— Жаль, — отозвался Юрий. — А почему ты остался один? Извини, если мой вопрос тебя ранит.

— Моих близких уже давно нет на свете, — грустно ответил спрут — Очень давно. Однако долгие витки, проведённые вместе с ними, сделали меня сильным. И, оставшись один, я несу эту эстафету мужества дальше. Не знаю, почему я оказался таким долгожителем. Возможно — из-за влияния всё той же радиации.

— Но как же вы жили в пещере? После комфорта, который давала цивилизация, вам было трудно?

— Да нет. Всё было довольно неплохо, если в подобных обстоятельствах применимо это слово. Мы были близки по духу и связанны родственными узами. И поначалу ещё на что-то надеялись — то ли на чудо, то ли на помощь КСЦ. Но, интуитивно ощущая страшную опасность за стенами пещеры, мы никуда не высовывались и почти всё время оставались в ней. Там у нас возник наш собственный мирок, вполне комфортный — мы имели освещение от рыбок, в основном миктофитовых — Myctophum punctatum, и фонареглазовых — Anomalopidae, если по латыни. С едой было сложнее. Увы, мы были вынуждены перейти от вегетарианства к иной пище. Есть тех же рыбок, червей, рачков — да всё, что ловилось. Как ни удивительно, но мы вернулись к первобытному существованию и вполне с этим смирились. Такова воля обстоятельств. Хотя периодически, больше по привычке, мы телепатически пытались выйти на контакт — с теми, кто, возможно, выжил наверху. Но там была тишина. За исключением слабых и невнятных голосов малого количества выживших существ. Они были в панике, прячась на больших глубинах и в расщелинах.

— Чем же вы занимались? — спросил Юрий, пытаясь углядеть ту пещеру. Но видел лишь сероватую тьму.

— Да ничем. Делать нам было нечего, кроме незатейливой и редкой охоты — мы берегли своё стадо. Хотя родители поначалу пытались составлять списки выживших особей, классифицировать их, отмечать органические изменения, происшедшие после катастрофы. Но потом бросили это. Какая уж тут научная работа? Для кого? И чаще всего мы проводили время в разговорах. Обсуждали причину катастрофы, истоки жестокости, иногда просыпающейся в разумных Видах. И пришли к выводу, что это проявление остатков некой скрытой агрессии, призванной сохранять Вид, но иной раз выходящей из-под контроля разума. Именно в этом причина трагедии Протеи. Не стоит навязывать свои правила и принципы другим. В этом и проявляется цивилизованность. Выходит, протейцы такими не были.

— А почему же цивилизации, которые объединились в КС, дружно сосуществуют? Даже помогают другим Видам, зачастую совершенно непохожим на них — ни внешностью, ни привычками, ни традициями. В чём секрет их умения победить собственную агрессию?

— В своих лекциях иттейцы пояснили, что в основе их содружества — принцип всеобъемлющей Безусловной Вселенской Любви, проявляемой ко всем живым существам, созданным Творцом. Об этом и были их передачи — о величии и ценности Эволюции, о гармонии мира, созданного Творцом, о непогрешимости и справедливости законов, продиктованных безграничной любовью Творца к нам. Смысл развития вселенной, возникшей от дуновения Творца — это Любовь и бесконечное совершенствование Души. Но разве протейцы внимательно это слушали? Мы не привыкли думать на такие отвлечённые и бесполезные темы. Любовь? Её в двигатель не положишь и голодных ею не накормишь. Это всё бла-бла-бла…

— Но, как ты думаешь — коли это так, то почему этот любящий Творец отвернулся от вас? Почему не остановил безумцев и не прислал ангелов или тех же иттян спасти вас? — вопрошал Юрий.

— Я сам об этом часто думаю, — вздохнул Оуэн. — И пришёл к выводу, что Творец дал всем право на собственный выбор. Так говорили нам и иттяне. Без проб и ошибок нет прогресса. Застывшие формы, считающие себя совершенными, согласно Заповеди — уж не помню какой, обречены на остановку и смерть. Поскольку жизнь — в движении. И движение только тогда приносит плоды и совершенство, когда происходит с любовью и ради любви. Ненависть не даёт плодов. Она их уничтожает и несёт гибель и разрушение. Протейцы выбрали ненависть и погубили прекрасное творение Эволюции — собственную цивилизацию. Мы не хотели совершенствоваться, мы хотели оставить всё, как прежде. А ещё — мстить тем, кто нёс изменение.

— Вы? Но это сделали жалкие отщепенцы, а не все протейцы, — возразил Юрий.

— А мы, молча, согласились с этим. Ведь никто не создал группу с противоположными целями, назвав, например: "За единение!" или "Панитяне за мир!" Молчание значит — согласие. Творец принял наш выбор и привёл на эту планету новую цивилизацию, человеческую. Теперь ваша очередь делать свой выбор, Юрий. А Он подождёт, любя каждого и даруя свободу воли.

— Как жаль, что человечество не знает историю протейцев! — вздохнул Юрий.

— А ты напиши книгу о Протее! — предложил Оуэн.

— Книгу? О, во-первых — это слишком большой труд! А у меня маловато терпения. Во-вторых, я слишком мало знаю о Протее. И в третьих, если б ты знал, насколько мне сейчас хотят ограничить свободу воли! — насмешливо возразил тот. — Но довольно говорить обо мне. Расскажи, как ты жил в одиночестве? Ты знаком с атлантами? А с лемурийцами. Гипербореями? Что с ними случилось? Такая же трагическая история, как и с вами?

— Ты слишком многого от меня ждёшь, Юрий! — устало проговорил Оуэн. — Кое-что я знаю, но не в точности. Ведь все эти цивилизации были мне чужды. Я ведь тоже не совершенен. А после того, как я остался один, мне ещё долго было ни до чего. "Зачем мне судьбы мира и чуждые игры разума? — думал я тогда. — Ведь Протеи больше нет. Скоро не станет и меня". Хотя мои родители всегда считали, что Протея будет существовать до тех пор, пока о ней помнят. Они предпочитали выбросить из своей души печаль, которая для неё убийственна, и радоваться тому, что имеют — жизни, свету, общению. Ведь Творец никогда не останавливается, — говорили они, — вселенная развивается, галактики вспыхивают и гаснут. Жизнь продолжается. "Пойдём и мы дальше с тем, что имеем", - сказали они нам с Атеей. И мы пошли. Родители часто вспоминали прежнюю жизнь, забавные случаи, тех моллюсков, кого знали и помнили. Говорили нам с любовью о том мире, которого уже не было, о существах, исчезнувших навсегда, о планете, ставшей совсем иной. Не знаю, чего в этом было больше — печали или надежды. Они верили, что надежды. И что когда-нибудь всё ещё изменится. Надежда помогала им жить. И, по крайней мере, чудесный мир Протеи был жив, пока они о нём напоминали. Я научился у них не сдаваться. Ни при каких обстоятельствах. И идти вперёд, пока можешь. Но когда не стало их, а вскоре и Атэи… Мне кажется, во всём мире погас свет. Хотя его и до этого было очень мало. А Протея ушла вслед за ними. Я не хотел больше думать о том, чего уже нет. Это больно. Я хотел научиться жить там, где оказался. Поэтому, встряхнувшись, я навсегда покинул те места, где мы провели те нелёгкие витки. "Ничто не будет напоминать мне о прежней жизни", - сказал я. И, оставив Протею и свои воспоминанья в той пещере, выбрал новые места обитания — там, где уже было всё другое. И это была Земля. На ней я и начал жить заново.

— Как тебе это удалось?

— Я думал: "Вселенная не стала восстанавливать цивилизацию головоногих, бесславно закончившую своё существование. Ну, что ж! Возможно, у неё другие планы. Стану жить, как часть этого мира, — решил я, — буду наблюдать за тем, куда придёт этот мир. Может у других получится лучше". Я многое видел и почти перестал удивляться. Путь Эволюции труден, а всякий опыт полезен, хотя и даётся нелегко…. Но об этом я расскажу тебе как-нибудь в другой раз.

— Хорошо. Но давай ещё немного поговорим о Протее, пока ты вновь не наложил запрет на эту тему. Что ты знаешь о вашей технике и всяких чудесах науки? Телепатическая связь с машиной! Чудеса!

— Вряд ли то, что хранится у меня в голове, можно назвать знанием о протейской технике, — отозвался Оуэн. — Ты, например, знаешь, как устроен ваш компьютер? Или, до тонкости — устройство автомобиля? Только в общих чертах. Так? И я также знаю о достижениях протейской цивилизации — не в тонкостях. Мне даже не известен принцип, по которому наша техника управлялась телепатически. Что-то там подключали к планетарным полям, что-то впечатывалось в сенсоры прибора… В моей голове одни лишь обрывки сведений. Я углублённо изучал биологию, а остальное крутилось вокруг само по себе. Ты же знаешь — чем выше цивилизация, тем выше специализация. И тем уже образованны специалисты. Вот и выходит, что индивид представляет ценность, только когда находится среди себе подобных. Особенно чётко я это понял после катастрофы. В развитом обществе каждый занят чем-то мелким, но очень нужным. И цивилизация существует лишь благодаря соединению всех этих мелочей воедино. И сотрудничеству множества особей, составляющих единый организм в технологическом процессе. Каждое достижение цивилизации — результат коллективной работы и целой Эволюции. И отдельный субъект, будучи даже гением, не пригоден ни на что.