«Победа под Сталинградом внесла огромный вклад в достижение коренного перелома в Великой Отечественной войне и оказала определяющее влияние на дальнейший ход всей второй мировой войны»[62].

Пришла победа! Впервые за долгие месяцы лишений, утрат и тревог люди произносили и повторяли эти слова, слушали их торжественный перезвон, радовались их возвышающей силе, Наступил радостный день, ради которого сражались и работали. Радио гремело на городских площадях, над проспектами и сельскими улицами. Газеты читали в пролетах цехов, в столовых, трамваях. Писали листовки, стихи и музыку.

Наступило 4 февраля 1943 года. Ясным морозным днем со всех концов города к площади Павших борцов собирались люди.

Шли солдаты. От Волги и Мечетки. С тракторного завода и «Красного Октября». Шли герои исторического Сталинградского сражения. Это они держали оборону на волжской круче, выбивали врага из заводских подвалов, брали штурмом улицу за улицей, пробивались к Сталинграду по донским степям, подняли красный флаг над Мамаевым курганом.

Шли по городу жители-сталинградцы. Впервые за долгие месяцы осады выбравшиеся из подвалов. Одни добрались до площади пешком, другие на попутных машинах. Это они, застигнутые бомбежками и обстрелами в убежищах, стали солдатскими помощниками. Стирали бойцам белье, готовили еду, перевязывали раненых.

К центру города торопились рабочие из самого отдаленного района — Кировского. Это они вблизи переднего края ремонтировали подбитые танки, артиллерийские орудия, «катюши», под обстрелом стояли у турбины электростанции, шили ватники и пекли хлеб для воинов переднего края.

В тот день все в городе пришло в движение. Колонны солдат, грузовики, повозки — все устремились к самому центру, к площади Павших борцов. Здесь начинался митинг воинов и трудящихся, посвященный разгрому немцев под Сталинградом.

На трибуну, воздвигнутую среди руин, поднялись партийные и советские руководители, прославленные военачальники. Митинг открыл председатель исполкома горсовета депутатов трудящихся Д. М. Пигалев. Взволнованно слушают собравшиеся выступление командующего 62-й армией генерал-лейтенанта В. И. Чуйкова, который говорил:

— Мы поклялись стоять насмерть, но Сталинграда врагу не сдавать, и мы выстояли, сдержали слово, данное Родине.

С взволнованными словами обращается к воинам и трудящимся командир 13-й гвардейской дивизии генерал-майор А. И. Родимцев:

— Гвардейцы выдержали натиск численно превосходящего врага. Их упорство и стойкость не были сломлены ни бомбами, ни снарядами, ни яростными атаками. Тяжело смотреть на этот истерзанный город, в котором каждый вершок земли, каждая стена носят жестокие следы войны. И мы клянемся Родине бить врага и впредь по-гвардейски, по-сталинградски.

На митинге выступили командующий 64-й армией генерал М. С. Шумилов, секретарь Сталинградского обкома партии А. С. Чуянов, член Военного совета фронта Н. С. Хрущев.

С митинга воинские части уходили из города.

Над площадью в центре Сталинграда развевалось победное красное знамя.

162 дня гремели бои в Сталинграде. Враг сжег и разрушил девяносто процентов всех жилых зданий, промышленные предприятия, 124 школы, 120 детских садов, 14 театров и кинотеатров, 75 рабочих клубов и дворцов культуры, 15 больниц, 3 вуза, уничтожены железнодорожный транспорт, речной порт[63].

Еще до окончания боев, 20–21 января 1943 года в Кировском районе состоялся пленум Сталинградского обкома партии, на котором обсуждался вопрос о задачах областной партийной организации в восстановлении хозяйства в районах, освобожденных от фашистских оккупантов. В принятом постановлении говорилось о том, что важнейшая задача всех партийных и советских организаций — активно включиться в работу, отдать все свои силы на восстановление разрушенного хозяйства, самоотверженным трудом быстрее наладить нормальную жизнь в освобожденных районах.

Мороз был такой, что захватывало дыхание. Два путника пробирались через сугробы, обломки кирпичных зданий, груды исковерканного металла. Секретарь Тракторозаводского райкома партии Д. В. Приходько и председатель райисполкома Д. Д. Степчиков одними из самых первых возвращались в свой район. От Рынка пешком добрались до тракторного завода. От Волги пошли к проходным воротам. Еще гремели неподалеку выстрелы. Бойцы выкуривали из блиндажей гитлеровцев.

Ветер заметал снегом разбитые станки, обрушенные краны, взорванные транспортеры, свистел в провалах стен, гонял пустые котелки по грудам кирпичей. Громада танка подмяла ворота цеха, из проема окна торчало дуло орудия, в заснеженную воронку взрывом опрокинуло платформу. Перед глазами открывались страшные картины… Бомбовые и артиллерийские удары, огонь пожаров разрушили все цехи Сталинградского тракторного завода, уничтожили станки и механизмы, электростанцию, транспорт, нефтехранилища. Каждый, кто возвращался на Сталинградский тракторный, знал, что завод разрушен врагом. Но то, что они увидели, невозможно было даже представить. На месте светлых, просторных корпусов, которые строили и которыми гордились сталинградцы, остались обугленные руины, горы битого кирпича, провалы воронок, обрушенные коробки.

— Мы шли и думали об одном: сколько же нужно вложить труда, чтобы заново поднять цехи, вдохнуть в них дыхание жизни, — вспоминал Д. Д. Степчиков. — Около инструментального цеха увидели группу военных. В центре стоял генерал, высокий, в серой папахе. К сожалению, так и не узнал его фамилию. Посмотрев на нас, генерал спросил: «Кто такие?» Приходько взял под козырек и отрапортовал: «Товарищ генерал! Секретарь райкома партии и председатель райисполкома прибыли в свой район». Генерал поздравил нас с возвращением, сказал весело: «Принимайте район. Желаю вам успехов!» В этот момент из подвала инструментального цеха вывели группу пленных. Такая вышла символическая картина…

Пешком по замерзшей Волге шла в город Т. С. Яковлева. Морозный ветер перехватывал дыхание, сбивал с ног. Среди каменных руин не было видно ни огонька, ни дымка. Мертвые каменные джунгли.

Яковлева поднялась на крутой берег, шла по тропкам среди сугробов. На улице Ленина встретила секретаря Ерманского райкома партии К. С. Денисову. Вместе они стали искать помещение для работы и жилья.

— Неподалеку во дворе нашли уцелевший домик без окон и дверей, — вспоминала Т. С. Яковлева. — Начали с того, что на земляном полу разожгли костер. Внутри было холоднее, чем на улице. На костре приготовили пищу. Потом нашли плащ-палатки, занавесили окна, поставили железную печку. В этом доме обосновались работники райкома партии и райкома комсомола.

В первый же день пошли по блиндажам и подвалам. Надо было разыскать всех оставшихся жителей района, накормить, оказать медицинскую помощь. Однако нигде не было слышно живых голосов. Мы ходили по центральным улицам города. Поднимали крышки земляных щелей, спускались в подвалы, пробирались в заснеженные блиндажи. Час за часом мы убеждались в том, что было страшнее обугленных руин. В районе почти не осталось живых людей. В блиндажах и подвалах мы находили только погибших, умерших от ран. Много погибло женщин, детей, стариков. На каждом шагу, скованные морозом, они лежали на улицах и в развалинах. Мы шли по мертвым улицам. Тоскливое эхо раздавалось среди каменных обугленных стен.

В одном подвале нашли семью — женщину с детьми. Больные, обмороженные, контуженные. Они даже не знали, что немцев прогнали. Мы стали говорить с женщиной, но в ответ услышали только стоны. Похоже было, что женщина не верила нам, закрывала детей. Сколько же дней и ночей сидели они вот так, каждую минуту ожидая вражеской расправы? Мы поднялись наверх и увидели нашего бойца. Он стоял неподалеку в белом овчинном полушубке и с аппетитом ел хлеб на морозе. Мы бросились к нему. Он сразу спросил: «Хлеба дать?» Мы сказали ему: «Конечно! Но не нам, а детям, в подвале». Спустились вниз вместе. Только увидев красноармейца с русским автоматом на плече и с буханкой хлеба в руках, женщина подошла, заплакала, поверила, что пришли свои.