— По-моему, — сказал Сулла, оставшись с Марием наедине в палатке командующего, — пока что вся эта кампания больше напоминает увеселительную прогулку к морю на воды. Когда же я увижу кровь?

— А тебе здесь скучно, Луций Корнелий?

— Вовсе нет. — Сулла помрачнел. — Я не мог даже представить, насколько интересна такая жизнь. Здесь ты все время чем-то занят, решаешь интересные задачи. Я вовсе не против того, чтобы считать деньги. Просто я хотел бы наконец увидеть кровь. Взять хотя бы тебя, Гай Марий. В моем возрасте ты уже участвовал в полусотне битв. А теперь взгляни на меня… Зеленый новичок!

— Ты еще отведаешь крови, Луций Корнелий. И очень скоро. Вот увидишь.

— Да?

— Конечно. Почему, по-твоему, мы расположились здесь и не рвемся в бой?

— Нет, не говори, дай мне догадаться самому, — остановил его Сулла. — Мы здесь потому… Потому, что ты надеешься припугнуть царя Бокха, чтобы тот поспешил соединиться с Югуртой… Союз с Мавретанией придаст Югурте сил для нападения.

— Прекрасно! — Марий улыбнулся. — Эта страна столь необъятна, что мы можем потратить еще десяток лет на скитания по ее просторам, так и не приблизившись к Югурте. Если бы у него не было гетулов, то чинимое нами разорение Нумидийского царства сломило бы его сопротивление. Но у него, к сожалению, есть гетулы… К тому же он чересчур горд, чтобы позволить римской армии хозяйничать в его селах и городах. И, несомненно, наши рейды нарушают снабжение его войск зерном. Он слишком опытен, чтобы рискнуть на открытую битву, пока армией командую я. Вот мы и подтолкнем Бокха прийти ему на помощь. Мавры могут выставить по крайней мере двадцать тысяч пехотинцев и пять тысяч конников. Итак, если Бокх присоединится к Югурте, тот выступит против нас, это яснее ясного.

— А тебя не беспокоит, что в таком случае враг будет превосходить нас числом?

— Нет! Шесть римских легионов, толково обученных и под толковым руководством, справятся с любой вражеской силой, и численность войск тут ни при чем.

— Но Югурта имеет опыт войны со Сципионом Эмилианом в Нуманции, — напомнил Сулла. — Он будет воевать на римский манер.

— Иностранные полководцы, знакомые с римской стратегией и тактикой, есть. А вот римских войск у них нет. Наши методы созданы для наших людей — римлян, латинян, италийцев.

— Дисциплина, — кивнул Сулла.

— И организованность, — добавил Марий.

— Но ни то, ни другое не вознесет нас на вершину этой горы, — напомнил Сулла.

Марий засмеялся:

— Верно! Однако есть еще кое-что, чего нельзя пощупать. И скопировать тоже нельзя.

— Что же?

— Удача. Никогда не забывай про удачу.

В ту пору они были друзьями, Сулла и Марий. Разные почти во всем, они были схожи в главном: оба мыслили нестандартно, оба были людьми неординарными, оба прошли через невзгоды и были способны и на беспристрастность, и на большую страсть. А главное — не боялись работы и стремились выдвинуться.

— Есть и такие, кто считает, будто удачу свою человек готовит сам, — заметил Сулла.

Марий поднял брови:

— Ну конечно… Интересно бы только познакомиться хоть с одним таким…

Публий Вагенний, родом из Лигурии, служил в армии Мария во вспомогательном конном отряде. С тех пор как Марий разбил лагерь на берегу реки Мулухи, у Публия забот был полон рот. К счастью, на равнине обильно росла густая высокая трава, красиво серебрившаяся на солнце, так что с пастбищем для нескольких тысяч армейских мулов не возникало сложностей. А вот лошади оказались более разборчивыми, чем мулы, и щипать здешнюю грубую растительность не желали. Их приходилось гонять к северу от горной цитадели, на середину долины, туда, где благодаря подземным ключам травы росли более нежные.

«Будь командиром не Гай Марий, — думал обиженно Публий Вагенний, — коннице наверняка разрешили бы разбить свой отдельный лагерь — поближе к пастбищу…» Так нет же! Гай Марий не желал соблазнять обитателей крепости легкой добычей и отдал приказ всем до последнего солдата располагаться в основном лагере. Каждый день разведчики сначала должны были убедиться, что поблизости не скрывается враг, и только тогда конникам позволялось выводить лошадей на луга. А разве можно вдали от бивуака оставлять лошадь одну, без присмотра? Не найдешь потом…

И вот каждое утро Публию Вагеннию приходилось вести табун через всю равнину, выпускать коней, чтобы насытились на целый день, а потом тащиться назад в лагерь — за пять миль. Не успеешь передохнуть — опять пора тащиться на пастбище, чтобы пригнать лошадей обратно. А ведь ни один конник пеших прогулок не любит…

Однако спорить не приходилось, приказ есть приказ. Оставалось только исхитриться и чем-нибудь облегчить свою участь. Публий стал ездить без седла и уздечки — только идиот оставит седло и уздечку без присмотра на целый день. Он взял за правило прихватывать с собой большой мех с водой и немного еды. Выпустив двух своих лошадей около горной цитадели, он мог укрыться в тени и отдохнуть.

Выехав в четвертый раз, он отлично устроился в долине, усеянной благоухающими цветами и окруженной отвесными утесами. Прилег на ковер из трав и задремал. Лицо его ласкал влажный ветерок, доносивший соблазнительный дымок от очагов за стенами крепости и… Что это? Публий Вагенний привстал, раздувая ноздри. Этот запах он хорошо знал! Улитки! Большие, толстые, сочные, сладкие, мясистые… божественные улитки!

В Лигурии улитки водились. Публий вырос на улитках. Он так привык к улиткам с чесноком, что добавлял его теперь и во все остальные блюда. Он стал одним из лучших в мире знатоков улиток. Он мечтал о разведении их на продажу и даже о выведении новой породы. У одних людей носы приспособлены различать по запаху вина, у других — чувствительны к духам. Нос Публия Вагенния специализировался на улитках. Аромат, доносимый ветром с горы, сообщал ему о том, что где-то наверху обитают улитки бесподобно нежного вкуса.

Как свинья, отыскивающая трюфелей, он стал крадучись двигаться на этот дивный аромат, прокладывая себе дорогу по уступам скалы к заветной цели. С тех пор как Публий Вагенний прибыл в Африку вместе с Луцием Корнелием Суллой, ему ни разу не довелось отведать улиток. Африканские улитки считались лучшими в мире, но где они водятся, лигуриец так и не узнал. А те, что поступали на рынки Утики и Цирты, попадали прямиком на столы военных трибунов и легатов — если только не сразу в Рим.

Не испытывай Вагенний столь неодолимую страсть к моллюскам — вряд ли наткнулся бы на угасший еще в давние времена вулкан. Изучая причудливую стену базальтовых колонн, он обнаружил огромный кратер. За несколько миллионов лет молчания ветра забили его пылью, сгладив некогда огнедышащий зев с землей. Однако еще оставалась узкая пещера, и туда вполне можно было протиснуться. Было в ней около двадцати футов в ширину, а высоко наверху синел кусочек неба. Вертикальные стены казались неприступными. Однако Публий Вагенний не только гурман, но и горец. Он взобрался по скале хоть и не без труда, однако не слишком рискуя упасть, и поднялся на поросший травой уступ. Ноги его вымокли от росы. Из скал сочилась вода. Стеной стояли папоротники и осока.

Публий Вагенний, конечно, понимал, что базальтовый утес, зловеще нависавший над его головой, когда-нибудь обрушится и завалит старый кратер. Ниша — большая, как пещера, — между двумя уступами служила обиталищем улиток. Постоянная сырость и тень, гниющие остатки растений и безветрие — как раз то, что им требуется.

Запах улиток неотступно преследовал его. Но — какого-то нового, неведомого Публию вида! Обнаружив в конце концов одну, он изумился: ее раковина оказалась величиной с его ладонь! Вскоре он увидел сотни огромных улиток! Не смея поверить собственным глазам, Вагенний забрался в пещеру и осмотрел ее. Его изумление все возрастало. Наконец в дальнем краю пещеры он обнаружил тропу, выводящую наверх, — но не змеиную, а улиточную. Тропинка ныряла в расщелину и уходила в пещерку поменьше, густо заросшую папоротником. Здесь улиток было еще больше. Влекомый любопытством, Публий продолжал карабкаться, пока не попал из Улиточного Рая в Улиточный Ад — сухой и выметенный ветрами слой лавы на поверхности навеса. С трудом переведя дыхание, он на мгновение застыл — и тут же быстро нырнул за скалу: менее чем в пятистах футах от него находилась крепость! И таким пологим был здесь уклон, что Публий мог бы легко пройти по нему, а стена цитадели так низка, что взобраться на нее ничего не стоило. Публий Вагенний вернулся на улиточную тропу, спустился вниз и остановился, чтобы прихватить с полдюжины самых крупных улиток, тщательно обернуть их мокрыми листьями и засунуть в глубокий нагрудный карман туники. Затем он начал трудный спуск в покрытую цветами лощину.