В течение бесконечно долгих минут Ситас в ужасе молча смотрел на отца, затем у него вырвалось:

– Чудовищно!

– Предательство в моем собственном городе. Кто это может быть? – вслух размышлял Ситэл.

– Какая разница? Его можно найти. Гораздо важнее другое: кто платит предателю? Мне приходит на ум только император Эргота! – убежденно произнес сын.

– Ты прав.

И верно, больше ни у кого не было таких денег и таких веских причин начать тайную войну против эльфийского народа. Ситэл взглянул на принца, и ему показалось, что сын постарел на много лет.

– Я не хочу войны, Ситас. Я не хочу этого. Мы еще не получили ответа ни от императора, ни от короля Торбардина на наше предложение все обсудить. Если представители этих народов прибудут к нам на переговоры, у нас останется возможность сохранить мир.

– Это также даст врагам время, в котором они нуждаются, – заметил Ситас.

Пророк взял у сына пояс и деревянный стержень и вставил опору на прежнее место в троне, а пояс обмотал вокруг талии. К Ситэлу возвратилось прежнее спокойствие, годы словно отступили прочь, а вместо них на его лице читалась решимость.

– Сын мой, поручаю тебе найти изменника. Мужчина или женщина, молодой или старый – пощады ему быть не может.

– Я исполню это, – поклялся Ситас.

Каждый вечер обитатели дворца Квинари собирались на ужин в зале Балифа. Это был не столько прием пищи, сколько повод встретиться – здесь были обязаны присутствовать все придворные, а также некоторые жрецы и знатные эльфы. Пророк Ситэл и госпожа Ниракина занимали места у дальнего конца огромного овального стола. Слева обычно сидели Ситас и Герматия, а далее по кругу – все гости в порядке их значимости. Таким образом, справа от Ситэла обычно оказывался самый скромный из придворных. В последнее время чаще всего здесь сидел Таманьер Амбродель – за спасение жизни госпожи Ниракины во время восстания ему пожаловали титул.

Зал был полон народа, и когда вошла Герматия вместе с Таманьером, никто еще не садился. Ситэл пока не появлялся, и гости не имели права занимать места до его прихода. Ситас бесстрастно стоял возле своего кресла. Герматия надеялась пробудить его ревность, появившись под руку с доблестным Таманьером, но принц продолжал задумчиво разглядывать стоявшую перед ним золотую тарелку.

Вошел Ситэл со своей супругой. Слуги подвинули царственной чете кресла, и Ситэл занял место за столом.

– Пусть боги даруют всем вам здоровье и долгую жизнь, – негромко произнес он.

Огромный зал был выстроен таким образом, что все сказанное на одном конце стола могли услышать на противоположном. Традиционное пожелание перед началом ужина донеслось до всех собравшихся.

– Да здравствует Звездный Пророк! – хором отвечали гости, и после продолжительного шарканья ног и скрипа стульев все, наконец, расселись.

Появилась группа прислужников с большим котлом, раскачивающемся на длинном шесте, – его несли на плечах двое эльфов. За ними следовали еще двое слуг с бронзовым ящиком, испещренным отверстиями, сквозь которые просачивалось слабое сияние. Ящик наполняли уголья, собранные со всех кухонь дворца. Его установили на каменную плиту, а сверху водрузили огромный котел. Таким образом, суп сохранялся горячим на всем протяжении ужина, который мог продолжаться несколько часов.

Молодые эльфийские горничные в платьях из желтой газовой материи сновали среди гостей, наполняя их тарелки дымящимся черепаховым супом. Для тех, кому суп был не по вкусу, подали свежие фрукты, собранные утром в плодородных садах на восточном берегу. Мальчики сгибались под тяжестью высоких амфор, наполненных до краев пурпурно-красным нектаром, и без устали наполняли бокалы гостей.

Когда подали первое блюдо, Станкатан дал знак слугам, стоявшим у дверей зала. Створки распахнулись, и вошли три музыканта. Игроки на флейте, лире и трещотке заняли места в дальнем конце зала, чтобы не мешать разговору за столом.

– Я слышал, – начал старый Ренгальдус, глава гильдии Гранильщиков, – что намечается тайное совещание с представителями Эргота.

– Ну, это давно известно, – ответил жрец Зертинфинас, срезая верхушку с сочной дыни и выколупывая на тарелку семена. – И гномов из Торбардина тоже пригласили.

– Я никогда не видела людей вблизи, – заметила Герматия. – И не разговаривала ни с одним из них.

– Ты не много потеряла, госпожа, – утешил ее Ренгальдус. – Их язык груб, а тела покрыты густой шерстью.

– Прямо скоты какие-то, – согласился Зертинфинас.

– Это ты так считаешь, – вмешался в разговор Таманьер. Все глаза обратились к нему. Не принято было, чтобы такие незначительные придворные говорили за столом; – Мне пришлось познакомиться с некоторыми из людей там, на равнинах, и многие из них оказались добрыми малыми.

– Может, и так, но разве не правда, что они вероломны? – поинтересовался мастер гильдии Сапожников. – Неужели они всегда держат слово?

– Очень часто. – Таманьер бросил взгляд на своего покровителя, Ситаса, в поисках признаков неудовольствия. Сын Пророка, как обычно, ел мало, отщипывая по одной виноградинке от грозди, лежавшей на тарелке. Казалось, он не слышал слов Таманьера, и молодой придворный ободрение продолжал: – Люди могут быть исключительно честными, может быть, как раз потому, что они знают о лживости многих своих сородичей.

– У них неисправимо ребяческие нравы, – со знанием дела вещал Зертинфинас. – Да и как может быть иначе? Живя на свете всего лишь семьдесят лет или около того, разве успеешь приобрести хоть какую-то мудрость или терпение?

– И все же они не совсем безнадежны, – отметил Ренгальдус, с чмоканьем отхлебнул добрый глоток нектара и вытер подбородок атласной салфеткой. – Сотню лет тому назад не существовало на свете человека, способного огранить алмаз или отполировать сапфир. А теперь ремесленники в Далтиготе научились обрабатывать драгоценные камни и их изделия заполнили рынки! Мои агенты в Балифоре сообщают, что изготовленные людьми бриллианты хорошо идут там в основном потому, что они дешевле наших. Покупатели обращают внимание не столько на качество, сколько на цену.

– Вот варвары, – промычал Зертинфинас, обращаясь к своему бокалу.

Внесли второе блюдо – холодный салат из речной форели под соусом из сладких трав. Послышались возгласы одобрения. Подали также хлеба, выпеченные в форме пирамид и смазанные медом, любимым лакомством эльфов.

– Может быть, кто-нибудь из ученых жрецов объяснит мне, – начала Герматия, отрезая себе ломоть горячего хлеба, – почему люди так мало живут?

Зертинфинас прокашлялся и хотел было ответить, когда с противоположной стороны стола раздался новый голос, ответивший на вопрос принцессы:

– Вообще считается, что люди – это промежуточная раса, очень далекая от богов, больше родственная животному царству. Наш народ был создан раньше, поэтому жизнь наша продолжается дольше, и мы обладаем способностью к магии, сближающей нас с богами.

Герматия, склонив набок голову, старалась получше разглядеть жреца, говорившего мягким голосом.

– Я не знаю тебя, святой отец. Как твое имя?

– Прости, что не представился, госпожа. Меня зовут Камин Олуваи, я второй жрец Голубого Феникса. – Поднявшись, молодой эльф поклонился Герматии. Он приковывал взгляд в своей сверкающей голубой мантии и золотой головной повязке, на которой был вышит голубой феникс. На плечи спускались золотистые волосы, длинные даже по эльфийским меркам. Ситас подозрительно рассматривал жреца. Этот Камин Олуваи не часто бывал на королевских обедах.

– А как быть с этими людишками? – развязно выкрикнул Зертинфинас – нектар уже ударил ему в голову. – Что с ними сделают?

– Мне кажется, это решать Пророку, – ответил Ситас.

Сто пятьдесят пар глаз обратились к Ситэлу, который внимательно прислушивался к разговору, управляясь с рыбой.

– Суверенитет Сильванести превыше всего, – невозмутимо промолвил Пророк. – Именно поэтому я созываю совет.

Принц, кивнув, обратился к придворному: