Однако было и то, чего им надо опасаться, и это колдунья подчеркнула особо. Прежде всего надо учесть, что если они покажутся на глаза знающему человеку, то тут уже никакой морок не спасет - любой тайнознатец сразу поймет, кто перед ним. Еще им надо опасаться зеркал и прочих блестящих поверхностей: это человеческий глаз можно обмануть, а в зеркалах отражается истинный облик человека, какой бы морок на него не был наведен.

Что ж, подобного следовало ожидать: на то оно и колдовство, не может все идти гладко и спокойно. Тем не менее, четыре дня - это совсем неплохо, куда больше, чем они могли надеяться. За это время при должной удаче и сноровке можно оказаться очень далеко отсюда.

А колдунья, и верно, золото очень любит. Перед ее уходом Бел протянул старухе две золотые монеты - все же за работу платить надо, тем более за такую. Надо сказать, что эти две монеты исчезли из рук Бела не просто быстро, а, можно сказать, моментально. Олея даже моргнуть не успела, как бабуля, зацапав деньги, наконец-то соизволила улыбнуться им перед своим уходом, показав на удивление прекрасные зубы - похоже, ее сердце смягчилось, и она клятвенно пообещала, что морок продержится до конца четверного дня. Старый священник только головой покачал, глядя на подобное - похоже, он рассчитывал, что колдунья сделает что-то безвозмездно. Ага, как же, не такая это бабуся…

Потом была эта свадьба, вернее, не свадьба, а всего лишь свадебный обряд, который занял совсем немного времени. Ну, если все свадьбы в Закаре играются так, то потом и вспомнить нечего. Тогда беглецы и старик - все они вновь вернулись в храм, где к тому времени опять стали собираться прихожане, священник что-то прочитал над склонившимися перед ним Белом и Олеей, оба сказали "да" - все одно ничего другого говорить было нельзя, после чего старик благословил их и завязал на запястьях обоих что-то вроде узких белых лент - оказывается, именно таким образом в Закаре отмечают людей, которые только что вступили в законный брак. Кстати, здесь считается вполне естественным, если люди приходят на подобную церемонию в самой простой, обыденной одежде - так, дескать, они показывают Богам, что на первом месте у них не пустое бахвальство перед людьми, а труд во благо новой семьи! Да уж, торжество, нечего сказать! Скучно как-то и нерадостно, да и счастья от этого внезапного замужества Олея что-то пока никак не испытывает.

Олее невольно вспомнилось ее первая свадьба, когда она выходила замуж за Серио. Обряд был красивый и торжественный, а уж одежда!.. У нее тогда было такое красивое нежно-голубое платье, отделанное роскошными белыми кружевами! Помнится, перед свадьбой ее отец, чтоб порадовать дочку, отдал за это платье целую кучу денег. Даже мать Олеи, узнав, сколько оно стоит, упрекнула мужа: платье, конечно, очень красивое - кто ж спорит?!, но уж слишком дорогое, а деньги считать надо, особенно перед свадьбой, когда и без того расходов полным-полно! Однако чуть позже, увидев дочку в этом платье, замолчала - уж очень оно было к лицу Олее. И потом, на свадьбе, все говорили, что невеста настолько хороша - не налюбуешься!, а Серио не сводил со своей молодой жены восхищенного взгляда…

Н-да, когда это было, в какой немыслимой дали? Наверное, в другой жизни… И платья того у нее уже нет: после развода, среди тех вещей, что ей вернул Серио, свадебного платья не оказалось, как, впрочем, и много другого…

Тьфу ты! - невольно подумалось Олее. - Нашла, о чем вспоминать! Самое место и самое время! Думать ей, что ли, больше не о чем? Все одно дочери Серио вряд пойдет впрок все то, что она забрала у своей молодой мачехи. Да пусть эта юная дуреха хоть подавится всем, что сумела тогда ухватить, а Олее нечего свою голову всякой чушью забивать - сейчас ну никак не то время, чтоб копаться в прошлом, выискивая старые обиды.

Итак, Олея и Бел поженились… Тогда, чуть ли не сразу после совершения свадебного обряда, старый священник направился к выходу - он, оказывается, уже заранее велел заложить карету, а новобрачные, стараясь лишний раз не глядеть друг на друга, пошли вслед за ним.

Уже в карете, по внешнему виду куда больше напоминающей простой деревянный ящик на колесах, священник коротко пояснил беглецам, что им следует делать дальше и куда направляться. Олея, все еще несколько растерянная от всего происходящего, едва ли не пропустила кое-что из слов старика. Хорошо еще, что вовремя сумела взять себя в руки, откинуть в сторону все эмоции и ненужные мысли. Что ж, в общих чертах понятно, куда им надо идти дальше.

Тем временем старый священник вез их к городским воротам, чтоб беглецы смогли как можно скорей покинуть Балеут.

- Все поняли? - спросил старик, закончив говорить.

- Да… - одновременно кивнули головой и Бел, и Олея.

- Прекрасно. Надеюсь, у вас все получится… Молодой человек, проявите хоть немного чувств к своей молодой супруге. Позже вы поймете, как я был прав, заставив вас вступить в брак - вы оба избавились от возможного греха, а я забочусь о спасении ваших душ.

- Вы, никак, хотите, чтоб люди всю свою жизнь без греха прожили? Увы, не получится! - буркнул Бел, по-прежнему не глядя на Олею. - Жизнь куда сложнее наших намерений…

- Что вы сказали? - священник повернулся к нему. В голосе старого человека было нечто такое, не прислушаться к чему было просто невозможно. Это не было ни угрозой, ни гневом, но, тем не менее, тот человек, к которому обращался старик, чувствовал себя если не виноватым, то полным раскаяния.

- Ничего. Это я так, сам себе…

- Молодой человек, учтите, что подобное высказывание я могу расценить, как откровенную ересь.

- Извините. У меня просто случайно вырвалось несколько слов.

- Так вот, постарайтесь в моем присутствии более не допускать подобных… случайностей.

- Еще раз прощу прошения…

- Принимается. А вы, деточка… - обратился старик к Олее, - вы постарайтесь не обращать внимания на слова этого молодого человека. Дело в том, что холостые мужчины после тридцати лет более чем тяжелы на подъем в отношении выбора спутницы жизни, а уж при слове "свадьба" им вообще хочется побыстрей убежать куда-то за тридевять морей, и не возвращаться оттуда как можно дольше. Как правило, эти молодые люди уже привыкли к одиночеству, и перестроить их, или подтолкнуть к семейной жизни, несколько сложновато. А уж внезапность принятия подобного решения - это вообще на какое-то выбивает мужчин из привычной колеи. Некоторых из таких парней надо или пнуть (в переносном смысле этого слова), или же едва ли не силой отвести под венец - в противном случае они так и будут откладывать женитьбу на неопределенный срок, и в конце концов останутся холостяками, тщательно оберегая свою так называемую свободу, хотя на самом деле эти люди, сами не понимая того, просто берегут собственное одиночество… О, вот мы и приехали.

Действительно, карета остановилась. Олея, выглянув в небольшое окошко, увидела недовольную толпу людей, вернее, даже не толпу, а длинную очередь из людей, повозок и всадников, стоящую у городских ворот в ожидании, когда же они сумеют покинуть столицу. Да, из города сейчас так просто не выйти…

- Погодите! - Олея решила спросить старика о том, о чем они с Белом так и не удосужились поинтересоваться. - Святой отец, простите нас, но мы так и не знаем ваше имя! О здравии кого нам надо молить Богов?..

- Как? - священник чуть улыбнулся. - Ах, да, я же не представился… Возможно, вы удивитесь, но при рождении родители нарекли меня Дайяром, в честь того святого, которому я сейчас служу по мере своих слабых сил и возможностей… Все, теперь вы замолкаете, и да пусть пребудет с вами в дальнейшем святой Дайяр.

Старик приоткрыл дверцу кареты, и подозвал к себе одного из стражников. Несколько слов, сказанных старым священником - и стражник едва ли не со всех ног кинулся куда-то бежать. Не прошло и минуты, как возле кареты оказался запыхавшийся офицер. Похоже, он мчался сюда едва ли не опрометью, и сейчас, согнувшись перед стариком, стал что-то почтительно тому говорить, приложив руку к сердцу, а священник, выслушав его, сам вступил в разговор.