Открыв глаза, первое что я увидела перед собой, едва улыбнувшись дрожащими губами сквозь слезы, были волки.

Мои ангелы-хранители, которые были рядом, с первого дня моей жизни в лесу, с Арьяном.

Они и сейчас сидели своим загадочным строем рядом со мной во главе со своим смелым вожаком, не уходя, даже когда появился Черный в привычном человеческом обличии, чтобы поднять меня на дрожащие ноги из снега, осторожно убирая прилипшие к лицу пряди волос.

— Ты достойная жена своего мужа, — непривычно мягко проговорил он, в его голосе не было ни колкости, ни холода. — Люби его всегда, как можешь любить только ты.

Я растерянно заморгала мокрыми ресницами, в первую секунду испугавшись того, что эти слова прозвучали подобно прощанию.

— Больше ничего не бойся, Рада. Соберись в последний раз и жди, каким бы долгим и страшным не было это ожидание. Иди в дом, разведи огонь в печи, нагрей много воды, и жди. Но не выходи на задний двор.

Черный завел меня на ступени, открывая дверь и приглашая войти внутрь, пока я находилась в какой-то странной прострации, понимая, что страшным было не то, что я смогла привести сюда человека и медведя, и не то, что опасность шла за мной все это время попятам, а то, что было впереди, с приходом ночи.

— …все будет хорошо? — обернулась я на Черного, и мой голос дрожал, когда мужчина закрыл за моей спиной дверь, прошагав дальше и скрываясь в полумраке дома, где очевидно была еще одна дверь.

— Будет.

Я видела только как сверкнула полная луна в его зрачках, прежде чем еще одна дверь хлопнула, оставляя меня наедине со своими тягостными мыслями и страшным ожиданием будущего.

Нет ничего тяжелее ожидания…

Что бы ты не делал, чем бы себя не занимал, а сердце колотилось внутри затравленно и тяжело, отсчитывая бег времени, которое словно вовсе остановилось.

Зимний день короткий, и когда солнце окончательно опустилось за линию горизонта, уступая дорогу ночи, а полная луна встала над землей, я не могла найти себе покоя.

Сделала все, как говорил Черный — растопила печь, которой очевидно никто не пользовался десятилетиями, зажгла в доме все свечи, которые только смогла найти, собрала во все доступные емкости чистого снега, чтобы он растаял и согрелся у огня, даже прибралась в доме, а он все молчал и не входил больше.

Лишь услышав его голос, я задохнулась, не то от паники, не то от радостного ожидания, побежав вперед и распахивая дверь на задний двор, чтобы выбежать на низкий порог, запорошенный снегом, падая на колени и судорожно закрывая рот холодными ладонями, чтобы не закричать вслух.

Утопая в темноте ночи, здесь было самое настоящие капище!

Скрытое от глаз людей, величественное, мрачное и вселяющее страх и благоговение перед идолами, которых пытались стереть из вековой памяти и сердец людей единой чужеродной верой.

На высоких деревянных столбах, что располагались строго по кругу, были вырезаны лица. Изображения наших богов, имена которых нужно было забыть и проклинать, согласно новой вере в единого бога. На самих столбах же были какие-то темные символы, которые я видела на теле Черного до этого. Нутром я понимала, что написаны они кровью…

Но не это страшило так, что горькая и колючая тошнота подскочила под самый кадык, а перед распахнутыми в ужасе глазами на секунду стало темно.

Внутри этого круга лежали три тела.

В середине — Арьян, измазанный кровью и с этими же страшными символами, суть которых лучше было не понимать. А по обе стороны от него — мужчина и медведь, чьи животы были вспороты.

Господи, сколько же было крови!

Ее ржавый, удушливый и тошнотворный запах витал над поляной, затмевая морозный аромат холодной страшной ночи в Черном лесу! Она расползалась по снегу внутри капища! Хлюпала под голыми ступнями Черного! Впитывалась багровым в пепельные волосы Арьяна! Целое озеро липкой крови, след которой навсегда отпечатался в моей памяти ужасом и отторжением того, что происходило здесь…

Я понимала, когда приводила сюда мужчину, а затем медведя, что живыми они не останутся, ведь и Черный сразу сказал, что за спасенную жизнь моего мужа потребуется две другие жизни. Просто я не ожидала, что все это будет настолько чудовищно и дико!

Руки Черного были по локоть черными, когда я поняла, что это кровь!

Кровь оттого, что он погружал руки в изуродованные тела, извлекая из них внутренности, которые затем прикладывал на Арьяна, говоря что-то глухо, монотонно и жутко, до спазмов в животе, словно в эту секунду Черный был в каком-то неведомом трансе, его глаза казались застывшими, но невыносимо яркими.

Я ввалилась обратно в дом, падая назад и истерично дрожа всем телом, которое выворачивало от увиденного.

Меня трясло так сильно, что я не смогла больше подняться на ноги, ползком добравшись до одной из стен и в буквальном смысле забившись в угол, словно та тьма и величие черной магии смогли добраться до меня здесь.

Не знаю сколько еще прошло времени.

Сколько я глотала слезы и отчаянно трясла головой, пытаясь забыть все, что видела, когда услышала, как задняя дверь тяжело распахнулась, впуская морозную страшную ночь и аромат крови, а вслед за ними Черного, который нес на руках моего Арьяна.

Замерев и не в силах сделать ни одного вдоха, огромными испуганными глазами я смотрела на то, как полуобнаженный и босой Черный положил аккуратно моего мужа на большую деревянную лежанку, а сам опустился на пол — тяжело и грузно, словно едва мог управлять собственным телом.

Закрыв глаза и запрокинув голову назад, Черный выдохнул глухо и сипло:

— Сказал же, чтобы не выходила.

— …прости, — прошептала я одними губами, не издав ни звука, но не сомневаясь в том, что он все услышит и поймет. Почувствует своим обостренным звериным восприятием, как не мог сделать ни один человек, когда мужчина кивнул, вытягивая ноги на полу и кивая на Арьяна, так и не открыв глаза:

— Возьми воду, оботри его.

От сотрясающей дрожи я едва смогла подняться на ноги, испуганно и судорожно прислушиваясь к тому, как дышит мой Арьян, но боясь спросить все ли получилось и пошло ли ему на пользу все то, что сделал Черный, чье тело было в крови настолько сильно, что в полумраке дома казалось, что он облачен в темные рваные одежды. Лишь сейчас я увидела, что на полу остались кровавые следы от его ступней, стараясь не вспоминать о том, сколько крови осталось на капище, впитываясь в землю и окрашивая снег в багровый.

Помогло! Стоило только коснуться ладонью большого мускулистого тела моего мужа, как я поняла, что жизнь возвращается к нему по мере того, как наливалась привычным жаром его гладкая кожа!

Несмотря на страшные раны, часть из которых теперь была аккуратно зашита, и торс, который побагровел от удара вилами, Арьян дышал ровно и глубоко, словно очень крепко спал, когда я вспомнила, что Черный может сделать так, чтобы Зверь не ощущал боли.

Я дышала в такт с Арьяном, постепенно приходя в себя и взбадриваясь, когда за ужасом увиденного теперь отчетливо осознавала одно и самое главное — ОН ЖИВ! Он со мной! А значит все страхи и душевные терзания не были напрасными!

Дрожь проходила по мере того, как я стирала прилипшую в замысловатых символах кровь, словно от прикосновения к ним и ко мне возвращалась сила и стойкость, вот только шло время, а Черный продолжал сидеть в одной позе, не открывая своих невероятных синих глаз.

Раз за разом я бросала взволнованные взгляды на него, теперь начиная замечать, что он стал выглядеть иначе, и не потому, что я впервые увидела его полуобнаженным, отмечая прекрасное тело и гладкую кожу.

Он словно усох за те часы, что провел среди капища, возвращая силу и здоровье Арьяну, и выглядел теперь бледнее обычного. Мне казалось, что его щеки впали еще сильнее и под глазами залегли темные круги. И если сначала я думала, что он устал от изматывающего дня и уснул, то теперь тревога залегла в моей душе, когда я присела на колени возле него, касаясь осторожно и боязливо его лица, с ужасом ощутив, что он холодный, словно лед!