В этих пристройках жители находились только зимою и нагревали их раскаленными камнями. Г. И. Шелехов пишет: «Почитали они чудом скороспешное строение наших домов, потому что они над одною своею хижиною трудятся, отесывая доски завостренными железками, .несколько лет и от того почитают они оные великой цены стоющими»3.
Главною пищей населения служила вяленая рыба, которую заготовляли в громадном количестве. Кроме рыбы, употребляли мясо морских животных (китов, тюленей, сивучей и др.).
Во время голода собирали коренья, ягоды и различные ракушки. Китовый жир жители предпочитали всем другим кушаньям. Его, а также головы красной рыбы и ракушек употребляли в сыром виде. Остальную пищу
варили в глиняных горшках или жарили на палочках, воткнутых в землю возле огня.
Лисянский следующими словами описывает ужин в местной хижине: «Как скоро рыба была сварена, то кухарка, наклав первое деревянное блюдо, подала его хозяину, который, наевшись, остатки отдал своей жене; следующие же блюда раздаваемы были по старшинству лет, так что мальчики дожидали весьма долгое время, покуда дошла до них очередь»1.
Лисянский не сообщает, каким образом коняги добывали огонь. По словам Давыдова, коняги «огонь достают посредством завостренной палочки, которая, равно как и брусок, для сего употребляемый, делается из дерева чаги, выкидываемого на остров морем и растущего на матерой Америке. По средине сей палки, которой конец обмазывается жиром, обвертывают несколько раз веревочку и, взяв конец оной в руки, вертят в обе стороны сколь можно поспешнее, пока от приставленного к бруску конца палки покажется дым, тогда берут затлевшуюся от того стружку, кладут ее в сухую траву, размахивают в руке и огонь появляется»283 284.
Ловля рыбы и промыслы морского зверя являлись главными занятиями мужчин. Они прекрасно строили байдарки из тонких жердей, которые прикреплялись китовым усом к деревянным обручам и обтягивались тюленьими кожами, так искусно сшитыми, что байдарка не пропускала ни одной капли воды.
Гребцы садились в отверстия (люки) и специальными затяжками завязывали на груди мешок, сшитый из кишок животных, который пришивался к краям люка. Лисянский сам прошел в трехлючной байдаре 400 км.и уверяет, что никогда не имел лучшего гребного судна. Во время сильного шторма соединяют несколько байдар вместе. Раньше,— пишет Лисянский,—кроме байдар, коняги строили большие кожаные лодки, в которые садилось до 10 человек.
Орудия и оружие местные жители изготовляли из дерева, кости, камня и железа285. Промысловые орудия их состояли
из длинных пик, гарпунов и стрелок. Когда вели войну, вооружались большими луками и стрелами с каменными или медными наконечниками. Из эскимосских племен только коняги и чугачи употребляли лук и стрелы, которые были у них еще в полном ходу в половине XIX столетия1.
Китовый гарпун представлял деревянную палку длиною 3 м с обоюдоострым каменным ножом на конце, вставленным в костяную оправу. Сидя в байдарке, охотник бросал гарпун в кита. Каменный наконечник вонзался в тело кита, а древко отделялось и всплывало на поверхность. Раненый кит уходил, где-нибудь издыхал и выбрасывался волнами на берег.
Нерпичий гарпун делался такой же длины, но с зазубренным костяным наконечником. К наконечнику привязывалась веревка, сплетенная из жил морских животных, которая закручивалась вокруг древка гарпуна. Когда животное ранено, оно ныряет в воду и шнурок разматывается; иногда к древку гарпуна островитяне привязывали надутый пузырь морских животных.
Тюленей часто ловили сетями, сплетенными из жил или, спрятавшись на берегу, подманивали, подражая их крику, а затем убивали.
Морских бобров обычно убивали длинными стрелками с каменными наконечниками. Их бросали в животное при помощи небольших досочек с желобком, в который вставлялись стрелки. Эта охота производилась артелями. Увидя бобра, ближайший охотник бросал в него стрелку и, поставив байдарку на то место, где бобр нырнул, поднимал весло, а остальные охотники бросались в разные стороны и окружали его. Эта операция продолжалась до тех пор, пока не убивали животное.
ров, сделано из кремневого камня. Иные делают, так же как ножи, так и копья из ланьих костей». (См. П. Па л л ас. О российских открытиях на морях между Азиею и Америкою. Месяцеслов истории и географии на 1781 г., стр. 339.) Между тем 20 лет спустя во время посещения Кадьяка Шелеховым он застал у коняг железо: «для войны есть у них луки и копья железные, медные, костяные и каменные. Топоры железные особого манера, состоящие в маленьком железце». (Г.-Ш е л е х о в. Путешествие, СПБ, 1812 г., ч. 1, стр. 74).
1 Л. С. Берг. Открытие Камчатки и экспедиции Беринга 1946 г„ стр. 211.
Чрезвычайно опасным был промысел на морских птиц урилов, из шкурок которых приготовлялись парки. Приходилось взбираться на неприступные утесы и набрасывать на птиц растянутую на шестах сеть, в которой они запутывались.
Рыбу в реках жители ловили просто руками или сетями, растянутыми на шестах, иногда кололи копьями. Морскую рыбу ловили костяными удочками, к которым привязывали шнурок из морской капусты.
Женщины обычно занимались приготовлением пищи, изготовлением украшений, шитьем одежды и т. д. Шили костяными иголками с просверленными ушками, в которые вдевались тонкие нитки из жил.
До прихода русских у кадьякских коняг существовала полигамия; некоторые жители имели до восьми жен. С приходом русских этот обычай стал постепенно искореняться. Браки обычно заключались с согласия родителей. Молодой человек, полюбя девушку, отправлялся к ее родителям с дорогими подарками. Если родители соглашались на брак, то жених давал им подарки до тех пор, пока они не скажут «довольно». Если они не соглашались на брак, подарки уносились обратно. При свадьбе не было никаких увеселений. Лисянский1 пишет, что у коняг мужья почти всегда жили у родственников жены, как работники, и только иногда ездили гостить к своим.
Перед рождением ребенка женщина удалялась в небольшую яму, над которой из прутьев, покрытых травою, был построен шалаш, напоминающий собачью конуру (длина шалаша—1 м, ширина—80 см, а высота—70 см).
После рождения ребенка женщина считалась нечистою и в своем заточении должна была оставаться двадцать дней, хотя бы это было и зимою. Родственники приносили ей еду и питье, но подавали не прямо из рук, а на палочке. Отец после рождения ребенка на некоторое время покидал свой дом и удалялся в другое селение.
Родители приучали детей к голоду и холоду: «Нередко случается, что мать, желая унять раскричавшегося ребенка, погружает его зимою в море или в реку и держит до тех пор, пока не уймутся слезы»2. Мальчиков приучали бросать стрелки, строить байдарки и управлять ими. Девочек—шить, плести веревки и т. д.
Лисянский наблюдал также и погребальные обряды. Покойника коняги одевали в лучшую одежду и оставляли некоторое время в хижине. Затем, завернув тело в звериные кожи, опускали в могилу, на верх которой клали бревна и камни. В прежние времена,—пишет Лисянский,—после смерти богатого эскимоса убивали его невольника и клали вместе с ним. С умершим клали в могилу промысловые орудия. Родственники умершего отстригали волосы на голове и мазали лицо сажей, что считалось знаком траура. Жена, лишившись мужа, оставляла свой дом и уходила на некоторое время в другое жилище; то же самое делал и муж, если умирала жена.
Коняги верили в добрых и злых духов. В честь последних они приносили жертвы и устраивали религиозные праздники, которые состояли из маскированных пантомимных представлений, изображающих движения птиц и зверей.
Шаманство и суеверия играли большую роль в жизни местного населения.
СИТХИНСКИЙ АРХИПЕЛАГ
14 июня 1805 г. «Нева» покинула остров Кадьяк и 22 июня бросила якорь на рейде Новоархангельска. За короткое время в крепости были построены восемь больших зданий, завезен скот и разведены огороды.
