видом таращится на бесстыжее представление, пока маленькие ноготки Даники не вонзились глубоко в его предплечье.

– Заглядывай в гости, милый молодой Кэддерли, – проворковала Хистра, одарив презрительным взглядом женщину рядом со жрецом. – Конечно, когда тебя не будут держать на такой крепкой привязи.

Хистра медленной, дразнящей походкой вплыла в свою комнату, и тихий щелчок закрывшейся двери заглушил повторный глоток Кэддерли.

– Я… – выдавил он, взглянув, наконец, в глаза Даники.

Даника рассмеялась и потащила его дальше по коридору.

– Не бойся, – сказала она более чем снисходительным тоном. – Я понимаю твои отношения со жрицей Сьюн. Действительно, она достойна жалости.

Слова девушки поставили Кэддерли в туник. Если Даника говорит правду, то что означают тонкие ручейки крови, уже побежавшие вниз по его мускулистой руке?

– Я совершенно не ревную тебя к Хистре, – продолжила Даника. – Я доверяю тебе всем сердцем.

Но перед самой дверью своей комнаты она резко остановилась и вплотную придвинулась к Кэддерли, одной рукой обвив его талию, а другой медленно обрисовывая контур лица юноши.

– Я доверяю тебе, – повторила Даника. – Кроме того, – добавила пылкая-воительница совсем другим, твердым тоном, поворачивая в комнату, – если между тобой и этой тупой раскрашенной дубиной с трепещущей – слишком трепещущей – плотью когда-нибудь произойдет что-нибудь романтическое, ее нос окажется где-нибудь за ее ухом, это я гарантирую.

И Даника исчезла в комнате, чтобы взять книгу записей, которую они с Кэддерли подготовили для встречи с деканом Тобикусом. Молодой жрец остался в коридоре, размышляя о только что услышанных словах Даники, и посмеивался про себя, представив последствия своего флирта с Хистрой. Даника была на целый фут ниже его и на сотню фунтов легче. Она двигалась с грацией танцовщицы – и дралась с яростью искусанного пчелами медведя.

Однако молодой жрец не беспокоился. Хистра всю свою жизнь посвятила тому, чтобы выглядеть привлекательной, и не делала секрета из своего влечения к Кэддерли. Но шансов у нее не было: ни одна женщина в мире не смогла бы разорвать узы, связывающие Кэддерли с Даникой.

Почерневшая, обугленная рука показалась из-под только что вывернутого кома земли, отчаянно пытаясь схватить чистый воздух. Вторая, такая же обожженная, да еще и сломанная под неестественным углом где-то между запястьем и локтем, последовала за ней, цепляясь за грязь, вытаскивая из природной темницы обезображенное тело. Наконец, создание отыскало опору, и из неглубокой могилы поднялась безволосая голова, чтобы снова взглянуть на мир живых.

Черная башка ворочалась на шее, туго обтянутой съежившейся кожей, озирая окрестности. На миг грязное существо удивилось произошедшему. Как его могли похоронить?

Невдалеке, ниже по невысокому холму, существо заметило свет зажженных в вечерних сумерках ламп маленького фермерского дома. Рядом виднелось еще одно строение – амбар.

Амбар!

Часть сознания, когда-то принадлежавшего человеку, известному как Призрак, помнила этот сарай. Призрак видел, как тело, его тело, сжег в этом самом амбаре проклятый Кэддерли! Злобный труп втянул в себя немного воздуха – нельзя же это действие назвать дыханием, если его производит немертвая тварь, – и выволок из дыры черное, сморщенное туловище. Напев далекой, странно знакомой мелодии продолжал звучать где-то в глубине пробуждающегося сознания.

Пошатываясь, Призрак скорее побежал вприпрыжку, чем пошел к деревянному зданию, и с каждым шагом воспоминания о том ужасном роковом дне становились все яснее.

Призрак воспользовался Геаруфу, могущественным устройством, управляющим магической энергией мира духов, чтобы похитить тело дуплоседа Вандера, невольного соучастника. Прикинувшись Вандером, да еще и обретя силу великана, Призрак раздавил собственное тело и швырнул его в амбар.

А потом Кэддерли сжег его.

Безобразный монстр взглянул на обтянутые ломкой кожей кости рук, на выпирающие ребра – на пустую оболочку, каким-то образом ожившую.

Кэддерли сжег его тело, это тело!

Ничем не замутненная ненависть наполнила проклятое создание. Призрак хотел убить Кэддерли, убить любого, кто дорог молодому жрецу… просто убить любого.

Призрак уже стоял у самого амбара. Мысли о Кэддерли отлетели прочь, обратившись в ничто, сменившись не сконцентрированным ни на ком гневом. Дверь находилась чуть в стороне, но существо понимало, что не нуждается больше в дверях: тому, чем он стал, не помеха обычные доски, преграждающие сейчас путь. Ссохшаяся фигура качнулась, заколебалась, утратила всякую материальность, и Призрак шагнул сквозь стену.

Он услышал лошадиное ржание еще до того, как вновь полностью вернулся на земной уровень, а потом и увидел несчастное животное с дикими глазами и лоснящейся от пота шкурой. Зрелище понравилось немертвому; волна нового ощущения, ощущения радости, омыла Призрака, когда он почуял ужас лошади. Чудовище легкой походкой подошло к животному и встало перед ним, вывесив из голодного рта спекшийся язык. Кожа сгорела, поэтому кончик языка болтался гораздо ниже обугленного подбородка Призрака. Лошадь не издала ни звука, слишком испуганная, чтобы пошевелиться или хотя бы вдохнуть.