-Так ты же их поперек дороги ставить хочешь…
-И что?
-Как что?– не выдержал Александр.– Там же казаки, мать их через три колена! Наши юнцы даже залп сделать не успеют, как их нашинкуют…
-Разве их так плохо учили, Саша?– поднял я брови.– Мне кажется, на последних учениях все пять рот показали просто отличный результат, как в стрельбе, так и в тактических перестроениях, не говоря об упомянутой мной артиллерии!
-Разве что артиллерия поможет,– все же был вынужден согласиться Саша, вспоминая, как двадцать пушек сносили деревянные макеты редутов.
-Между прочим, эти пушки стреляют как минимум в полтора раза дальше своих товарок имеющихся на вооружении основной армии.
-Все эти придумки, конечно, это хорошо, но вот как наши витязи, еще недоучившиеся, хочу заметить, выстоят против мужиков, уже не раз пускавших кровь своим врагам?– не унимался Кузьма.– Не сплохуют? Я сам помню, после первого боя еле руками шевелить мог…
-Действительно, Алексей, не лучше ли нам было бы их поставить на фланг, как раз на месте одного из полков, все-таки стрелять из укрытия, пускай и плохенького все же лучше чем встречать врага голой грудью,– поддержал друга Сашка.
-Друзья, понимаете…– только начал я, как вестовой от Никиты, точнее разведчик, находящийся в его подчинении, доложил о приближении вражеского отряда.
Все же не успел им объяснить, почему мне пришлось поставить необстрелянных юнцов против закаленных в стычках казаков и дезертиров. Я, конечно, понимаю, что это не совсем разумно так поступать, но вот доводы разума отступают перед велением сердца. Чушь, сказал бы кто-то? Возможно, даже очень возможно, но я просто не могу не дать возможности своим воинам, да-да именно своим, а не государевым свершить правосудие, пускай кровавое, пускай жестокое, но правосудие!
Ведь, что есть бунт? Это открытое недовольство властью, со всеми вытекающими последствиями, разрушением, грабежом и смертью мирного населения! Нет, такого я допустить не могу, возможно, недовольство в чем-то и оправданное, все-таки реформы Петра не назовешь либеральными, а уж тем более щадящими, да и традиции целого народа ломать надо постепенно, а не нахрапом. А уж тем более традиции вольных казаков. Ведь нынешний бунт, почему начался?
Нет, не из-за усиления налогов, это всего лишь маленькая плошка масла, не давшая утихнуть «пожару». Основным и главным моментом стала как раз эта самая ломка традиций. В чем она заключалась? Да в том, что у казаков отродясь была та самая свобода, покушаться на которую не имели даже цари, и если холоп сбегал на Дон, то становился свободным, вне зависимости от кого этот беглый сбежал. А тут приходит гвардейский отряд под руководством Юрия Долгорукова, направленный как раз для того, чтобы вернуть беглых крестьян, да такие рейды и раньше устраивали цари, но вот данный стал последней каплей…
«И все-таки они преступники! И наказание для них только одно – смерть! Хотя что-то я разошелся, лучше все-таки с пользой использовать их руки, труда намечается много…– подумал я про себя, идя к рубежу, на котором застыли ровные шеренги шестнадцатилетних мальчишек».
Вот только выстрелят ли они? Да, муштровали, тьфу! Слово то какое поганое! Учили! И еще раз учили, наставники их хорошо, да и на полигоне они показали себя с наилучшей стороны, но все-таки не зря я взял с собой капрала Михея вместе с половиной его подчиненных, сейчас стоящих возле сержантов-витязей.
-Идут!
«Ну, орлы не подведите!– подумал я, залезая на коня и вставая чуть левее строя, вместе со своими гвардейцами и друзьями, сила не сила, а пятнадцать клинков могут в нужный момент исход боя решить, ежели с умом, правда, их использовать».
-Приготовиться!– подал я знак.
Легкая рябь пробежала по рядам витязей, прапор, с двуглавым орлом в правом верхнем углу и вставшем бурым медведем на зеленом фоне, поднялся чуть выше, развеваясь от дуновений слабенького ветерка.
Шеренги замерли в ожидании, старший наставник Михей повернул голову в мою сторону, ожидая дальнейших указаний. Чуть спереди замерло двадцать «колпаков», пушек названых в честь курировавшего их создание Дмитрия. С хоботовой части лафета на землю у каждого орудия опущены сошники, небольшое нововведение созданное после первых стрельб.
«Что ж, похоже, батальон к бою готов, осталось еще этот бой провести…– закусив губу, подумал я, сжимая эфес сабли».
В руках поселилась легкая противная дрожь. Конь вдруг пошел шагом. Внезапная смена аллюра удивила, но видимо волнуясь сжал бока коня коленями и верное животное поняло это по-своему.
«Успокоиться! Немедленно успокоится! – Никто не должен заметить, что это не столько для них, но и для меня это первый бой».
Горнист, следующий неотступно за мной, отставая на полкорпуса, встретившись со мной глазами, облизал нервно губы и потянулся к своему надраенному до блеска горну, притороченному к его седлу справа.
Окончательно остановив коня, я отдал ему команду – «Играть первую схему»
(*)
Введение горниста, помимо барабанщика, в батальон витязей, было решением лишь немного опередившем свою эпоху. Такое нововведение значительно упрощало общее командование подразделениями. Я планировал затем предложить распространить новшество и в других воинских подразделениях, когда «эксперимент» зарекомендует себя.
По «Уставу Витязей», начиная с батальона, применение горнистов обязательно и необходимо, при этом в каждом батальоне должно быть не менее двух горнистов, дабы была возможность замены убитого или раненого горниста.
Звуковые команды горниста минимум всегда дублируются, во избежание ошибок, но чаще всего команда подается три раза, причем интервал подачи звуковой команды небольшой, около двух-трех секунд. С одной стороны это много, а с другой наоборот мало, все зависит от младших командиров обстановки боя.
Сигналы горниста: «В атаку!», «Стой!», «Отступление!», «Огонь!», «Отбой!», «Схема-1», «Схема-2» и т.д.
Применение схем, т.е. построений не ново в войсках Русской армии, вот только схемы витязей все же отличаются от обычных, принятых по Уставу Петра построений.
К примеру: Схема – 1 заключается в том, что данное соединение (максимум полк), выстраивается в четыре линии, при чем первые две линии дублируют друг друга с той лишь разницей, что первая шеренга встает на колено, а вторая остается на ногах, при этом расстояние между данными двойками составляет не более двух метров, расстояние между корпусами так же не должно превышать двух метров. В результате даже две роты способны покрыть расстояние в двести метров, при этом не неся огневой потери.
Что же касается остальных двух шеренг то их построение аналогично с той лишь разницей, что обе шеренги стоят на ногах и расстояние между корпусами должно быть не менее трех метров, дабы после залпа первые две шеренги могли отойти за спины своих товарищей и приготовиться к штыковому или оружейному бою, в зависимости от обстановки. В целом же данная схема рассчитана на крепко спаянные десятки и сотни соответственно, с квалифицированным унтер-офицерским составом.
Два коротких сигнала и один длинный, прозвучали два раза. Сразу же за ними из-за поворота дороги, находящейся метрах в двухстах от позиции витязей, выехали первые всадники, на небольших лошадках. Всадники были одеты в кафтаны, с кавалерийскими пиками в руках, с боков на поясах у них висели сабли, голову покрывали пушистые шапки.
Увидев стоящих поперек дороги солдат, первые ряды всадников замерли, видимо ожидая появления командира. После пары минут ожидания, из скопившейся кучи всадников выехало трое воинов, одетых, так же как и остальная масса, правда, у одного из них был повязан красный кушак поверх кафтана. Проехав пару десятков саженей троица замерла в ожидании.
-Эй, хлопцы, вы пошто тут остановились?– спросил казак с красным кушаком, крича во всю мощь своей глотки.
Ряды приготовившихся к бою витязей молчали, только Михей снова вопросительно на меня посмотрел. Мол: «Дозволь?», приготовив свою фузею. Я лишь покачал головой, пуская коня вперед, перед рядами своих воинов, следом за мной направили своих коней мои гвардейцы. Но, покачав головой, я оставил их, взяв с собой Кузьму и Михаила. Через полсотни метров я остановил своего жеребца, следом за мной, на полкорпуса сзади застыли мои друзья.
