Да уж, парочка… Всадник на рослом пепельно?сером коняге. Судя по вооружению — рыцарь не из бедных. Кольчуга добротная — двойного плетения, длинная, с рукавами и подолом. С крепким нагрудником. Лицо закрыто горшкообразным шлемом. Правда, не с привычно плоской, а с округлой верхушкой. И нижняя часть шлема явно подвижна. Забрало, что ли? Любопытная новинка для этих времен…

На шлеме отсутствовали устрашающие рога, декоративные крылья, деревянные ладони и прочие привычные Бурцеву рыцарские навороты. Зато имелся трогательный такой ободок?венчик. Бурлет — нашеломный обруч из плетеного конского волоса, перевитый шелковыми нитями, удерживал поверх металла длинную белую тряпицу, ниспадающую на плечи и спину воина. Ламбрекен или намет — так именовалась эта накидка, похожая одновременно и на арабскую куфью, и на свадебную фату. О предназначении намета гадать не приходилось. Защищать упакованные в железо мозги рыцаря от перегрева под жарким палестинским солнцем — вот его предназначение.

В левой руке всадник держал треугольный, с округлыми краями щит без герба. В правой — меч. Уже извлеченный из ножен, между прочим.

Не так уж чтоб очень гармонично смотрелся подле конного европейского рыцаря здоровенный одногорбый верблюд?дромадер. Массивное тело грязно?песочного цвета возвышалось на тонюсеньких, но жилистых и крепких ногах. С выгнутой шеи взирала радменная морда пожизненного пофигиста. К мохнатому горбу тремя упорами — спереди и по бокам жестко крепилась нехитрая конструкция. Широкая, прочная и при этом легкая плетеная станина выступала вперед, а на станине той… Бурцев сморгнул пару раз. Заряженный самострел?аркабалиста нависал над головой животного. Вместо стрелы — округлая пулька: то ли железный, то ли свинцовый шарик.

Седло стрелка служило своеобразным противовесом и было смещено чуть назад. В седле замер араб, обмотанный в светлую ткань с ног до головы, отчего сарацин напоминал чересчур упитанную мумию. Только глаза и поблескивали меж тряпичных полос. Недобро так поблескивали.

А из?за камней к этим двоим подтягивались все новые и новые наездники. На лошадях, на верблюдах… Большей частью — арабы, но кое?где мелькало и европейское вооружение. Наверху, в скалах, появились лучники и арбалетчики, что было совсем уж паршиво.

Бурцев не шевелился. Вернуться на катер, где осталось все их оружие, теперь не представлялось возможным. Выйдешь из?за укрытия — неминуемо подставишься под стрелу.

— Сидеть тихо, мы тут не одни, — одними губами произнес он.

Дружина напряглась.

Стрелок на верблюде спустил тетиву.

Метательный снарядик с отвратительным свистом пронесся над ухом Бурцева и звонко вдарил в катер. Прилично так долбанул: в борту появилась пробоина. Словно из крупного калибра бабахнули. Одиночным. От такой пульки никакой доспех не спасет!

Падая за спасительный валун, Бурцев отметил, что «мумия» на верблюде уперлась ногами в рога аркабалисты и, не слезая с горба, перезаряжает убойное оружие.

— Я помогу! Сейчас!

В катере — за иллюминатором рубки — мелькнуло лицо Ядвиги. Лицо и руки. В руках полячки — «шмайсер». Чего она там задумала? На подвиги рыжую потянуло? Вспомнила, блин, новгородские занятия по стрелковому делу?!

— Ядвига, прячься! — дико заорал Освальд. Спрятаться ее заставил не крик пана, а камень, пущенный из пращи. Ядвига убрала голову за долю секунды до того, как булыжник разнес вдребезги стекло иллюминатора. В разбитый проем тут же влетела стрела. Другая…

Еще парочка вонзилась в палубу. Следующие три чиркнули о гальку между катером и валуном, за которым залегла безоружная дружина. Нападавшие давали понять, что высовываться не следует. Никому.

Ядвига и не высовывалась. Выставив только ствол немецкого пистолета?пулемета, дала очередь через иллюминатор. Вслепую. В небеса над Святой землей.

Если полячка рассчитывала напугать противника, то это ей не удалось. Ребятки на лошадях и верблюдах, в отличие от пиратов, видимо, не в первый раз слышали «шмайсеровский» стрекот. Привычные — е?мое! — обстрелянные… А потому и действовали смелее, решительнее. Не побежали, сломя голову, а дали ответный залп.

В считанные секунды стрелы утыкали катерок. Над валуном тоже свистело — головы не поднять. Стукнул о гальку и отскочил в сторону еще один увесистый пращевой снаряд. Еще два или три оперенных древка со стальными жалами влетели в иллюминатор. Вторая пулька из нагорбного супер?арбалета ударила в рубку. Брони на катерке не было, так что маленький кругленький шарик прошил ее легко. Может быть, даже насквозь.

— Ядвига, отставить! Лежи тихо и не дергайся! — выкрикнул Бурцев. Пока еще не поздно. Пока еще есть надежда, что девчонка жива…

На катере стало тихо. На катере не дергались, не стреляли. Или полячка вняла совету, или затихла совсем уж по другой причине.

— Да я их! — ярился, брызжа слюной и слезами, Освальд. — Я их всех! Без меча! Да за Ядвигу я их голыми руками!

Гаврила, Дмитрий и Збыслав навалились на рыцаря. Уткнули мордой в мокрую гальку, втроем удерживая добжиньца от бессмысленной смерти.

— Кто там?! – Джеймс тряхнул Бурцева. — Ты успел разглядеть?

— Кто?кто… верблюд в пальто! Рыцари какие?то и целая толпа горячих ребят вроде нашего Хабибуллы.

— Сарацины?

— Да уж, наверное, не эскимосы!

— Не кто?

— Отстань, а, брави? Дай подумать, что делать.

Один отстал — другой пристал. Теперь уже Хабибулла, услышав свое имя, наседал с расспросами.

— Василий?Вацлав, кто? Кто это? — требовал Хабибулла по?татарски.

— Дружки твои, — буркнул Бурцев. — Сарацины. Ты это… спроси, чего им от нас надо.

Массированный обстрел из луков, арбалетов, пращи и самострела?шарикомета тем временем прекратился. Послышались воинственные крики, топот копыт. Лошади и верблюды противника приближались к валуну?укрытию. Начиналась атака…

— Айза э?![20] — заорал из?за камня Хабибулла.

Наверное, услышать арабскую речь от людей с немецкого катера здесь никак не ожидали. Крики и топот стихли. Хабибулле ответили.

— Мэ хэза?![21] — расслышал Бурцев.

— Эсми Хабибулла ибн Мохаммед ибн Рашид ибн Усама ибн… — громко и торжественно затянул араб.

Когда он наконец закончил, воцарилась тишина. Только море за спиной по?прежнему шумливо боролось со скалами. Да совсем?совсем близко всхрапывали кони. И топтались верблюды.

— Валлахи?[22] — недоверчиво поинтересовался кто?то из нападавших.

— Валахи! — Хабибулла бесстрашно поднялся над камнем.

Стрелы в него не летели. Камни и убийственные шарики — тоже. И грозных воинственных кличей больше не звучало. Зато воздух содрогнулся от многоголосого радостного вопля.

Елки?палки! Похоже, Хабибулла ибн… ибн… ибн… в этой буйной компании — свой человек.

Полный триумф! Причальный камень, до сих пор служивший им укрытием и имевший неплохие шансы стать надгробием, обратился в трибуну. Хабибулла стоял на валуне в позе кандидата, победившего, как минимум, на президентских выборах. Бородатое лицо со шрамом — воплощение харизмы, обе руки воздеты над толпой. И разрубленная эсэсовская рубашка с нацистским орлом на груди… Да уж!

Шумливые соплеменники обступили араба тесным кольцом. Хабибулла говорил со всеми сразу и с каждым в отдельности.

Освальд обнимал Ядвигу — целую, невредимую. Это было похоже на чудо: снарядик сарацинской аркабаллисты, влетевший в рубку катера, шарахнул по «шмайсеру». В результате пистолет?пулемет превратился в бесполезную железяку, а державшая оружие кульмская красавица отделалась легким испугом. Бывает… Бурцев молча чесал в затылке. Дружинники хлопали глазами, недоуменно озираясь вокруг. Ну, разве что Сыма Цзян не хлопал. Китаец кивал каждому встречному?поперечному и твердил без умолку: