— Вот это улитка! — поразился Гай Марий.

— Да уж! — согласился Квинт Серторий.

— Мы бы могли накормить такими целую армию, — сказал Сулла, который и за столом оставался консерватором и улиток любил не больше, чем грибы.

— Вот о чем я и толкую! — вскричал Публий Вагенний. — Я не хочу, чтобы эти жадные mentulae, — (его слушатели так и подскочили от неожиданности), — порастащили моих улиточек! Там их, конечно, много, но пятьсот алчных чавок сожрут всех, счавкают их до единой! А я хочу перенести их поближе к Риму и выращивать там. Не позволю, чтоб мою плантацию затоптали! Хочу концессию! Хочу спасти моих слизнячков от этих армейских прожорливых потаскух!

— Да уж, точно, армия полна прожорливых потаскух, — серьезно согласился Марий.

— Между прочим, — заговорил Авл Манлий с акцентом, выдающим представителя высшего света, — могу поспособствовать тебе в твоем деле, Публий Вагенний. У меня есть клиент из Тарквинии — это в Этрурии, знаешь ли, — который исключительно занимается чрезвычайно прибыльным делом на Деликатесном рынке — это в Риме, знаешь ли. Он торгует улитками. Его имя Марк Фульвий — не из благородных Фульвиев, конечно, понимаешь ли. Года два назад я дал ему немного денег, помог начать дело. Теперь он процветает. Думаю, увидев эту поистине величественную улитку, он будет счастлив заключить с тобой хороший договор.

— Буду премного тебе обязан, Авл Манлий, — важно кивнул кавалерист.

— А теперь показывай дорогу в гору, — потребовал Сулла, еле сдерживая нетерпение.

— Сейчас, сейчас… — Вагенний повернулся к Гаю Марию, который с видимой скукой полировал свои сандалии. — Пусть сначала главнокомандующий подтвердит, что плантация — за мной.

Гай Марий прекратил чистить сандалии и распрямился.

— Публий Вагенний, — произнес он, — ты мне решительно нравишься. Светлая голова, деловая хватка и сердце патриота. Даю тебе слово, что твоя плантация не пострадает. А теперь, пожалуйста, отведи нас туда.

Чуть позже они двинулись в путь, прихватив с собой опытного военного инженера. Чтобы сэкономить время, ехали верхом: Вагенний — на своем лучшем коне, Гай Марий — на немолодом, изящном лошаке, которого он берег для парадов; Сулла отдал предпочтение мулу. Авл Манлий с Квинтом Серторием ехали чуть поотстав.

— Ничего трудного, — заверил инженер, осмотрев засыпанный пеплом кратер. — Я построю отличную лестницу до самого верха.

— Сколько времени это займет? — спросил Марий.

— Понадобится несколько повозок с досками, маленькие брусья… И два дня — если работать день и ночь.

— Тогда приступай немедленно, — распорядился Марий. На Вагенния он посмотрел с нескрываемым уважением: — Уж не от горного ли козла ты ведешь свой род, если сумел сюда взобраться?

— Родился в горах, воспитывался в горах, — похвастался Вагенний.

— Пока не построят лестницу, твои улитки в безопасности. А потом я лично за ними присмотрю. — Так обещал Марий.

Через пять дней крепость у реки Мулухи перешла в руки Гая Мария — вместе с целым кладом серебряных монет и слитков, с тысячью талантами золота и с двумя сундучками. Один был битком набит прекраснейшими карбункулами, отливавшими кровавым огнем; второй — камнями, которых не видел еще никто и никогда. Это были гладкие прозрачные кристаллы, с одного конца ярко-розовые, а с другого — темно-зеленые.

— Да тут целое состояние, — сказал Сулла, вертя в руках один из многоцветных камней.

Публий Вагенний был торжественно награжден перед строем. Ему вручили полный комплект из девяти фалер. Эти большие круглые медали чистого серебра, украшенные рельефом и соединенные по три в ряд расшитыми серебряными полосками, носились поверх лат на груди. Лигуриец был весьма доволен. Но еще больше обрадовался он тому, что Марий сдержал слово и спас его плантацию от гурманов. Все улитки заблаговременно были перенесены поближе к вершине горы. Обиталище их Марий предварительно укрыл кожами, так что солдаты даже не узнали, какие аппетитные штучки прячутся в здешних папоротниках. А лестницу, когда гора была взята штурмом, Марий приказал разобрать. В довершение радости Авл Манлий написал своему клиенту, Марку Фульвию, чтобы тот, когда война закончится и конник выйдет в отставку, непременно заключил с Вагеннием договор о поставках.

— Помни, Публий Вагенний, — сказал Марий, цепляя ему на грудь девять серебряных фалер, — четверо из нас рассчитывают в будущем на ответную награду от тебя — бесплатных улиток к нашему столу. И самая большая доля причитается Авлу Манлию.

— Разумеется, — заверил Публий Вагенний, который обнаружил, что собственная его страсть к улиткам, увы, безвозвратно ушла. Желудок кавалериста дрогнул под яростным натиском деликатесов и разразился ответным гастритом. Сейчас моллюски интересовали Вагенния исключительно с коммерческой стороны.

Конец секстилия застал армию в пути обратно к приграничным районам. Питались солдаты отменно — уборка урожая была в самом разгаре. Рейд по окраинным землям Вокха возымел желаемый результат. Убежденный в том, что Марий завоевал Нумидию и на этом не остановится, Бокх решил связать свою судьбу с судьбой своего зятя Югуртой. Он двинул мавретанскую армию к реке Мулухе и встретился там с нумидийским царем, который, выждав, пока Марий уйдет, снова занял разграбленную горную цитадель.

Два царя отправились следом за римлянами на восток, но атаковать неприятеля не спешили и держались поодаль, чтобы оставаться незамеченными. Лишь когда Марий находился уже в ста милях от Цирты, цари нанесли удар.

Это случилось в сумерки, когда римляне обустраивали походный лагерь. Тем не менее атака не застала легионеров врасплох — Марий всегда держался начеку. Разведчики высматривали подходящую площадку, помечали кольями ее углы, и вся армия вступала в будущий лагерь строем, без суматохи, по легионам, по когортам, по центуриям. Каждый знал, где встать и что делать. Обозы заводили за ограду, нестроевики присматривали за семеркой мулов своего подразделения, возницы оборудовали стойла. Легионеры располагались вдоль своего сектора границы лагеря, закрепляемого за каждым подразделением раз и навсегда. Они работали, не снимая доспехов, меча и кинжала. Копья втыкали в землю рядом с собой, щиты прислоняли к копьям.

Разведчики врага не обнаружили. Сообщив, что все спокойно, они тоже приступили к строительству своей части ограды. Солнце уже зашло. Под покровом темноты нумидийская и мавретанская армии выскользнули из-за гребня ближайшей горы и спустились к недостроенному лагерю.

Битва происходила в темноте. Несколько часов события складывались не в пользу римлян. Однако Квинт Серторий раздал нестроевикам факелы, и в конце концов поле боя было освещено достаточно, чтоб Марий мог разглядеть происходящее. С этого момента положение римлян начало улучшаться. Отличился Сулла. Он подбадривал те части, которые под натиском врага готовы были сложить оружие или поддавались панике. Сулла появлялся сразу повсюду, где дела были плохи. У него оказалось врожденное чутье и верный глаз, которым он мог определить, всякий раз упреждая события, когда и где возникнет слабина. Меч его был в крови. Сулла держался как бывалый боец — неудержимый в атаке, осторожный в обороне, изворотливый в беде.

К восьмому часу темноты победа осталась за римлянами. Нумидийская и мавретанская армии отступили — отступили в полном порядке, но оставив на поле несколько тысяч павших, в то время как Марий потерял на удивление мало.

Наутро армия двинулась дальше. Своих погибших кремировали, вражеских — оставили стервятникам. Теперь легионы двигались, построившись в каре, конница располагалась спереди и сзади этого квадрата, обоз — в середине.

Следующая атака — буде Югурта решится напасть снова — застала бы армию на марше. Легионы тут же развернулись бы к врагу лицом, конница прикрыла бы фланги. Теперь у каждого солдата на голове был шлем с цветным султаном из конского волоса и оба копья — наготове. До самой Цирты они ни на мгновение не теряли бдительности.