Ярл нарочно, не останавливаясь, проскакал мимо причала, чтобы не теребить понапрасну душу. Правда, не удержался-таки, обернулся, бросив на драккар непонятный восторженно-тоскливый взгляд. И, стегнув коня, быстро помчался к дальнему лугу.

– Ишь как посмотрел, змееныш, – бросил один из стражников. – Не нравится мне его взгляд, ох, не нравится.

– Да… – посмотрев вслед скачущему ярлу, согласно кивнул другой. – Его б воля – перерезал тут всех, на корабль – и в море. Недаром говорят люди: как волка ни корми, а он все в лес смотрит. Что скажешь, Хильд?

– Скажу, что целиком прав, братец. – Хильд – здоровенный мужик с бритым загорелым лицом и угрюмым взглядом – почесал огромные кулаки.

– И куда ж только отец Этельред смотрит? – вступил в беседу третий стражник, до того скучавший на самом краю мостков. – Нешто не понимает?

– Избавиться давно пора от этого язычника! Пригрели на груди змеюгу. А ну как подаст тайный знак своим – тут-то нам и хана!

– Нет, братцы, не совсем вы правы. Вот у меня есть знакомый в Стилтоне, Гирд, плотник, так он об этом язычнике с большой похвалой отзывался.

– А, это, наверное, после той ночной битвы, где проклятые даны попались в ямы со змеями?

– Так.

– Да ведь то были его, нашего язычника, кровники! Вот он им и отомстил, с нашей помощью. Я сам слыхал, как про то отец Этельред говорил отцу келарю.

– Ну, отец келарь выжига известный… Хотя, конечно, не о нем речь. О язычниках.

Вот так вот беседовали о молодом ярле наемные воины Этельреда. А Хельги между тем, выехав на луг, нетерпеливо погнал коня к лесу и, вмиг домчав до опушки, приподнялся в стременах, оглядывая округу. В висках барабанной дробью билась жилка – как и всегда, когда он ожидал Магн. Магн… Эта молодая женщина, казалось, олицетворяла какую-то жуткую колдовскую силу, словно бы притягивающую молодого ярла. При одном виде Магн он словно сходил с ума, так яростно хотелось ему обнимать, срывать одежду, обнажая гибкое молодое тело, целовать возбужденно приоткрытые губы, ощущать нежную шелковистость кожи, тонуть в черно-синем омуте глаз. Магн… Наверное, эта была не любовь – ведь ярл по-прежнему любил Сельму, являвшуюся для него олицетворением всего чистого, что только можно найти в женщине, – нет, скорее, его чувство к Магн напоминало бурную страсть. Вот вроде бы не вспоминал он послушницу уже дня три, но тянуло, тянуло, тянуло к обычному месту встречи, а Магн все не подавала знака, лишь вот вчера, проходя мимо пастбища, шепнула пару слов пастушонку. Тот передал, не забыл и не обманул – всего лишь два слова: «Там же». Там же… Это значило здесь, на лесной опушке за дальним лугом, где ветер шумит в вершинах высоких осин, а сорванные листья клена, падая, описывают узоры, похожие на те, что вышивают послушницы… Послушница… Да где же она, наконец? Ведь солнце клонится все ниже, уж вон скоро совсем спрячется за голубыми холмами, отразившись в палевом золоте облаков широкой оранжевой полосою. А тогда – скоро вечерня, а уж с этим – Хельги знал – в монастырях строго, что в мужских, что в женских, не дай Бог, кто пропустит молитву, тем более послушницы, совсем еще юные девы с бледными лицами и грустными большими глазами. Ну, где же?

– Я здесь, мой ярл, – смеясь, отозвалась Магн, словно подслушала мысли.

Хельги обернулся. Девушка стояла за высокой березой, прижавшись к стволу всем своим восхитительным телом, не таким белоснежным, как у Сельмы, а чуть смугловатым, волнующим, словно бы диким. Снятая одежда была небрежно брошена рядом, у корней дерева.

– Догоняй! – крикнула она – шалая – и, оставив березу, бросилась в глубь леса, высоко задирая стройные ноги.

Закусив губу, молодой ярл бросился вслед. Он поймал ее почти сразу – конечно же, послушница и не думала убегать, лишь, играя, пряталась за кустами, и вот наконец Хельги почувствовал устами вкус ее губ…

Если бы так вела себя Сельма, это, возможно, вызвало если б и не шок, то легкое недоумение. Не должна была вести себя так честная девушка, не должна – и все тут, позор на весь ее род и на род того, кто рискнул с ней связаться. Это относилось ко всем свободнорожденным девушкам… но Магн… Это было ее! Вот это вот неистовство, это бесстыдство, эта страсть, это вечное желание блуда, написанное в темно-синих зовущих глазах. Словно без этого Магн была бы не Магн.

И снова, когда расслабленный ярл откинулся на спину, устремив взгляд в высокое, быстро темнеющее небо, она заглянула в его глаза… Жуткий был взгляд, холодный, мертвый. Словно бы это глядела бездна. Хельги знал, чувствовал, ощущал, что ни одна мысль его, ни одно сокровенное желание, ни одна самая страшная тайна не были секретом для Магн. И знал также, что Магн видит там кое-что еще… Что-то такое, чему пока не было объяснения, как не было объяснения ни внезапно врывающимся в голову барабанам, ни острому, по-взрослому всепроникающему уму, ни циничному пренебрежению чтимыми обычаями и нравами. Хельги подозревал, что это мог бы, пожалуй, объяснить его учитель, кузнец и колдун Велунд, но он остался дома, в далеком теперь Бильрест-фьорде, где отражается в глубоких водах залива глубокая синева неба, кричат чайки, а над водопадом встает в тучах сияющих брызг дивная разноцветная радуга. Магн же увертывалась от любых объяснений, несмотря на все просьбы. Щелкала по носу, словно Хельги был совсем уже мелким несмышленышем. Ничего, может, и ей когда что-нибудь понадобится… Вот тогда посмотрим.

А ведь понадобилось, Хельги как в воду глядел!

– Мы должны добраться до Тары, – посмотрев ярлу в глаза, тихо произнесла Магн. – Он тоже идет туда. Уже идет. Я чувствую.

– Кто он? В какую Тару? – Хельги приподнялся на локте.

– Черный друид, – скорбно поджав губы, ответила Магн. – Ты видел много зла в своей жизни? – неожиданно спросила она.

Хельги задумался.

– А пожалуй, не очень, – честно признался он. – Везло, наверное. Хотя это смотря что считать злом.

Магн серьезно посмотрела на него:

– Убийство людей – это зло?

– Смотря каких. Бывает, что и добро.

– Хорошо. Убийство беззащитных детей и женщин, надругательство, боль и пытки…

– Да, это зло.

– Когда брат убивает брата, сын идет на отца, а воины вырывают из чрева матерей еще не родившихся детей?

– Такое зло бывает. Но не так часто.

– А когда это не будет считаться злом, а лишь доблестью? Когда все люди начнут истреблять друг друга? Когда черное колдовство будет править миром и чужие уродливые боги примутся собирать свою кровавую жертву? И никто… слышишь, никто не сможет противостоять им, даже самые смелые воины. Даже не так – самые смелые воины как раз и будут служить Злу, и все люди станут как зомби…

– Как кто?

– Ты понимаешь, о чем я.

Хельги обхватил ладонями готовую разорваться голову.

– Думай, ярл, – тихо промолвила Магн. – Если ты не поможешь нам – ты поможешь восторжествовать злу, и реки крови зальют землю. Поверь мне, я не преувеличиваю.

– Я помогу, – прошептал ярл. – Только… ты сказала – нам.

– Всем тем, кто ненавидит зло, – быстро ответила Магн, но он понял – вот тут она лжет. Был кто-то еще. Что ж, может быть, вскорости будет разгадана и эта загадка.

– Что я должен сделать?

– Сначала – добраться до Тары, священного центра Ирландии – древней земли иров. Там уже будет он, Черный друид Форгайл – с виду человек, а по сути – чудовище с сердцем волка.

– Значит, его нужно будет поймать, а потом убить?

– Нет… Его не нужно ловить, он придет сам. Ведь ты… ты тоже нужен ему, маленький Хельги ярл. И… и я даже не знаю… А ну посмотри мне в глаза!

Девушка обхватила голову ярла руками:

– Что ты чувствуешь?

– Холод, – честно отвечал Хельги. – Холод и мрак… И словно в самом мозгу колдуны-финны колотят в свои бубны. Все сильнее, все громче… громче… громче… Громче!!!

Вдруг выгнувшись дугой, юноша потерял сознание.

А в далекой северной стране, в белой больничной палате открыл глаза пациент, давно лежащий в коме. Он не видел ни потолка, ни работающей аппаратуры, привычно зеленеющей экранами, ни внезапно распахнувшейся двери. Он видел лишь синие глаза Магн. Ощущал ее горячую кожу. И чувствовал вкус ее губ…