— Она до сих пор владеет гостиницей? — спросил Подрик.

— Нет. Львы ее повесили. Когда они убрались отсюда, я слышал, что один из ее племянников попытался вновь открыть гостиницу, но во время войн дороги для простых людей становятся слишком опасными, поэтому клиентов было мало. Он притащил туда шлюх, но и это его не спасло. Какой-то лорд, как я слышал, убил и его тоже.

Сир Хайл скривился.

— Никогда не думал, что содержание гостиницы такое опасное дело.

— Опасно быть простолюдином, когда великие лорды затевают игру престолов, — ответил септон Мерибальд. — Я прав, Собака? — Тот гавкнул в ответ.

— Так теперь у гостиницы есть имя? — встрял Подрик.

— Чернь кличет ее гостиницей у перекрестка. Старший Брат рассказывал мне, что две племянницы Маши Хеддль вновь ее открыли. — Он поднял свой посох. — Если боги будут милостивы к нам, то тот дым за виселицами окажется идущим из тех самых гостиничных труб.

— Они могут смело называть ее Виселичной Гостиницей. — Подсказал сир Хайл.

Как бы ни называли этот постоялый двор, он был большой, возвышаясь на три этажа над грязной дорогой. Его стены, башенки и трубы были сложены из прекрасного белого камня, который призрачно сиял на фоне серого неба. Южное крыло было построено на массивных деревянных сваях, стоящих над пожухлыми бурыми зарослями сорной травы. Крытая соломой конюшня с колокольней были пристроены к северному крылу. Вся конструкция была окружена низкой стеной из сломанных белых, поросших мхом, камней.

«По крайней мере, эту гостиницу никто не пытался сжечь», — В Солеварнях они обнаружили только смерть и опустошение. К тому времени, когда Бриенна со своими компаньонами переправились с Тихого Острова на берег, все мертвые были преданы земле, а выжившие убрались прочь. Но труп города остался, покрытый пеплом и не погребенный. В воздухе оставался запах гари, а крики парящих над головой чаек казались почти человеческими, словно плач потерявшихся детей. Даже замок казался покинутым и заброшенным. Он был сер, как пепел окружавшего его города. Замок состоял из квадратной цитадели, опоясанной куртиной, построенной так, что она возвышалась над гаванью. Замок был заперт. Когда Бриенна с остальными высадились на берег, на укреплениях замка не было никаких признаков движения, кроме вывешенных знамен. Только после того, как Собака пролаяла четверть часа, а септон Мерибальд колотил в ворота посохом, наверху показалось женское лицо, поинтересовавшееся причиной шума.

Паром к тому времени уже уплыл, и начинался дождь.

— Я святой септон, миледи, — прокричал Мерибальд. — А это добрые путники. Нам нужно укрыться от дождя и ночлег на ночь.

Женщина была непреклонна к его просьбам.

— Ближайшая гостиница на перекрестке на запад отсюда, — ответила она. — Нам здесь не нужны чужаки. Убирайтесь. — Едва она исчезла, ни молитвы Мерибальда, ни лай Собаки, ни даже проклятья сира Хайла не могли больше вернуть ее назад. В конце-концов, им пришлось переночевать в лесу, сделав себе укрытие из веток.

Но в гостинице на перекрестке кипела жизнь. Даже не добравшись до ворот, Бриенна услышала стук молота — слабый, но постоянный. Он был похож на стальной звон.

— Кузница, — уверенно сказал сир Хайл. — Либо у них есть собственный кузнец, либо это призрак прежнего хозяина кует новую вывеску. — Он пришпорил коня. — Надеюсь, у них найдется и призрак повара. Хрустящий жареный цыпленок поможет вернуть мне душевное равновесие.

Во дворе оказалось море грязи, зачавкавшей под копытами. Здесь звон молота был громче, и Бриенна заметила красный отсвет от кузни за дальним концом конюшни за воловьей повозкой со сломанным колесом. Кроме того, она заметила в конюшне лошадей и маленького мальчика, качавшегося на ржавой цепи, свисавшей с древней балки, возвышавшейся над двором. Перед крыльцом, наблюдая за ним, стояли четыре девочки. Младшей было не больше двух лет. Она была голенькой. Старшей — девять-десять. Она стояла, заботливо обняв малютку.

— Девчушки! — позвал их сир Хайл. — Бегите, зовите мамку.

Мальчуган соскочил с цепи и удрал в конюшню. Девочки, занервничав, остались на месте. Через мгновение одна из них ответила:

— У нас нет мамки, — а другая добавила: — У меня раньше была, но ее убили.

Старшая из них вышла вперед, спрятав малютку за спиной.

— А вы, кто такие? — Потребовала от них она ответа.

— Добрые путники, ищущие ночлег. Мое имя Бриенна, а это септон Мерибальд, которого хорошо знают в здешних краях. Мальчик — мой оруженосец, Подрик Пейн, а рыцарь — сир Хайл Хант.

Внезапно стук молота прекратился. Девочка на крыльце очень внимательно, как только мог десятилетний ребенок, оглядела их с ног до головы.

— Я — Уиллоу. Вам нужны кровати?

— И кровати и эль, и горячая еда, чтобы набить живот, — откликнулся сир Хайл, спешившись. — А ты кто, хозяйка гостиницы?

Она покачала головой:

— Это моя сестра — Джейн. Но ее нет. Мы все едим конину. Если вы ищите шлюх, то здесь их нет. Моя сестра их выгнала. Но у нас есть кровати. Есть несколько перин, но в основном матрацы с соломой.

— И, без сомнения, блохи, — ответил сир Хайл.

— У вас есть чем платить? Серебро?

Сир Хайл рассмеялся.

— Серебро? За ночлег и конскую ляжку? Ты, видимо, решила нас ограбить, детка?

— Нам нужно серебро. Иначе можете отправляться спать к мертвецам в лес. — Уиллоу внимательно пригляделась к ослику, мешкам и бочкам на его спине.

— Это еда? Где вы ее достали?

— В Девичьем Пруду, — ответил септон. Собака гавкнула.

— А ты так допрашиваешь всех прохожих? — поинтересовался сир Хайл.

— У нас не так много гостей. Не то, что до войны. В основном в эти дни по дорогам бродят воробьи или кто похуже.

— Похуже? — переспросила Бриенна.

— Воры, — ответил юношеский голос со стороны конюшни. — Разбойники.

Бриенна обернулась и увидела приведение.

«Ренли», — Даже удар в сердце не смог бы поразить ее сильнее.

— Милорд? — выдохнула она.

— Лорд? — мальчишка откинул со лба клок черных волос, свалившихся на глаза. — Я простой кузнец.

«Нет, это не Ренли», — поняла Бриенна. — «Ренли мертв. Ему было двадцать один. Он умер у меня на руках. А это просто мальчик».

Мальчик выглядел совсем как Ренли в тот день, когда впервые появился на Тарте. — «Нет. Моложе. У него более тяжелая челюсть и гуще брови». — Ренли был стройным и изящным, а у этого мальчишки были мощные плечи и мускулистая правая рука, как часто бывает с кузнецами. На нем был длинный кожаный фартук, но надет он был прямо на голый торс. Его щеки и подбородок покрывала темная щетина. Его шевелюра напоминала скорее черный спутанный клубок отросших ниже ушей волос. У короля Ренли волосы были такими же угольно-черными, но его волосы всегда были вымыты и аккуратно расчесаны. Иногда он подрезал их коротко, иногда оставлял отрастать до плеч, а иногда затягивал на затылке в хвост золотой лентой, но никогда не позволял им спутаться и выглядеть грязными от пота. И хотя его глаза были точно такого же голубого оттенка, глаза лорда Ренли всегда были теплыми, приветливыми и полными смеха, а у мальчишки глаза горели ненавистью и подозрением.

Септон Мерибальд тоже это заметил.

— Мы никому не хотим зла, парень. Когда этой гостиницей владела Маша Хеддль, она всегда угощала меня медовым пирогом. Иногда она даже позволяла мне спать в кровати, если в гостинице были свободные места.

— Она мертва, — ответил парень. — Ее повесили львы.

— Повешение в этих местах, видимо, любимое развлечение, — сказал сир Хайл Хант. — Нужно присмотреть в здешних местах клочок земли. Буду сажать коноплю, продавать из нее веревки и быстро поправлю дела.

— Эти дети, — обратилась Бриенна к девочке по имени Уиллоу. — Они… твои сестры? Братья? Близкая или, может, дальняя родня?

— Нет. — Уиллоу очень знакомым образом уставилась на нее. — Они просто… не знаю… иногда их приводят сюда воробьи. Другие приходят сами. Раз ты женщина, почему одеваешься как мужчина?