– Это всего лишь досужие выдумки, – поспешно добавил Лайам. – Сам я им нисколько не верю. Зачем, если вдуматься, молодому барону эта реликвия? Какой ему от нее прок? – Уже заключая последнюю фразу, Лайам понял, что этого тоже не стоило говорить.

– Никакого проку ему от этого камня не будет, – процедил Ульдерик сквозь зубы. Бледные щеки его пошли красными пятнами, а жилы на тонкой шее натянулись, словно корабельные тросы. – Передайте барону мой вызов как можно скорее, господин Ренфорд. И не забудьте вернуться с ответом.

Граф встал и направился к выходу.

– Надеюсь, вы сами найдете дорогу к прихожей?

Лайам вышел из комнаты и пропустил Ульдерика вперед. Тот быстрым шагом направился к гостиной супруги. Спускаясь по лестнице, Лайам смотрел себе под ноги и качал головой.

«Ну и что нового ты узнал?»

Ничего ровным счетом – напрашивался ответ. Но поразмыслить над всем увиденным и услышанным стоило все равно.

В прихожей Лайама поджидал уже знакомый слуга. Он низко поклонился и молча протянул гостю сложенный лист бумаги. Лайам кивнул и вышел на улицу. Там он спрятал пахнущую духами записку в карман. Письмецо от похитительницы сердец можно будет прочесть и позже. В настоящий момент Лайаму очень хотелось разложить по полочкам все, что он в это утро узнал, – если, конечно, все эти новости о чем-нибудь говорят. Он бесцельно побрел по улице, пока не остановился у заведения Герионы.

Итак, Ульдерик заявил, что Квэтвелу от камня никакого проку не будет. Есть ли в этом заявлении какой-либо смысл?

Граф наверняка знает, что его дражайшая половина спит и видит, как бы заполучить этот камень, и что она обещала пойти ради него «на все». А теперь еще благодаря Лайаму граф думает, что реликвия Присцианов – у Квэтвела, и решил осуществлению его замыслов помешать. Каким образом? Посадив свою супругу на цепь? Или ограничив возможности самого Квэтвела? Кто скажет, что может твориться в голове у ревнивца и до чего он в своей ревности может дойти?

Впрочем, Лайам хорошо понимал, на что может быть способен граф, особенно если его разъярить. Он видел работу его трости. Прихлопнуть соперника для него не вопрос. А уж тем более какого-нибудь вора или там нищего.

Тогда получается, что камень похитил граф.

Однако это очень и очень сомнительно. Зачем бы ему в таком случае проводить время вне дома? Резаться в карты, глазеть на травлю несчастных животных? Квэтвел, будь у него этот камень, тоже не стал бы таскаться по злачным местам. Он нашел бы себе занятие поинтересней.

Ступени лестницы, ведущей к дому услад, были чисты, – как видно, их недавно помыли. Лайам подобрал под себя полы плаща и сел, не обращая внимания на окружающих.

Нет, нужно искать что-то другое. Теперь, когда главные подозреваемые выбыли из игры, становилась бесполезной и та задумка, которая пришла ему в голову раньше, в казарме. Незачем было торопить Кессиаса с розыском Дезидерия, маг стал не нужен. Впрочем, задумка Лайама в маге и не нуждалась, достаточно было лишь вызнать, где тот живет. Попросту говоря, Лайам собирался пустить среди подозреваемых слух, что в городе находится чародей, который хотел бы приобрести реликвию Присцианов. Потом оставалось бы только поместить в какую-нибудь гостиницу своего человека и ждать, когда вор придет к нему и попытается сбыть украденный камень. А чтобы чего не вышло, ряженого чародея следовало разместить подальше от места проживания настоящего мага. План нравился Лайаму, ибо он избавлял его от раздумий и долгих хлопот, но теперь придется с ним распрощаться, если только… если только торговец Кэвуд не обременен кучей долгов.

Если только… да! План все же может сработать! Эта ловушка – единственное решение загадки, которое Лайам может сейчас предложить. Других версий его фантазия не выдвигала, да и не могла выдвинуть, ибо ее кормушка была пуста.

«Все, – сказал он себе, – хватит бесплодных раздумий!» Ломать голову незачем, пока господин Кэвуд остается в тени. Нужно сперва посмотреть на него и вынести то или иное суждение. А еще неплохо бы поговорить с Кессиасом. Вполне возможно, у него тоже имеется какой-нибудь план. Что до раздумий, то лучше раздумывать вслух – с Фануилом. Уродец частенько наводит на дельные мысли, в чем Лайам уже успел убедиться, причем не раз и не два.

Подумав о Фануиле, Лайам вспомнил и о Грантайре. Он закрыл глаза, и позвал мысленно:

«Фануил!»

«Да, мастер?» – ответ пришел моментально.

«Пожалуйста, передай нашей гостье, что госпожа Присциан ее ждет. Пусть поторопится. Мы встретимся…»

Лайам так и не закончил своей мысли, ибо дракончик его перебил:

«Я не могу, мастер».

Лайам в изумлении вскинулся.

«Как это так?»

«Я не могу ничего передать нашей гостье».

Лайам послал одно только слово, но огромное – на полнеба:

«ПОЧЕМУ?»

«Я не умею говорить».

– О-о-о! – застонал Лайам, хватив себя по лбу ладонью. – О-о-о!

Недовольный собой, он послал дракончику еще одно сообщение:

«Готовься к порке, паршивец. Я выезжаю сам».

Он встал и долго охлопывал свои ляжки, которые от длительной неподвижности успели основательно занеметь, потом полез в карман и вынул вчетверо сложенный листик бумаги, запечатанный аккуратным кружочком красного воска. Бумага слегка захрустела, когда печать подалась.

«Господин Ренфорд! Приходите ко мне сегодня вечером в восемь часов – моего мужа не будет дома!»

Подписи не имелось, но ее и не требовалось. Авторство удостоверялось ароматом духов.

«Что ей от меня нужно?»

Лайам сложил листок, спрятал его под куртку и двинулся в сторону городской площади. Он вполне мог предположить, что нужно графине, но тогда пришлось бы задуматься, а нужно ли это ему. «Как же ей, бедняжке, должно быть, скучно!» – усмехнулся он про себя. Еще одна веточка на рогах графа (удачливого, кстати, картежника) мало его волновала. Вопрос в том, какую пользу из этой встречи можно извлечь? Что он может выведать у изнывающей от безделья Пинеллы? Если камень уже у нее, она вряд ли в этом признается. Впрочем, и так ясно, что камешка у нее нет. Иначе она бы не предлагала себя первому встречному, а честно оплачивала бы предъявленные счета.

«А может, никто и не собирается себя предлагать? – подумал он вдруг несколько уязвленно. – С чего это ты настроился на любовное приключение? Возможно, тебе попросту собираются что-нибудь сообщить!» Но что может дама сообщить незнакомцу, заглянувшему к мужу? Графине ведь неизвестно, что незнакомец не состоятельный шалопай, а следователь по особо важным делам. Так что дело в другом, то есть именно в том, о чем он изначально подумал. Ну не проницательный ли он после этого человек?

Лавка зеркальщика, мимо которой он проходил, заставила его приостановиться возле витрины. Лайам внимательно изучил свое отражение в одном из огромных зеркал. На него смотрел высокий мужчина с коротко стриженными светлыми волосами, голубоглазый и длинноносый. Лайам потеребил кончиком пальца горбинку носа, выдававшую в нем, как многие говорили, породу, деланно улыбнулся, потом удрученно вздохнул. «Лайам Ренфорд, пожиратель женских сердец, – подумал он. – Наверное, графине Пинелле действительно очень и очень скучно. Как бы все так устроить, чтобы не было слишком скучно и мне самому?»

Вопрос этот все еще вертелся у Лайама в голове, даже когда впереди показались знакомые скалы. Он погонял Даймонда всю дорогу, и от напора встречного воздуха у него онемел кончик носа и покраснело лицо. Лайам оставил чалого дожидаться на пляже и побежал к дому.

Фануил встретил его в гостиной.

«Мастер чем-нибудь недоволен?»

Не чем-нибудь, а тем, что дело зашло в тупик. Да и прогулка по такой холодине никому не добавила бы хорошего настроения.

– Ты! – ткнул Лайам в дракончика пальцем. – С тобой вообще никто не собирается говорить! Разве нельзя было предупредить, что ты ничего передать нашей гостье не сможешь?