– Ты причинил мне массу неудобств, – сказал Абаллистер свистящим голосом (если много лет подряд ты только и делаешь, что произносишь мощные заклинания, неудивительно, что и голос садится, и горло постоянно саднит). – Но принес и большую пользу.

Кэддерли сосредоточился на тоне колдуна, а не на отдельных словах. Что-то неуловимое продолжало преследовать его, что-то далекое-далекое, что-то из прошлого, и еще в сознании отчего-то всплывали воспоминания о Кэррадуне.

– Видишь ли, я мог пропустить все веселье, – продолжил Абаллистер. – Я мог сидеть тут, в покое и уюте, позволив своему войску прижать народ края к ногтю – к моему ногтю. Я бы наслаждался властью – я так люблю интриги, – но завоевание тоже может быть… приятным. Ты не согласен?

– Мне не по вкусу пища, за которую заплатили другие, – ответил Кэддерли.

– Но ты ее ел, и с удовольствием! – немедленно заявил колдун.

– Нет!

Маг усмехнулся:

– Ты так гордишься своими свершениями, приведшими тебя к моему порогу. Но ты убивал, Кэддерли. Убивал людей. Станешь ли ты отрицать, что испытывал при этом восхитительный трепет, ощущая свою силу?

Какой абсурд. Мысль об убийстве, о самом акте убийства не вызывала в Кэддерли ничего, кроме отвращения. И все же, если бы колдун заговорил с ним так несколько недель назад, когда груз вины за смерть Барджина тяжестью висел на плечах Кэддерли, эти слова потрясли бы юношу, раздавили бы его. Но теперь уже нет. Кэддерли принял путь, предназначенный ему судьбой, принял роль, доверенную ему. Его душа больше не скорбела о мертвом Барджине, не оплакивала она и других погибших.

– Я делал то, что вынужден был делать, – ответил юноша с искренней уверенностью. – Эта война не должна была начинаться, но если игра пошла, то я обязан выиграть.

– Хорошо, – промурлыкал колдун. – И справедливость на твоей стороне?

– Да.

Кэддерли не дрогнул.

– Ты гордишься собой? – спросил Абаллистер.

– Я буду счастлив, когда край окажется в безопасности, – ответил юноша. – Это не вопрос гордости. Это вопрос нравственности и, как ты сказал, справедливости.

– Какая убежденность, – хмыкнул колдун; смешок предназначался скорее для него самого, чем для Кэддерли.

Абаллистер прижал костлявый палец к прикушенной губе и принялся пристально изучать молодого жреца, дюйм за дюймом.

Юноше это показалось странным, словно маг ожидал, что Кэддерли по каким-то причинам жаждет его одобрения, словно суждение колдуна о Кэддерли может быть важным для молодого жреца.

– Ты гордый молодой петушок в загоне с лисицами, – проговорил наконец колдун. – Все, что у тебя есть, – это миг уверенности и показной блеск, который быстро погаснет в луже крови.

– Предмет спора не моя гордость, – мрачно сказал Кэддерли.

– Предмет спора именно твоя гордость! – рявкнул в ответ Абаллистер. – И моя тоже. Есть ли что-то еще в этом мучительном ужасе, который мы называем жизнью, кроме наших свершений, кроме того наследия, которое мы оставим после себя?

Кэддерли нахмурился, размышляя о том, как это человек, особенно человек разумный, образованный, практикующий искусство магии, может быть настолько эгоцентричен.

– Как ты можешь игнорировать страдания, которым стал причиной? – скептически осведомился молодой жрец. – Разве ты не слышишь крики умирающих и горький плач их родных?

– Они не имеют значения! – зарычал Абаллистер, но по страстности отрицания Кэддерли догадался, что затронул чувствительную струну, возможно, у себялюбивого колдуна проснулась совесть. – Я – вот все, что имеет значение! Моя жизнь, мои цели!

Абаллистер кипел от злости.

Кэддерли обмер. Он уже слышал эти самые слова прежде, произнесенные точно так же. Снова в сознании всплыл Кэррадун, только на этот раз затянутый туманом, потерянный в кружении… чего? Расстояния?

Он снова поднял взгляд на колдуна и увидел, что тот читает заклятие, пошевеливая пальцами одной руки, а другую, сжимающую маленький железный жезл, протянул вперед.

Кэддерли безмолвно выругал себя за то, что так глупо отвлекся. Он запел в полный толос, лихорадочно воздвигая защиту, прежде чем колдун испепелит его.

Слова застряли в горле Кэддерли, когда его ударила слепящая, обжигающая молния.

– Отлично! – Колдун аплодировал, наблюдая, как его взрыв рассасывается, превращаясь в голубоватое свечение вокруг молодого жреца.

Кэддерли, когда зрение вернулось к нему, проверил магическую оболочку и убедился, что одна-единственная атака опасно истончила ее.

Вторая молния взревела и врезалась в землю возле Кэддерли, опалив коврик у него под ногами.

– Сколько ты сможешь остановить? – вскричал колдун, внезапно разгневавшись.

Он начал читать заклинание в третий раз, и Кэддерли понял, что его защитные чары на этот раз не устоят.

Молодой жрец потянулся к мешочку на поясе и вытащил горсть заговоренных семян. Он должен ударить быстрее, должен прервать заклинание колдуна. Юноша выдохнул нужную руну и с силой бросил семена через всю комнату, вызвав серию трескучих огненных взрывов.

Пламя бушевало повсюду, но Кэддерли сохранил достаточно здравого смысла, чтобы сомневаться, что эти простейшие чары уничтожат его неприятеля. Как только семена покинули его руку, он затянул новое заклинание.

Абаллистер трясся от гнева. Вся комната дымилась, несколько огоньков шипели и искрились в складках магического гобелена за его спиной. Однако сам он не пострадал, и пространство вокруг него тотчас же восстановилось.

– Как ты посмел? – прорычал колдун. – Разве ты не знаешь, кто я?

Дикий, сомневающийся взгляд колдуна испугал Кэддерли, вернул далекие воспоминания и еще более далекие образы, и молодой жрец действительно почувствовал себя маленьким. Кэддерли ничего не понимал – какое неизвестное влияние может иметь на него этот колдун?

– Твоя магия отразила молнию, – хмыкнул Абаллистер. – А как ты будешь биться с огнем?

Небольшой пылающий шар прочертил в воздухе дугу, и отвлекшийся Кэддерли не успел рассеять колдовство вовремя. Шар пламени разросся, поглотив всю комнату, кроме защищенного пространства около Абаллистера, и сфера вокруг Кэддерли засветилась зеленым – юноша призвал те же чары, которые успешно выдержали огненное дыхание старика Файрена.

Но последствия заклинания колдуна оказались куда коварнее. От гобеленов потянулся дымок; искры летели со всех сторон, магическая энергия продолжала высвобождаться. Каждая искра зажигала новую зеленую или голубую точку на щите Кэддерли, ослабляя его. А от густого, разъедающего глаза и не дающего дышать дыма спасения не было.

Слух, однако, Кэддерли еще не отказал – Абаллистер колдовал снова. Молодой жрец вскинул сжатый кулак и выкрикнул: «Fete!». Огонь вырвался из его кольца, и одновременно Абаллистер метнул новую молнию.

Этот выстрел разбил голубую сферу, ударил Кэддерли в грудь и отбросил его к горящей стене. Волосы у него на голове дико заплясали, корчась от жара, а поля голубой шляпы начали тлеть.

Воздух немного очистился, и юноша снова увидел невредимого Абаллистера, чье морщинистое лицо совсем съежилось от гнева. Какой же магией надо обладать, чтобы проникнуть сквозь кажущуюся непроницаемой сферу колдуна? Кэддерли всегда знал, что колдовство – более мощная наступательная сила, чем клерикальная магия, но он не ожидал, что и защита Абаллистера окажется такой внушительной.

Паника охватила молодого жреца, но он сосредоточился на сладостной гармонии Песни и отогнал от себя страхи. Торопясь, он создавал то же отражающее поле, которое использовал против мантикоры; единственная возможность устоять – это повернуть, магию колдуна против него самого.

Абаллистер работал быстрее, шевеля тощими пальцами и невнятно бормоча руны. Вспышки зеленоватой энергии сорвались с кончиков его пальцев и полетели через комнату. Первая болезненно обожгла плечо Кэддерли. Однако молодой жрец упорно держался, устанавливая мерцающее поле, и второй снаряд, а за ним еще три внезапно исчезли, а потом появились снова, помчавшись обратно по тому пути, откуда принеслись.