В лесу движение стало намного медленнее. Бриенна заставляла свою кобылу продвигаться сквозь зеленый сумрак, то въезжая внутрь, то выезжая из-под деревьев. Здесь будет очень легко потеряться, вдруг поняла она. Неважно, в какую сторону ты смотришь, все выглядит совершенно одинаковым. Даже сам воздух казался серым, зеленым и неподвижным. Сосновые сучья царапали руки и шумно скребли заново покрашенный щит. С каждым прошедшим часом мрачная тишина нервировала ее все больше. Ловкому Дику она тоже мешала. Позже, когда начало смеркаться, он попытался петь.

— Жил был медведь, косолапый и бурый! Страшный, большой и с косматою шкурой! — пел он, царапающим голосом, как пара шерстяных чулок. Сосны высасывали его песню вместе с ветром и дождем. Вскоре он замолчал.

— Скверно тут, — сказал Подрик. — Плохое место.

Бриенна чувствовала то же, но признание ничего бы не дало.

— Сосновый бор — мрачное место, но, в конце концов, это всего лишь лес. Здесь нет ничего, чего бы нам стоило опасаться.

— Как насчет хлюпал? И голов?

— Умный мальчик, — сказал Ловкий Дик со смехом.

Бриенна одарила его раздраженным взглядом.

— Хлюпалы не существуют, — сказала она Подрику. — И головы тоже.

Холмы поднимались, холмы опускались. Бриенна поймала себя на том, что молится, чтобы Ловкий Дик оказался честным человеком, и знал куда он их ведет. Сама, она уже не была уверена, что может снова найти море. И днем и ночью небо оставалось совершенно серым и затянутым облаками, Не было ни солнца, ни звезд, которые могли бы помочь ей найти дорогу.

В ту ночь, они разбили лагерь рано, спустившись с холма, они очутились на краю мерцающей зеленой трясины. В серо-зеленоватой дымке земля впереди выглядела достаточно крепкой, но едва они на нее выехали, она проглотила их лошадей по самую холку. Им удалось развернуться и выбраться на твердую землю.

— Ничего страшного, — обнадежил их Крабб. — Мы поднимемся обратно на холм и спустимся с другой стороны.

Следующий день был точно таким же. Они ехали мимо сосен и болот, под темным небом и дождем, который то шел, то прекращался, мимо рытвин и пещер, руин древних замков, камни которых были укутаны мхом. У каждой кучи камней была своя история, и Ловкий Дик пересказал их все. Если верить ему на слово, то люди Сломанного Когтя обильно полили свои сосны кровью. Бриенна скоро начала терять терпение.

— Ну сколько еще? — наконец потребовала она. — Мы, наверное, уже повидали все деревья на Сломанном Когте.

— Нет, вряд ли, — сказал Крабб. — Мы уже близко. Гляди, лес редеет. Мы рядом с морем.

«Дурак, которого он мне обещал, наверное, будет моим собственным отражением в воде», — подумала Бриенна, но было бессмысленно поворачивать назад, когда она уже зашла так далеко. Хотя она не могла отрицать того, как устала. Ее бедра от долгого сидения в седле стали твердыми словно железо, и последнее время она спала только четыре часа в день, пока ее охранял Подрик. Если Ловкий Дик намеревался их убить, то она была уверена, что это случится здесь, в месте, которое ему хорошо известно. — «Может он ведет нас в какое-нибудь разбойничье логово, в котором у него есть приятели, стол же вероломные, как и он. Или он просто водит их кругами, и ждет, пока их догонит тот всадник». — Они не видели его с тех пор, как покинули замок Лорда Брюна, но это не значило, что он прекратил погоню.

«Может так случиться, что мне придется убить его», — сказала она себе, меряя лагерь шагами в одну из ночей. От одной только мысли об этом ей скрутило живот. Ее старый наставник всегда сомневался, достаточно ли она крепка для сражений.

— В твоих руках мужская сила, — не раз говорил ей сир Гудвин, — Но сердце у тебя такое же мягкое, как и у любой девушки. Одно дело тренироваться во дворе с тупым мечом в руке, и совсем другое загнать фут заточенной стали в чей-то живот, и видеть, как свет покидает его глаза. — Чтобы закалить ее, сир Гудвин отсылал ее к мяснику, резать ягнят и молочных поросят. Поросята визжали, а ягнята кричали, как испуганные дети. Когда все закончилось, Бриенна почти ослепла от слез, ее одежда настолько пропиталась кровью, что она приказала служанке ее сжечь. Но сира Гудвина все равно разбирали сомнения.

— Поросенок — это поросенок. С человеком все по-другому. Когда я был оруженосцем, таким же молодым как ты, у меня был друг, который был сильным, быстрым и проворным. Настоящим чемпионом на тренировочном дворе. Мы все знали, что однажды он станет отличным рыцарем. Потом в Ступени пришла война. Я видел, как мой друг заставил своего противника опуститься на колени и выбил топор из его рук, но когда он мог уже прикончить его, он на мгновение засомневался. Во время битвы мгновение — это вечность. Его противник вытащил кинжал и нашел щель в доспехах моего друга. Его сила, скорость, его доблесть, все таким трудом заработанное умение… ничего не стоили, и все потому, что он замешкался. Запомни это, девочка.

«Я запомню», — пообещала она его тени, в этом сосновом лесу. Она села на камень, вытащила меч и принялась его править его кромку. — «Я запомню и не буду колебаться».

Следующий день задался мрачным, холодным и облачным. Они не видели, как взошло солнце, но когда чернота сменилась сумраком Бриенна поняла, что пришло время снова седлать лошадей. Следуя за Ловким Диком, они вновь въехали в сосновый бор. Бриенна ехала сразу позади него, а Подрик на своей кляче прикрывал тыл.

Замок материализовался перед ними без предупреждения. Только что они ехали сквозь лесную чащу, и на многие лиги вокруг ничего не было видно кроме сосен. Они объехали валун, и вдруг впереди появился просвет. Через милю лес внезапно закончился. Дальше было небо и море… и древний, обветшалый замок на краю обрыва, заброшенный и заросший.

— Шепот, — объявил Ловкий Дик. — Прислушайся. Ты можешь слышать головы.

У Подрика отвисла челюсть.

— Я их слышу.

Бриенна тоже их слышала. Легкий, приглушенный шепот, который, казалось, шел одновременно из-под земли и из замка. Когда она приблизилась к обрыву, звук усилился. — «Это было море», — поняла она вдруг. Волны проели дыры в утесах внизу и теперь перекатывались сквозь пещеры в подземных туннелях.

— Никаких голов тут нет, — сказала она. — Шепот, который ты слышишь, это волны.

— Волны не шепчут. Это — головы.

Замок был сложен из древних, не скрепленных раствором камней, среди которых не было и двух одинаковых. В трещинах между валунами разросся мох, а из фундамента выросли деревья. В большинстве древних замков есть богороща. У Шепота, судя по тому, как он выглядел, почти ничего кроме нее не было. Бриенна провела лошадь к краю обрыва, туда, где обрушилась стена. Над кучей разбитых камней росли заросли ядовитого красного плюща. Она привязала лошадь к дереву, и подобралась настолько близко к обрыву, насколько отважилась. Пятидесятью футами ниже в водовороте крутились волны над останками разрушенной башни. За ней, она разглядела вход в большую пещеру.

— Это старая сигнальная башня, — сказал Ловкий Дик, подходя сзади. — Она рухнула, когда я был в два раза младше Пода. Раньше в бухточку вели ступени, но когда утес обвалился, они обрушились вместе с ним. После этого контрабандисты перестали здесь высаживаться. Раньше они могли заплывать на своих лодках в пещеру, но те времена в прошлом. Видишь? Он положил одну руку ей на спину и указал другой.

У Бриенны мурашки побежали по коже. Один толчок, и она полетит вниз вслед за башней. Она отступила назад.

— Убери от меня свои руки.

Крабб скорчил мину.

— Я только…

— Мне наплевать, что ты «только». Где ворота?

— С другой стороны. — Он помедлил. — Этот твой дурак, он не злопамятен, правда? — нервно проговорил он. — Я имею ввиду, вчера я подумал, что он может злиться на старого Ловкого Дика, по поводу той карты, что я ему продал, и из-за того, что я не упомянул, что контрабандисты больше сюда не заплывают.

— С тем золотом, что ты заработаешь, ты сможешь вернуть ему все, что он заплатил за твою помощь. — Бриенна не могла представить, что Донтос Холлард может быть опасен. — Конечно, если он вообще здесь.