Первым был великан Лохматый Бен, один из немногих мужчин в лагере Ренли, способных тягаться с ней в росте. Он отправил к ней своего сквайра чтобы начистить ее кольчугу, и преподнес ей в подарок серебряный рог для вина. Сир Эдмунд Амброз пошел дальше, преподнеся букет цветов и пригласив разделить с ним верховую прогулку. Сир Хайл Хант превзошел обоих. Он подарил ей книгу с прекрасными иллюстрациями, в которой рассказывалось о сотне рыцарских подвигов, а также голубой шелковый плюмаж для ее шлема. Он пересказывал ей все лагерные сплетни, и говорил остроумные вещи, заставлявшие ее улыбаться. Он даже один раз с ней потренировался, что было ровно на один раз больше, чем у остальных.
Она решила, что именно из-за него остальные стали еще обходительнее. — «И даже больше, чем просто обходительные». — За обедом мужчины сражались за место за столом рядом с ней, предлагая наполнить кубок вином или угостить пряником. Сир Ричард Фарроу у ее палатки исполнял на лютне любовные песни. Сир Хью Бисбери преподнес ей горшок меда «сладкого как девы Тарта». Сир Марк Муллендор веселил ее выходками своей обезьянки — смешного черно-белого зверька родом с Летних Островов. Межевой рыцарь по имени Вилл Аист предложил размять затекшие плечи.
Ему Бриенна отказала. Она отказала всем. Когда однажды ночью сир Оуен Итчфилд схватил ее и силой поцеловал, она зашвырнула прямо его задом в костер. После чего бросилась к зеркалу. Ее лицо по-прежнему оставалось широким, веснушчатым, кривозубым, рот — огромным, челюсть тяжелой. В общем — уродина. Все о чем она мечтала — стать рыцарем и служить королю Ренли, но теперь…
К тому же она была отнюдь не единственной женщиной в лагере. Даже лагерные девки были краше ее, а в замке, где пировали лорд Тирелл с королем Ренли, каждый вечер танцевали высокородные дамы и прекрасные девы под аккомпанемент арф, дудочек и рожков. — «Почему вы так милы со мной?» — ей хотелось кричать каждому новому незнакомому рыцарю, сделавшему ей комплимент. — «Чего вам всем надо?»
Загадку решил лорд Рэндилл Тарли, когда однажды прислал двоих своих воинов, чтобы пригласить ее в свой шатер. Его младший сын Дикон подслушал шутливый разговор четверых рыцарей, которые седлали своих коней, и пересказал его отцу.
Они сделали ставки.
Начали это трое самых молодых рыцарей его отряда. Так он объяснил ей. Это были Амброз, Бен и Хайл Хант. Однако, едва слух распространился по лагерю, к игре присоединились остальные. Каждый новичок, чтобы вступить в состязание, должен был внести один золотой дракон, а выигрыш уходил тому, кто получит ее девственность.
— Я положил конец этому соревнованию, — сказал ей Тарли. — Некоторые из этих… претендентов… менее благородны, чем прочие, а ставки растут каждый день. Вопрос времени, когда кто-то из них попытается взять приз силой.
— Но они же — рыцари. — Ошарашено возразила она. — Помазанные рыцари.
— И благородные люди. Виновны полностью вы.
От подобного обвинения она захлопала глазами.
— Я бы никогда… милорд, я не делала ничего чтобы их спровоцировать.
— Ваше присутствие их уже провоцирует. Если женщина будет вести себя как лагерная девка, она не может протестовать, что с ней обращаются не подобающим образом. Расположение войск не место для девушек. Если у вас есть представления о собственном достоинстве или чести вашего рода, вы снимете доспехи, вернетесь домой и попросите вашего отца подыскать вам мужа.
— Я пришла сражаться. — Настояла она. — И чтобы стать рыцарем.
— Боги создали мужчин для сражений, а женщин для рождения детей. — Отрезал Рэндилл Тарли. — Женские войны выигрывают роженицы на постели.
Кто-то спустился вниз по ступеням. Когда внутрь Гуся вошел оборванный, худой мужчина с острым лицом с грязно-каштановыми волосами, Бриенна отпихнула вино. Он бросил короткий взгляд в сторону тирошских матросов и долгий в сторону Бриенны, а затем двинулся к стойке.
— Вина, — потребовал он. — И не эту ослиную мочу, что ты льешь, нет.
Женщина взглянула на Бриенну и кивнула.
— Я оплачу тебе выпивку. — Сказала та. — Но только взамен на рассказ.
Мужчина оглянулся, его глаза подозрительно сощурились.
— Рассказ? Я знаю много историй. — Он сел на табурет напротив нее. — Скажи мне, шо хочет слышать м’леди, и Ловкий Дик скажет.
— Я слышала, что ты одурачил дурака.
Оборванец обдумывая слова, отхлебнул вина.
— Мож так. Или нет. — На нем был выцветший и порванный дублет со срезанным гербом какого-то лорда. — А кто хочет знать-то?
— Король Роберт. — Она положила серебряного оленя на бочку между ними. На одной стороне монеты был портрет Роберта, на реверсе — олень.
— Стал быть он? — Человек поднял монету на ребро и, улыбнувшись, крутанул ее. — Люблю смотреть на королевский танец, хей-нонни хей-нонни хей-нонни-хо. Мож я и видал твоего дурня.
— С ним была девочка?
— Две. — Сразу же ответил он.
— Две девочки? — «Может быть так, что второй была Арья?»
— Что ж, — сказал мужчина. — Учтите, я не видал милашек, но он хотел увезти троих.
— Троих?
— На ту сторону моря, как припоминаю.
— А вы помните как он выглядел?
— Дурак. — Он прихлопнул, начавшую замедляться монету, и она моментально исчезла. — Напуганный дурак.
— Напуганный чем?
Он пожал плечами.
— Он не сказал, но старый Ловкий Дик знает когда пахнет страхом. Он приходил сюда почти каждую ночь, заказывал выпивку матросам, шутил и пел короткие песенки. Только однажды сюда пришли несколько человек вместе с этим охотником за сиськами, и ваш дурак стал белым, как молоко и сидел тихо, пока они не убрались. — Он придвинул табурет ближе. — Этот Тарли приказал солдатам шерстить доки, осматривая каждую посудину, которая приходит или уходит. Если человеку нужен олень, он идет в лес. Ваш дурень не смел. И я предложил свои услуги.
— Какого рода?
— Того, что стоят больше одного серебряного оленя.
— Расскажи, и получишь второго.
— Дай взглянуть. — Спросил он. Она выложила второго оленя на бочку. Он поставил монету на ребро и снова крутанул. — Тому, кто не может придти к кораблю, нужно чтобы корабль пришел к нему. Я сказал ему, шо знаю, где такое можно устроить. Потайное место, да.
Руки Бриенны покрылись гусиной кожей.
— Бухта контрабандистов. Вы отправили дурака к контрабандистам.
— Его и двух девчонок. — Он захихикал. — Вот только в том месте, куда я его отправил, корабли не появлялись уже давно. Скажем, лет тридцать. — Он поскреб кончик носа. — А на што вам тот дурак?
— Эти девочки — мои сестры.
— Правда? Бедняжки. У меня тож была сеструха. Костлявая с кривыми ногами, но потом отрастила пару сисек и заполучила рыцарского сынка между ног. В последний раз, когда я ее видал, она направлялась в Королевскую Гавань, чтоб провести остаток жизни лежа на спине.
— Куда ты его направил?
Снова пожатие плеч.
— Што до этого, то никак не припомню.
— Куда? — Бриенна впечатала другой серебряный в бочку.
Он отпихнул монету указательным пальцем обратно к ней. — В такое место, которое оленям не сыскать… но дракон мог бы.
Она поняла, серебром от него правды не добиться. — «Золотом возможно, или нет. Но сталью надежнее». — Бриенна прикоснулась к кинжалу, потом снова потянулась к кошельку. Она нащупала золотого дракона и выложила его на бочку.
— Где?
Оборванец подхватил монету и попробовал ее на зуб.
— Сладенькая. Навевает мне мысли о мысе Сломанного когтя. К северу отсюда. Дремучее местечко, сплошные холмы да трясины, но так уж стряслось, што я там родился и вырос. Дик Крабб мое имя, хотя все меня кличут Ловкий Дик.
Она не стала называть свое имя.
— Где на Сломанном когте?
— В Шепоте. Вы конечно слыхали о Кларенсе Краббе?
— Нет
Похоже эта новость оказалась для него сюрпризом.
— Сир Кларенс Крабб, я говорю. Во мне есть его кровь. Он был восьми футов роста, и такой сильный, што мог одной рукой согнуть сосну и забросить ее на полмили. Ни одна лошадь не могла сдержать его вес, так он ездил на зубре.