Олея знала, о чем идет речь: в качестве личного одолжения старик просил офицера без очереди отвести этих двоих людей к воротам, чтоб они могли покинуть город. Дескать, он, священник, только что совершил свадебный обряд - сочетал браком двоих немолодых людей, сидящих в его карете, и ему бы не хотелось, чтоб этот радостный для них день эти вступившие в брак немолодые люди провели в этой долгой и нудной очереди перед городскими воротами. Оттого-то он и решил оказать благодеяние этим двоим новобрачным, подвезти их до места, тем более, что он и так собирался направиться сюда, чтоб благословить солдат и охранников. (Судя по всему, - отметила про себя Олея, - подобный поступок старика не был чем-то необычным - как видно, он частенько посещал простых людей). Так что, - продолжал старик, - так что для господина офицера вряд ли составит большой труд выполнить эту несложную просьбу…
Офицер не возражал, тем более что внешне эта пара никак не походила на тех, кого сейчас ищут по всей столице, а приметы там были указаны довольно точные, и чуть ли не досконально описывали разыскиваемых. Так что почему бы и не выполнить просьбу святого отца, тем более, что он и ранее частенько просил за разных сирых и убогих…
Уже выйдя из кареты и идя вслед за офицером, Олея чуть оглянулась. Старик, глядя им вслед, немного приподнял руку, делая жест, благословляющий их дорогу… Напрасно ранее Бел пытался ехидничать: пусть этот человек и не святой, но он честен, непримирим к тому, что считает нарушением законов, и во всем поступает согласно своим убеждениям. Ох, и плохо же старику придется, если он, и верно, расскажет Церковному Совету о том, что сегодня произошло в его храме, а заодно поведает и о том, как поступил с теми, кого искала едва ли не вся стража столицы! Кажется, старый священник слишком хорошо думает о людях, в том числе и о тех, кто заседает в Церковном Совете: помочь уйти тем, кого объявили государственными преступниками - подобное обвинение ему вряд ли хоть кому-то сойдет с рук…
Направляясь вслед за офицером вдоль длинной и недовольной очереди, Олея вновь и вновь благословляла про себя старика: если б он не попросил офицера вывести их из города, то еще неизвестно, сколько времени она и Бел провели бы в этой раздраженной и шумной толпе. Встань они в хвост очереди - вполне могло получиться так, что они не вышли бы из города и до вечера, уж очень медленной и тщательной была проверка у городских ворот…
Однако и здесь им помогло негласное вмешательство старого священника: стоило офицеру сказать недовольным стражникам, что этих людей привез святой отец Дайяр, как отношение к этой парочке немолодых провинциалов, только что вступивших в брак, значительно поменялось. Их осмотрели не так дотошно, как остальных, что, вообще-то, неудивительно: никакого груза при себе у них не было, с приметами разыскиваемых преступников у пары не имелось никакого сходства, да вдобавок эти двое еще и поженились сегодня!.. В общем, обыскали их не очень тщательно, и, как и ожидалось, ничего не нашли, и на прощание пожелали счастья и легкой дороги.
Оказавшись за пределами города, беглецы вначале шли не торопясь, но стоило им удалиться на более-менее заметное расстояние от городских стен, как Бел и Олея разу же прибавили шаг, а заодно и сняли со своих рук белые ленты: во-первых, слишком приметно, а во-вторых, не хотелось лишний раз видеть этот знак вступления в брак. Не очень-то эти семейные узы им и нужны, тем более что Олея до конца так и не могла принять того, что идущий рядом с ней хмурый мужичок и есть немногословный и выдержанный Бел, или Лавр, или как там его правильно называть…
Через пару часов быстрой ходьбы беглецы дошли до большого поселка под странным названием Яя. Об этом поселке им уже говорил священник - тут жили барышники, торгующие лошадьми, так что у Бела и Олеи появилась реальная возможность продолжать дальнейший путь не пешком, а верхом. По счастью, в этот поселок пока что не пришел приказ о временном запрете на торговлю лошадьми - как это частенько случается, в общей суматохе что-то упускают из виду.
Бел не стал понапрасну терять время, и быстро сторговал двоих коней у первого же торговца лошадьми. Низкорослые лошади были хотя и довольно невзрачными с виду, но довольно выносливыми, а беглецам именно это и было нужно. Увы, но эта покупка здорово облегчила их кошелек, вернее сказать - почти полностью его опустошила, потому как барышник был человеком наблюдательным, и сразу понял, что покупатели очень торопятся, а, значит, ему можно почти не скидывать цену - все одно возьмут едва ли не по той цене, которую он запрашивает. Так оно и вышло. В тот момент для беглецов главным было обзавестись лошадьми и оказаться как можно дальше от этих мест.
Все последующие дни были одной сплошной гонкой - нужно было торопиться, ведь неизвестно, что сейчас творится в Балеуте, столице Закары. Понятно, что все проводящиеся повальные обыски и облавы не дали результата, и не исключено, что там уже могли разобраться, куда именно делись разыскиваемые.
Беглецы мчались по дорогам все светлое время суток, не останавливаясь до тех пор, пока на землю не спускалась полная темнота. Но даже тогда они вставали на ночлег не на постоялых дворах, а неподалеку от дорог, в укромных местах, даже не зажигая огня - им следовало быть очень осторожными, нельзя оставлять за собой никаких следов - все же им надо даже не пройти, а проскользнуть до границы как можно более незаметно.
В дороге их несколько раз останавливали стражники - все же со стороны выглядит довольно непривычно, что обычно бережливые крестьяне так гонят своих лошадей! Странно, и никак не вписывается в рамки поведения таких людей… Во всех случаях Бел всегда говорил стражникам одно и то же: нам с женой, мол, сообщили, что близкий родственник находится при смерти, и дни его жизни сочтены. Вот оттого-то мы и несемся во весь опор, чтоб, если на то будет милость Небес, еще успеть застать его живым… Для достоверности Бел называл какие-то имена, города, селения… Как видно, слова Бела звучали достаточно убедительно, если после этого их почти сразу же отпускали.
Беглецам повезло - к концу третьего дня они сумели пересечь границу, причем сделали это безо всякого труда, и именно в том месте, которое им указал старый священник. Трудно сказать, повезло им, или же в том месте, и верно, был какой-то особый переход, которым пользовался лишь строго определенный круг людей. Надо же, и у сильных мира сего, как и у простых контрабандистов, есть свои особые места для переходов границы, которые как бы негласно охраняются… Впрочем, беглецам сейчас было не до таких тонкостей: покинули Закару - и хорошо!
Итак, они в Маргале, и пусть до нужных дорог им еще добираться и добираться, но на душе все же полегче - все же они миновали еще одну страну… Вроде, можно радоваться, но все одно холодок, возникший меж беглецами, так и не проходил.
Олея вновь посмотрела на спину Бела, который ехал чуть впереди нее. Ох, ну она никак не может привыкнуть к тому, что этот незнакомый мрачный мужчина на самом деле и есть Бел, тот самый мужчина, с которым они уже столько пережили! Хороший морок поставила колдунья, ничего не скажешь! Без сомнений, сейчас и сама Олея выглядит ничуть не лучше, недаром Бел лишний раз старается не смотреть в ее сторону. Понятно, кого он там видит - усталая женщина средних лет с потухшим взглядом, вся жизнь которой крутится возле своего небольшого надела земли. Однако стоит Олее глянуть в зеркало, или еще какую блестящую поверхность, как там по-прежнему отражается красивая молодая женщина. Пустяк, а приятно…
Бел… Н-да, муж, называется… Со времени свадьбы он словно старается держаться от своей новой жены на расстоянии, и даже в его голосе, когда он обращается к Олее, звучит легкий, почти неуловимый холодок, словно Бел вовсю старается дать понять - все произошедшее в храме Дайяра не стоит воспринимать всерьез, и сейчас его раздражают даже воспоминания о своем вынужденном согласии на вступлении в этот никому не нужный союз. Он что, опасается, что новоявленная жена будет требовать от него исполнения супружеского долга? Размечтался! Хм, как бы этому Белу (или Лавру) пояснить, не срываясь на грубость, что свои опасения он может засунуть куда подальше: ей это нужно не больше, чем ему, так что за свою честь и поруганную невинность он может не опасаться!
