– Но моя сумка была подменена другой, с «жучком», где-то в Лондоне, – сказала Сэм.
– А почему вы так думаете, агент Сомервиль? – спросил Браун. – Это могло случиться в аэропорту или на пароме в Остенде. Черт возьми, это мог быть какой-нибудь британец, ведь они приходили в квартиру, когда Куинн ушел. Многие из них работали на Москву в свое время. Вспомните Берджеса, Маклина, Филби, Вассала, Бланта и Блейка, все эти предатели работали на Москву. Может быть, сейчас у них появился новый агент.
Ли Александер рассматривал кончики своих пальцев. Он подумал, что было бы не дипломатично напомнить о Митчеле, Маршале, Ли, Бойсе, Харпере, Конраде, Говарде или о ком-либо еще из двадцати американцев, предавших Дядю Сэма ради денег.
– Хорошо, джентльмены, – сказал Оделл через час, – мы принимаем доклад. Все данные от А до Я должны быть ясными. Пояс был советской работы. По всем этим данным подозрение остается недоказанным, но тем не менее оно остается. Это была операция КГБ, и она закончилась с исчезновением агента, известного только как «толстый человек», предположительно за железным занавесом. Мы теперь знаем, что и как. Думаю, что вопрос о том, кто и зачем, тоже довольно ясен. Нэнтакетский договор – покойник, и мы имеем президента, убитого горем. Бог мой, никогда не думал, что произнесу эти слова, хоть я и не считаюсь либералом, но сейчас я почти хотел бы, чтобы мы ядерным ударом отбросили этих коммунистических ублюдков назад, в каменный век.
Через десять минут началось закрытое совещание. Только в своей машине по пути домой в Александрию Сэм заметила изъян в ее великолепном решении проблемы. Откуда КГБ смогло узнать и скопировать ее прекрасную сумку, купленную в магазине Хэрродс?
На обратном пути в ФБР Филип Келли и Кевин Браун ехали в одной машине.
– Эта молодая дама сблизилась с Куинном гораздо ближе, чем я намеревался это допустить, – сказал Келли.
– Я почувствовал это еще в Лондоне во время переговоров, – согласился Браун. – Она играла на его половине поля всю дорогу, а у меня записано, что нам нужно поговорить с самим Куинном и поговорить серьезно. А что, британцы или французы не отследили его еще?
– Нет, я собирался вам сообщить. Французы проследили его от аэропорта Аяччо до самолета, идущего в Лондон. В Аяччо он оставил свою машину, изрешеченную пулями, на стоянке около аэропорта. Британцы проследили его до отеля, но когда они приехали туда, он исчез, он даже не зарегистрировался там.
– Черт возьми, этот человек скользкий, как угорь, – выругался Браун.
– Это точно, – согласился Келли. – Но если вы правы, то может быть один человек, с которым он свяжется. Сомервиль – единственный такой человек. Мне не хотелось бы поступать так с нашим работником, но я хочу, чтобы в ее квартире были установлены «жучки», чтобы ее телефон прослушивался, а почта просматривалась с сегодняшнего вечера.
– Будет сделано, – сказал Браун.
Когда они остались одни, вице-президент и пять членов внутреннего Кабинета вновь подняли вопрос о Двадцать пятой поправке.
Вопрос поднял генеральный прокурор, и сделал это тихим извиняющимся тоном. Оделл вроде бы защищался. Он чаще других встречался с президентом, избегающим людей. Он был вынужден признать, что Джон Кормэк в такой же плохой форме, как и раньше.
– Но не сейчас, – убеждал он, – дайте ему время.
– Сколько? – спросил Мортон Стэннард. – Со времени похорон прошло уже три недели.
– В следующем году состоятся выборы, – напомнил Билл Уолтерс. – Если кандидатом будете вы, то вам нужен нормальный старт, начиная с января.
– Господи Иисусе, – взорвался Оделл, – человек в Белом доме убит горем, а вы говорите о выборах!
– Я просто смотрю на вещи по деловому, Майкл, – сказал Дональдсон.
– Мы все знаем, что после Ирангейта Рональд Рейган был настолько растерян, что мы почти что были готовы применить Двадцать пятую поправку, – указал Уолтерс. – Доклад Кэннона прямо говорит, что вопрос висел на волоске. Но нынешний кризис гораздо хуже.
– Президент Рейган пришел в норму, – подчеркнул Юберт Рид, – и приступил к исполнению своих обязанностей.
– Да, он сделал это вовремя.
– В том-то и дело, – сказал Дональдсон. – А сколько времени в нашем распоряжении?
– Не слишком много, – признал Оделл. – Средства массовой информации пока проявляют терпение. Ведь он чертовски популярен, но он быстро сдает.
– Какой окончательный срок? – тихо спросил Уолтерс.
Они проголосовали. Оделл воздержался. Уолтерс поднял свой серебряный карандаш. Стэннард кивнул. Брэд Джонсон покачал головой. Уолтерс согласился. Джим Дональдсон подумал и, как и Джонсон, не согласился.
Сейчас голоса разделились пополам – два на два. Юберт Рид посмотрел на остальных пятерых членов Кабинета с беспокойством. Затем пожал плечами.
– Мне очень жаль, но если надо, так надо.
Он также проголосовал «за».
Оделл с шумом выдохнул воздух.
– Хорошо, – сказал он, – Мы пришли к согласию большинством голосов. Перед Рождеством мне придется пойти к нему и сказать, что мы применим Двадцать пятую поправку на новый год.
Он только привстал, когда остальные уже встали в знак уважения. Он нашел, что ему это нравится.
– Я вам не верю, – сказал Куинн.
– Пожалуйста, убедитесь сами, – предложил человек в элегантном костюме.
Он жестом пригласил его к зашторенному окну. Куинн оглядел комнату. Над камином Ленин выступал перед массами. Куинн подошел к окну и посмотрел на улицу.
За голыми деревьями сада и за стеной была видна верхняя часть красного лондонского двухэтажного автобуса, ехавшего по Бэйсуотер-роуд.
Куинн вернулся на место.
– Что ж, если вы врете, то это шикарные декорации для фильма, – сказал он.
– Это не декорации, – заявил генерал КГБ. – Я предпочитаю, чтобы этим занимались ваши люди в Голливуде.
– Так что же привело меня сюда?
– Вы интересуете нас, мистер Куинн. Пожалуйста, не будьте столь недоверчивы. Как бы это ни показалось вам странным, но я полагаю, что в настоящий момент мы с вами на одной стороне.
– Это действительно звучит странно, – сказал Куинн, – чертовски странно.
– Хорошо, тогда позвольте мне все объяснить. В течение некоторого времени мы знали, что вы были тем человеком, которого избрали для переговоров с похитителями об освобождении Саймона Кормэка. Мы знаем также, что после его смерти вы провели месяц в Европе, пытаясь разыскать их, как кажется, с определенным успехом.
– И это ставит нас на одну сторону?
– Возможно, мистер Куинн, возможно. Моя работа состоит не в том, чтобы обеспечивать безопасность молодых американцев, любителей бега на длинные дистанции по пересеченной местности без соответствующего прикрытия. Ее цель – защитить мою страну от враждебных заговоров, наносящих ей огромный ущерб. А это дело с Кормэком… это заговор неизвестных лиц с целью повредить моей стране и дискредитировать ее в глазах мировой общественности. Нам это совсем не нравится, мистер Куинн. Абсолютно не нравится. Так что разрешите мне быть с вами откровенным. Похищение и убийство Саймона не было советским заговором. Но в нем обвинили нас. С тех пор, как был произведен анализ этого пояса, мы находимся на скамье подсудимых в глазах мирового общественного мнения. Отношения с вашей страной, которые наш лидер искренне пытался наладить, испорчены, договор о снижении уровня вооруженности, на который мы возлагали столь большие надежды, безнадежно сорван.
– Создается впечатление, что вы недооцениваете дезинформацию, когда она работает против СССР, хотя вы сами довольно хорошо действуете в этой области, – сказал Куинн.
У генерала хватило чувства такта пожать плечами в ответ на этот укол.
– Верно, мы занимаемся дезинформацией время от времени. Этим же занимается и ЦРУ. Это вопрос территории, где это делается. Весьма неприятны обвинения в том, что мы действительно сделали, но совершенно нетерпимо, когда нас обвиняют в этом деле, в котором мы не участвовали.