Ужин был ее любимым временем дня. Уже давно Арья не ложилась спать с полным желудком. Иногда ночью добрый человек позволял задавать ему вопросы. Как-то она спросила его почему люди, приходящие в храм, всегда выглядят столь безмятежными. У нее на родине люди страшились смерти. Она помнила как кричал прыщавый сквайр, которого она пырнула в живот, и как унижался сир Амори Лорх, когда Козел бросил его в медвежью яму. Она помнила деревушку у Божьего ока, и как кричали, вопили и плакали селяне, когда Щекотун начал расспрашивать их о золоте.

— Смерть не самая ужасная штука. — Ответил добрый человек. — Это его дар нам, и конец жажде и боли. В день, когда мы рождаемся Многоликий посылает каждому из нас своего темного ангела, чтобы он следовал за нами по жизни. Когда наши грехи и страдания превысят чашу терпения, ангел, взяв нас за руку, отведет нас в ночную страну, в которой звезды светят еще ярче. Те, кто приходят испить из черной чаши ищут своих ангелов. Если они боятся, то их успокаивают свечи. Когда ты чувствуешь запах наших свечей, дитя, о чем ты думаешь?

«О Винтерфелле», — нужно было сказать ей. — «Я чувствую запах снега, дыма и сосновых иголок. Я чую запах конюшни. Я слышу смех Ходора, как сражаются во дворе Джон и Робб, как Санса поет какую-то глупую песню о прекрасной леди. Я чую запах гробницы в которой спят зимние короли. Чую как пекут хлеб, запах богорощи, моей волчицы, ее меха так, словно она сидит рядом со мной».

— Я ничего не чувствую. — Ответила она, чтобы проверить, что он скажет.

— Ты лжешь. — Ответил он. — Но если хочешь, можешь оставить свой секрет при себе, Арья из рода Старков. — Так он ее звал только, когда она его сильно расстраивала. — Ты знаешь, что можешь оставить это место в любой момент. Ты не одна из нас. Пока. Можешь уходить домой, когда пожелаешь.

— Ты говорил, что если я уйду, то не смогу вернуться.

— Так и есть.

Этих слова вызвали в ней печаль. — «Сирио тоже любил это повторять». — Вспомнила она. — «Он повторял это все время».

Сирио Форел учил ее вышиванию и умер ради нее. — Я не хочу уходить.

— Тогда оставайся… но помни, дом Черного и Белого не приют для сирот. Все под этой крышей должны служить. Валар дохаэрис, так здесь говорят. Оставайся, если так тебе хочется, но знай, что мы требуем послушания. Всегда и во всем. Если ты не подчинишься, ты должна уйти.

— Я могу подчиняться.

— Поглядим.

Кроме помощи Умме у нее были и другие обязанности. Она мыла пол храма, прислуживала во время трапезы и разливала вино, сортировала по мешкам одежду мертвецов, опустошала их кошельки и считала россыпи бесполезных монет. Каждое утро она ходила по храму следом за добрым человеком в поисках мертвецов. — «Тихая как тень», — вспомнив Сирио, могла бы сказать она. Она несла светильник с широкими шторками. В каждом алькове она приоткрывала щель в шторках, чтобы поискать тела.

Найти мертвецов было легко. Они приходили в Черно-белый дом, молились час, день или год, потом выпивали сладкой темной воды из бассейна, и ложились на каменной кровати возле того или другого бога. Они закрывали глаза, засыпали и никогда больше не просыпались.

— Дар Многоликого Бога может принимать мириады форм, — пояснил добрый человек. — Но он всегда нежный. — Когда они находили тело, он произносил молитву и убеждался, что жизнь оставила тело, а Арья звала слуг, чьей задачей было отнести тело вниз в хранилище. Там его разденут и омоют послушники. Одежда покойного, его деньги и ценности отправятся в корзины для сортировки. Его хладное тело будет направлено в нижний храм, куда могут входить только жрецы. Что происходит далее Арье не рассказывали. Однажды за ужином в нее закралось ужасное подозрение, и она отложила нож и уставилась на кусок мяса светлого оттенка. Но добрый человек, заметив ужас на ее лице, сказал:

— Это всего лишь свинина, дитя, обычная свинина.

Постелью ей служила каменная скамья, напомнившая ей Харренхол и ее постель, когда она драила лестницы под присмотром Виза. И хотя матрац был набит тряпьем, а не соломой, от чего был бугристее, чем ее прежний из Харренхола, зато не такой колючий. Она могла взять сколько угодно одеял: теплых, шерстяных, красных, зеленых и в клетку. И ее келья была в ее полном распоряжении. Здесь она хранила свои сокровища: серебряную вилку, шерстяную шапку, перчатку без пальцев, подаренные матросами с Дочери Титана, ее собственные кинжал, сапожки, пояс, небольшой запас денег, смена белья…

И Игла.

Несмотря на то, что ее обязанности оставляли ей мало времени для упражнений, она тренировалась при любой возможности, сражаясь с собственной тенью при свете голубой свечи. Однажды ночью проходившая мимо девочка-бродяжка застукала ее за упражнениями с мечом. Девчонка ни слова не сказала, но на следующий день добрый человек навестил Арью в келье.

— Ты должна избавиться от этих вещей. — Сказал он, указав на ее сокровища.

Арью словно ударили. — Но, они мои.

— А кто ты?

— Никто.

Он взял в руки серебряную вилку.

— Это принадлежит Арье из рода Старков. Все эти вещи ее. Поэтому им здесь не место. Для нее здесь нет места. Ее имя слишком знаменито, а здесь нет места знаменитостям. Здесь живут одни слуги.

— Я служу. — Ответила она, почувствовав укор. Ей очень нравилась эта вилка.

— Ты играешь в слугу, но в сердце ты дочка лорда. Ты придумываешь себе имена, но ты меняешь их с легкостью платья. Внутри ты по-прежнему Арья.

— Я не ношу платьев. В дурацком платье невозможно сражаться.

— А зачем тебе сражаться? Или ты бандитка, прячущаяся по подворотням, в поисках кому бы перерезать горло? — Он вздохнул. — Прежде чем ты выпьешь из холодной чаши, ты должна отречься от всего кем ты была во имя Него, Многоликого. От своего тела. Души. От себя. Если ты не можешь заставить себя это сделать, ты должна уйти.

— Но железная монетка…

— Это плата за вход. Но с этого момента ты должна платить по-другому, и цена высока.

— Но у меня нет золота.

— То, что мы предлагаем нельзя купить за золото. Цена — это ты. У людей есть много дорог чтобы пройти эту долину страданий и слез. Наш путь самый трудный. Немногие способны им пройти. Он требует недюжинной силы от тела и духа, и твердого, а также храброго сердца.

«У меня вместо сердца теперь дыра», — подумала она. — «и мне некуда идти».

— Я сильная. Сильная как ты. И храбрая.

— Ты веришь, что здесь единственное место для тебя. — Как будто он сумел прочесть ее мысли. — Ты ошибаешься. Ты могла бы найти теплое место у какого-нибудь купца. Или ты предпочла бы стать куртизанкой, и о твоей красоте слагали бы песни? Только скажи, и я отправлю тебя в Черную Жемчужину или в Дочь Заката. Ты будешь почивать на лепестках роз, носить шелковые, шелестящие платья, и лорды будут умолять тебя подарить им твою девственную кровь. Или ты мечтаешь выйти замуж и завести детей? Скажи мне слово, и мы подыщем тебе мужа. Какого-нибудь милого парня, или пожилого богача, морского волка — кого пожелаешь.

Ничего из этого она не хотела. Не ответив, она покачала головой.

— Ты мечтаешь о Вестеросе, дитя? Светлая Леди Люко Престайна отплывает завтра утром в Чаячий город, потом в Сумеречный дол, Королевскую гавань и Тирош. Хочешь, мы договоримся о месте для тебя?

— Я только что прибыла из Вестероса. — Иногда ей казалось, что с момента ее бегства из Королевской гавани прошло тысячу лет, а иногда, что все было словно вчера, но она знала, что для нее нет пути назад.

— Я уйду, если я вам не нужна, но не хочу отправляться именно туда.

— Мои желания ничего не значат. — Ответил добрый человек. — Быть может Многоликий привел тебя сюда чтобы ты могла стать его инструментом, но я вижу перед собой всего лишь дитя… и даже хуже, маленькую девочку. За века Многоликому служили многие, но только несколько из Его слуг были женщинами. Призвание женщин приносить в мир новую жизнь. Мы же призваны дарить смерть. Никто не может делать обе вещи одновременно.