Так и мартышкой себя недолго почувствовать! Урбанизированной. Или вообще — космической.

Полоса препятствий, по-сути, имитирует поверхность космического объекта… ну — в принципе, абстрактного. Искусственного, рукотворного — типа космической станции или корабля. Или естественного… смотрела видео про работу десантников на астероидах, как им там прыгать приходится. Все видели, наверное… весь экипаж, вся экспедиция. И прониклись все. Жуть, если честно. Полоса эта — бледное подобие с постоянным комфортным тяготением. Ладно, несколько завышенным, относительно земного. Теперь весь экипаж экспедиции на этих полосах препятствий «ломается». Ну-у, почти весь. Естественно после дополнительной физподготовки. Ну, им-то ладно, они молодые… почти все. А вот чего не сиделось на месте ей, телёнкиной маме?!

И ведь лезу же, лезу!

Штырь… уцепиться левой, правой — нежелательно, может подвести… крутануться на разгон, использовать собственную инерцию, взлететь на следующую преграду, уцепиться… Топик хороший — грудь хорошо держит, не мешает почти.

Дойду.

До конца полосы. Должна. На трёх доковыляю. Хотя… на Земле сегодня, многие бегают медленнее, чем я сейчас ковыляю! А по такой полосе — даже пешком не пройдут, если только до первой ловушки.

Вот же мотивация! Зачем мне это? Чего не хватает? Сидела бы ровно, спокойно отъедала задницу, корова старая. На Земле все так и поступают. Потом нырьк в клинику косметического морфинга — и вот тебе прекрасные формы, стройная фигура, хорошая кожа! Новые зубы… Было время, хоть тайком это делали, анонимно. А сейчас? Не подкорректировала тело, всё равно, что не помылась.

Не удержалась, слетела с преграды, приложилась правым боком, сгруппироваться успела, но всё равно — больно. Пальцы дрожат — нужно учесть. Левая стопа онемела, но под определённым углом если на пальцы опираться, то вполне толкнуться можно. Можно? Прибавить скорость!

Здесь на «Прайме» организовать процедуру косметического морфинга не получится. Нет, технические возможности есть — просто не поймут. Оно и к лучшему.

Не хочу.

Не хочу! чувствовать себя старой коровой, ещё и искусственной, вдобавок ко всему… Но, грудь бы уменьшить. Размера на два.

На следующем перекате, достаточно пологом, не удержалась, подвело собственное взмокшее, вспотевшее тело — просто соскользнула, скатилась вперёд. И воткнулась мордой в столб. Твою мать! Среди десантниц гуляет шутка по поводу торможения головой, не помню только из-за чего именно. Может как раз про такие случаи? Звон в башке… но сознание вроде не теряла, только правая сторона лица начала ощутимо отекать. Вскочила, рванулась вперёд. Сотрясения нет… кажется… хотя… И ведь не сидится же на месте, дуре старой!

Да! Не сидится! Хочу!

И не старая совсем! Софье, вон, восемьдесят три недавно стукнуло. Старухой себя не считает. Только вот идти с нами к другой звезде отказалась. На «Прайме» побывала. Да. Плакала. Говорила, что от радости. Что счастлива. Что гордится. Но отказалась наотрез. Только головой качнула: «…долго ты возилась, девка, не пойду я с тобой. Но своего добилась, молодец! Вот вы молодые и идите за мечтой, нечего стариков с собой тащить. Я уж, всё, что мне осталось, здесь, на Земле доживу… не спорь! Повзрослеешь, поймёшь меня…».

Вот так вот.

Повзрослеешь! В пятьдесят четыре!

Ну! Последнее усилие! Ещё чуть, немного осталось! Вон уже конец полосы!

А ведь Софья замуж собралась! Сама сказала. Только не сказала за кого, с женихом не познакомила. Но счастлива была-а!!! Ещё подчеркнула — ЗАМУЖ! От неё это слово услышать — это что-то!.. от махровой феминистки…

Вот так-то. Не мне в старухи рядиться. Я ведь ещё рожать могу. Значит должна. Можно, конечно, малодушно спрятаться за возраст: молодые девки есть — пусть они и рожают. Только вот…

Яна закончила полосу. Странным образом дочикеляла до лавки, плюхнулась, пытаясь отдышаться. Скособочившись, привалилась левым плечом к стене, правым — больно. Руки мелко дрожали. Кисти. Стопы — тоже, почему-то. Странно. Подскочила медичка. В форме, как полагается, со всеми эмблемами на левом рукаве и груди. Только много их, медиков, и все разные. Яна даже не пыталась в них разбираться.

Медики и медики.

Девица пришлёпнула ей под левую грудь какой-то датчик, прошлась по телу медицинским сканером, заглянула в левый глаз, раздвинув пальцами веки. Всмотрелась. Потом отвела руку к своему правому плечу, резко, неожиданно щёлкнула пальцами. Яна вздрогнула, моргнула, медичка сложила пальцы в фигу, нацелив её чётко в глаз, чем удивила несказанно. Яна даже дёрнулась — показалось, девчонка её сейчас этой фигой в глаз ткнёт. Медичку такая реакция устроила, она сложила большой и указательный пальцы в кольцо, повела рукой от правого к левому плечу. Джамбина непроизвольно попыталась проследить за рукой глазами…

— Яна! — она встряхнула её за плечи.

Джамбина снова дёрнулась, открыла глаза… глаз — левый.

— Я вколола тебе обезболивающее…

— Зачем?

— Надо! Регенераторы, ноотропы, противошоковое… в общем всё будет в порядке. Часа два придётся в пенке побыть, потом будешь как новая. Фиксаторы отойдут сами, как раз по истечении двух часов. Это время рекомендую не нагружаться ничем, лучше просто полежать. Лучше прямо здесь. Перемещаться до кубрика — только с сопровождением. В транспортной капсуле. Ясно?

Джамбина только согласно прикрыла глаз, на большее сил не хватило.

— Ну, и замечательно, — резюмировала девица и исчезла.

Что, вот так вот просто? Медицинское обслуживание на этом закончено? Ха! Ещё три раза «ха»!.. если с земным аналогом сравнивать. Там бы вокруг неё пару месяцев хороводы водили — просто так, для профилактики. «Починили» бы, на самом деле, так же быстро. Но — поухаживать, понаблюдать, время потратить… важность и нужность свою продемонстрировать — тут не меньше двух месяцев надо. Плюс консилиумы… международные. А как же!? Такой тяжёлый случай! Платите денежки…

Яна снова открыла глаз, приподняла голову… трудно-то как — голова не поднимается, шея словно деревянная. И вообще, когда это она улечься успела? С какой это стати? Только что сидела, вроде…

Общая слабость раздражала, валяться тут, на лавке не хотелось совершенно. Она попыталась опереться правой рукой, встать… правое плечо запенено фиксатором. Что это? Перелом? Вряд ли. Яна толкнулась левой, поднялась на лавке, неловко села. Так, что тут у меня? Голова в пене — хреново. Хорошо, что только справа. Шея не вся в пене, значит — цела, ещё лучше. Левая нога — зафиксирована от пальцев до колена, неужели сломала? Скверно. И зудит страшно, такое ощущение, что кости зудят, нервы. По сухожилиям мелкие противные щекотки ползают… так, что и захочешь теперь отключиться — не получится. Значит всё-таки перелом — нано ботов ввели. Вытерпеть бы всё это. Может обезболивающего попросить… ах-да…

Так, а это ещё кто? Как неудобно-то с одним глазом, не сразу и поймёшь, кто перед тобой стоит. А-а-а… Северцев. Мнётся, пыхтит, не знает, что делать с руками… что это с ним?

— Привет, Ян. Прекрасно выглядишь…

Джамбина искренне считала, что чем-то подобным её, по жизни, и не удивить больше. Ну, не сопливая двадцатилетняя девчонка, в самом деле.

— Антош, ты сдурел? Ты чего городишь-то?!

Северцев помялся, постеснялся ещё минутку, потом выдал:

— Я не знаю, что сказать… и как именно сказать… Ну, в общем… не могли бы мы с тобой… понимаешь… ты мне нравишься — очень. Вот я и подумал, что мы с тобой могли бы… это…

Джамбина почувствовала, как губы сами собой расползаются в предательски-довольной улыбке. Она села удобнее, привалившись спиной к стене. Удовлетворённо вздохнула:

— Ну-ну, продолжай. Что ты там говорил про «это»?

— Про что? — растерялся Северцев.

— Антош, не морочь мне голову! Я и так чуть живая сижу.

Северцев с трудом переживал своё смущение, хватал сам себя за руки, или прятал их за спину, но тоже ненадолго. Наконец начал коситься по сторонам.