— Вот что ты мне сказал, — Эдди разом успокоился. Ярость ушла из него, как яд, высосанный после змеиного укуса. Роланд позволил ему выжать ее из себя, и, несмотря на кровоточащие язык и ладони, он мог только поблагодарить стрелка.

— Все, что я тогда говорил… я находился в состоянии стресса… боялся, что вы можете меня убить!

— Ты сказал, что у тебя есть конверт, датированный мартом 1846 года. Ты сказал, что в конверте листок бумаги с написанным на нем именем. Ты сказал…

— Я отрицаю…

— Ты сказал, если я смогу назвать тебе имя, написанное на бумаге, ты продашь мне пустырь. За один доллар. С условием, что ты получишь гораздо больше, миллионы, в ближайшем будущем… скажем, до 1985 года.

Лающий смешок сорвался с губ Тауэра.

— Почему заодно не предложить мне и Бруклинский мост?

— Ты пообещал. А теперь твой отец наблюдает, как ты пытаешься нарушить данное тобой обещание.

— Я ОТРИЦАЮ КАЖДОЕ СКАЗАННОЕ ВАМИ СЛОВО! — проревел Келвин Тауэр.

— Отрицай и будь проклят, — пожал плечами Эдди. — А теперь я собираюсь кое-что тебе сказать, Кел, кое-что такое, что идет из моего разбитого, но все еще бьющегося сердца. Ты ешь горькое блюдо, но не знаешь этого. Тебе-то сказали, что блюдо сладкое, а вкусовые сосочки твоего языка потеряли чувствительность.

— Я понятия не имею, о чем вы говорите! Вы безумец!

— Нет, — возразил Эрон. — У него с головой все в порядке. Это ты будешь безумцем, если не послушаешь его. Я думаю… я думаю, он дает тебе шанс вновь обрести цель в жизни.

— Смирись, — продолжил Эдди. — Хотя бы раз послушай хорошего ангела вместо того, чтобы слушать другого. Другой ненавидит тебя, Кел. Единственное его желание — убить тебя. Поверь мне, я знаю.

В коттедже повисла тишина. На пруду закричала гагара. Издалека доносился еще более неприятный вой сирен. Келвин Тауэр облизал губы.

— Насчет Андолини это правда? Он в городе?

— Да, — теперь он слышал и стрекотание приближающегося вертолета. На место пожара спешит съемочная группа ти-ви? Нет, такое станет былью только лет через пять, особенно в захолустье.

Взгляд книготорговца сместился на Роланда. Тауэра, конечно, захватили врасплох, на него давило чувство вины, но он все-таки сумел взять себя в руки. Эдди это видел и отметил (не в первый, кстати, раз), насколько проще была бы жизнь, если бы люди соответствовали характеристике, которую ты им сразу и даешь. Ему не хотелось терять время, прикидывая, а вдруг Кельвин Тауэр — храбрец или не такой уж дальний родственник хороших людей, но возможно, и храбрости ему хватало, и законченным плохишем он не был. Черт бы его побрал.

— Вы действительно Роланд из Гилеада?

Роланд смотрел на него сквозь пелену поднимающегося к потолку табачного дыма.

— Ты говоришь правду, я говорю, спасибо тебе.

— Роланд Эльдский?

— Да.

— Сын Стивена?

— Да.

— Внук Аларика?

Глаза Роланда блеснули, возможно, от удивления. Эдди точно удивился, но испытывал, главным образом, усталость и облегчение. Вопросы, которые задавал Тауэр, означали следующее: во-первых, он знал больше, чем имя Роланда и его основное занятие, во-вторых, мысли его, наконец-то, двинулись в правильном направлении.

— Аларика, ага, — кивнул Роланд, — рыжеволосого.

— Я ничего не знаю насчет цвета его волос, но мне известно, почему он отправился в Гарлан. А вам?

— Чтобы убить дракона.

— Убил?

— Нет, он опоздал. Последнего в тех местах дракона убил другой король, который позднее погиб.

Вот тут Тауэр, удивив Эдди еще больше, обратился к Роланду на лающем языке, который в лучшем случае приходился английскому троюродным братом. Эдди услышал что-то вроде: «Had heet Rol — uh, fa heet gun, fa heet hak, fa — had gun?»

Роланд кивнул и ответил на том же языке, медленно и тщательно выговаривая каждое слово. Когда он закончил, Тауэр привалился к стене и сумка с книгами выпала из его рук на пол.

— Какой же я дурак.

Никто не стал его разубеждать.

— Роланд, не могли бы вы выйти со мной? Мне нужно… мне… нужно… — Тауэр заплакал. Сказал что-то еще на неанглийском языке, судя по интонациям вновь задал вопрос.

Роланд, не отвечая, поднялся. Эдди тоже встал, поморщившись от боли в ноге. В ней сидела пуля, все так, он ее чувствовал. Схватил Роланда за руку, потянул на себя, заставил наклониться, прошептал стрелку на ухо: «Не забудь, что у Тауэра и Дипно встреча в прачечной „Бухта черепахи“, через четыре года. Скажи ему, Сорок седьмая улица, между Второй и Первой авеню. Он, возможно, знает это место. Именно Тауэр и Дипно спасли… спасут жизнь Дону Каллагэну. Я в этом практически уверен».

Роланд кивнул, потом направился к Тауэру. Тот интуитивно сжался в комок, вдавился спиной в стену, потом с видимым усилием заставил себя выпрямиться.

Роланд взял его за руку, как это делали в Кэлле, и вывел из кухни.

После их ухода Эдди повернулся к Дипно.

— Готовьте контракт. Он продает.

Дипно ответил скептическим взглядом.

— Вы действительно так думаете?

— Да, — кивнул Эдди. — Действительно.

Написание контракта много времени не заняло. Дипно нашел блокнот на кухне (со смешным бобром в верхней части каждой страницы и надписью «ВАЖНЫЕ ДЕЛА НА СЕГОДНЯ») и начал писать, время от времени отрываясь от блокнота, чтобы задать Эдди тот или иной вопрос.

Покончив с контрактом, Дипно еще раз посмотрел на блестящее от пота лицо Эдди и сказал:

— У меня есть таблетки «Перкосета».[66] Хотите принять?"

— Еще бы, — ответил Эдди, подумав, что после этих таблеток сможет, когда Роланд вернется, обратиться к нему с насущной просьбой. Пуля сидела в ноге, сомнений в этом не было, и ее следовало вытащить. — Как насчет четырех?

Во взгляде Дипно читалось сомнение.

— Я знаю, что говорю, — заверил его Эдди. — К сожалению.

В аптечном шкафчике Эрон нашел пару полосок детского пластыря, одну с Белоснежкой, вторую с Бемби на упаковке, и залепил ими рану на руке Эдди, предварительно обработав антисептическим раствором входное и выходное пулевые отверстия. А после того, как Эдди запил таблетки стаканом воды, спросил молодого человека, откуда он родом.

— Потому что, хоть вы и уверенно обращаетесь с этим револьвером, по выговору вы ближе ко мне и к Келу, чем к нему.

Эдди улыбнулся.

— На то есть веская причина. Я вырос в Бруклине. В Кооп-Сити. Подумал: «А может, сказать ему, что и в этот самый момент я нахожусь там? Эдди Дин, пятнадцатилетний, сексуально озабоченный подросток, слоняется по улицам. Для того Эдди Дина самое важное на свете — трахнуться. А падение Темной Башни или самый большой в мире плохиш, звать которого Алый Король… до них тому Эдди Дину нет никакого дела…»

Потом увидел выражение лица Эрона Дипно, и эти мысли вылетели из головы.

— Что такое? У меня из носа торчит сопля или что?

— Кооп-Сити не в Бруклине, — ответил Дипно. Таким голосом обычно разговаривали с маленькими детьми. — Кооп-Сити в Бронксе. И всегда был там.

— Это… — начал Эдди, с намерением добавить, нелепо, но, прежде чем произнес это слово, мир задрожал на своей оси. Вновь Эдди сокрушило ощущение хрупкости, ощущение, что вся вселенная (или все вселенные) созданы из хрусталя, а не стали. И не было никакой возможности дать рациональное словесное отображение его чувств, потому что в происходящем рациональное отсутствовало напрочь.

— Есть и другие миры, помимо этого, — продолжил он. — Именно об этом и сказал Джейк Роланду перед смертью. «Тогда иди… есть и другие миры, кроме этого». И, должно быть, говорил правду, потому что вернулся.

— Мистер Дин? — на лице Дипно отражалась тревога. — Я не понимаю, о чем вы говорите, но вы так побледнели. Думаю, вам лучше присесть.

Эдди позволил отвести себя на кухню. Он сам понимал, о чем говорил? Понимал, как Эрон Дипно, предположительно коренной житель Нью-Йорка, мог с такой уверенностью утверждать, что Кооп-Сити находится в Бронксе, тогда как он, Эдди, твердо знал, что Кооп-Сити в Бруклине?