Увы, уйти не удалось. Четверо верховых, сопровождавших повозку, во все глаза следили за тем, чтоб хоть кто-то не вздумал бежать во время недолгих остановок. К тому же те, кто находился внутри повозки, не имели никакого представления о том, где они находятся - высокие стены не позволяли рассмотреть хоть что-то из того, что находилось снаружи.

Однако подобное не беспокоило никого из прокаженных. Оказавшись в этой повозке, многие из них решили, что все их беды остались далеко позади, и теперь их жизнь наладится и все в ней будет хорошо. С души спала тяжесть, люди улыбались и шутили, рассказывали о себе - кто они, откуда и как заболели… Но всего этого Олея не слышала - прижавшись к Белу, она словно провалилась в глубокий сон. Что ни говори, а усталость брала свое…

Когда женщина проснулась, была уже ночь. Да, сон у нее был долгий. Повозка по-прежнему катилась по дороге, но внутри было тихо - похоже, что все спали. Ну, кто не спал, тот дремал, и все, как один - все ожидали чего-то хорошего от жизни, мечтали о выздоровлении… Вон, у некоторых из спящих на лицах появились улыбки: наверное, каждый в глубине души надеется, что вскоре к нему вновь будет прежняя жизнь, та, что была раньше, до того, как на них свалилась эта страшная хворь. Хотя нет, теперь все будет не так, как было прежде, а много лучше, ведь теперь они учтут все те ошибки, что совершили раньше, и впредь подобного никогда не допустят…

Бел, кажется, тоже спал, и Олея немного отстранилась от него, потянулась затекшим телом. Интересно, долго им еще ехать?

- Тебе повезло… - раздался рядом с ней негромкий женский голос.

Олея чуть растерянно обернулась на голос. Рядом с ней сидела молодая женщина, чье лицо уже было чуть тронуто болезнью. Вряд ли она была старше Олеи - скорей, ее ровесница.

- Ты о чем? - удивленная Олея сразу даже не сообразила, что женщина обратилась к ней на ломаном языке Руславии.

- Я говорю, что у тебя хороший и заботливый муж… - вздохнула женщина. - Неужели ты не замечаешь, как вам обоим завидуют все те, кто находится здесь? Вы вместе, делите беду на двоих, а это куда легче, чем одному тащить на себе такой груз… Действительно не видишь? Жаль… Твой муж - это настоящий мужчина, всем бы такими быть! Держись за него крепко, ни на кого не меняй!

- А твой муж где? - брякнула Олея первое, что пришло в ее голову, и тут же едва не прикусила себе язык. Не надо было этого говорить - и так понятно, что эта женщина сейчас одна. Но, увы, слово вылетело, и теперь его уже не поймаешь.

- Мой… - вздохнула женщина. - У меня тоже хороший муж, только вот он не мог пойти со мной. Остался дома с детьми. Знаешь, я никак не могу понять, где заразилась, и от кого… Но когда я заболела, то родственники мужа заставили его выгнать меня из дома. Вообще-то их можно понять… По счастью, больше никто в моей семье не заболел. На прощанье муж сказал мне: иди в Вайзин - там, говорят, лечат таких, как ты. Выздоровеешь - возвращайся домой, а если нет - то забудь дорогу назад, не стоит заражать наших детей! И еще одно мне было сказано: если я не вернусь через полгода, то он имеет полное право жениться вновь, а вдовушек у нас хватает… - в голосе женщины послышались слезы. - Я даже не знаю, кого он может взять себе новой женой! Дома у меня осталось трое детей, которых я не могла даже обнять на прощанье! Знаешь, что я тебе скажу? Если меня вылечат, и я вернусь назад живой и здоровой, то до конца своих дней буду воздавать молитвы Двуликому, приму его веру, и дети мои будут ему поклоняться…

- Надейся, что тебе в Вайзине помогут!

- Мне обязательно, обязательно надо выздороветь, чтоб вернуться домой! Боюсь даже думать о том, что будет с моими детьми, если меня не будет рядом! Муж… Я его понимаю - некоторые мужчины совсем не могут жить одни, им необходимо, чтоб рядом постоянно была женщина! К тому же с ним остались дети, а детям нужна мать, но я не знаю, будет ли новая жена моего мужа любить наших детей!

- Сочувствую тебе…

- Как там мой муж с ними управляется? - женщина заплакала. - Ведь старшая девочка - она такая егоза, постоянно проказничает! Сынишка раньше все время был подле меня, ни на шаг не отходил, а младшая только-только стала говорить первые слова!.. Как же хочется, чтоб моя мать помогала растить и воспитывать моих детей, если, конечно, мой муж не будет против!

- Я понимаю…

- Ты как думаешь… - женщина с надеждой посмотрела на Олею, - ты как думаешь, может быть такое, что мне помогут еще до того, как в нашем доме появится другая женщина?

- Не расстраивайся и не терзайся понапрасну… - тихо сказала Олея. - Надейся на милость Богов…

- А мне ничего другого и не остается…- женщина плакала без остановки, и Олея прижала ее к себе: что ни думай, а и Олея, и Бел - оба уже не раз соприкасались едва ли не со всеми прокаженными, что были в этой толпе…

Повозка все так же катилась по дороге. Снаружи было тихо, до людей доносился лишь скрип колес да фырканье лошадей, а еще звуки от ударов лошадиных копыт о грунтовую дорогу. Внутри повозки было совсем темно, и не хотелось даже думать о том, что с ними будет дальше. Желая хоть немного отвлечь женщину от грустных мыслей, Олея спросила:

- Тебя как звать?

- Зумрия.

- Красивое имя… Откуда язык Руславии знаешь?

- Моя бабушка родом из тех северных мест. По молодости замуж за южанина пошла, в Ойдар переехала. Всю жизнь по родине тосковала, оттого и нас своему языку учила.

- Понятно…

- А вчера я услышала, как ты со своим мужем разговариваешь, и сразу поняла, из каких вы мест. И еще надо сказать: вы молодцы, что сразу пошли в Вайзин - когда болезнь в самом начале, то ее и лечить легче.

Ну надо же! Олея не думала, что их можно так легко раскусить, хотя чему тут удивляться? У больных людей глаз наметан, да и не так много людей было в той толпе прокаженных - все же при желании можно понять, кто есть кто.

В монастырь приехали лишь под утро. За время пути повозка дважды останавливалась на недолгое время для того, чтоб люди могли пройтись и немного перевести дух. Увы, возможности удрать не было - четверо конных стражников по-прежнему глаз не спускали с прокаженных. Конечно, можно было постараться незаметно раствориться в темноте южной ночи, но двум уставшим людям этого делать, пожалуй, не стоило. Надо было хоть немного передохнуть, а уж позже рискнуть, попытаться уйти, и сделать это так, чтоб их не догнали. За время остановок улыбчивый жрец все время проводил среди прокаженных: кажется, он совсем не боялся заразиться, и это располагало к нему людей, которые едва ли не изливали ему свою душу, рассказывали о себе, своей оставленной семье, о родных и близких… Да и как можно молчать, если рядом с тобой есть такой благодарный слушатель! А уж если учесть, что с прокаженными уже давно никто не беседовал, как с равными, то понятно, отчего эти люди выкладывали улыбчивому жрецу все, о чем не сказали бы никому другому.

Итак, перед ними монастырь Святых Дел. Огромное здание, высокие мощные стены с крохотными оконцами, ворота, окованные толстым железным листом… Настоящая крепость. Правда, повозка с прокаженными въехала в монастырь не через главные ворота, а через задние, запасные, но сейчас не до таких мелочей.

Стоило въехать внутрь, как высокие ворота запасного входа с треском захлопнулись за ними, а проехав еще немного, остановилась и повозка. Приехали.

Первое, что бросилось Олее в глаза, когда они выглянули наружу - это высокая и узкая каменная плита, стоявшая посреди широкого двора монастыря. С одной стороны этой плиты был изображен прекрасный юноша с виноградной лозой, чуть ли не обвивающей его тело, а с другой стороны плиты был довольно точно выбит в камне скелет с мечом в костлявой руке. Это и было изображение Двуликого, того Бога, которому поклонялись в Вайзине. Мнение остальных людей Олее было неизвестно, но вот ей самой подобное творение было не по душе. Почему? Сочетание неприятное.

По-прежнему улыбающийся жрец, все тот же, что встретил их у границы, кивнул головой в сторону открытой двери, находящейся в каком-то невысоком каменном здании.