— Капитан Джадд, — улыбаясь, вклинился Дринкуотер. Бледный шрам от сабельного удара на его щеке искривлял его улыбку, придавая лицу выражение трогательной застенчивости. — Поверьте, я в курсе всех опасностей сухого пути и приложу все силы к выполнению этого поручения. Увидимся через неделю, здесь или в Фалмуте.

— Прекрасно, мистер Дринкуотер, прекрасно, — в свою очередь улыбнулся Джадд. Он был худощавым человеком среднего роста, с редеющими волосами, собранными на затылке в косицу. Дринкуотер с облегчением увидел, что тот провел рукой по волосам знакомым жестом, означающим конец инструктажа. Повернувшись, он положил кошелек в карман и забрал шляпу. Заскочив в свою крошечную каюту, чтобы забрать приготовленные вещи, он увидел, что их уже унесли. На переборке висела небольшая акварель, которую написала Элизабет задолго до того, как стала его женой. Картина изображала захваченную экипажем фрегата «Циклоп» американскую шхуну «Алгонкин», стоящую на рейде Фалмута. Дринкуотер поцеловал кончики пальцев и коснулся ими картины.

Спустя несколько мгновений он появился на палубе и направился вперед. Стоявший на правом шкафуте у массивных бакштаг-талей Карслейк изобразил шуточный поклон.

— Колесница подана, милостивый государь!

Дринкуотер всмотрелся в шлюпку, лежащую у борта.

— Бога ради, только ты не суетись, Нат. Я проследил за погрузкой всего твоего имущества, — поднял руку Карслейк. — Нет, нет, я ничего не забыл. Твои жестянки, трубки, акварели, всё это чертово барахло в шлюпке. Осталось только попрощаться с тобой. Прошу!

— Благодарю вас, мистер Карслейк, — ответил Дринкуотер с преувеличенной официальностью, взял протянутый штормовой плащ, перебросил его через плечо и ухмыльнулся в широкое красное лицо Карслейка. Истинный кокни, выросший на задворках Уоппинга, как он сам не без вызова признавался — в грязи приливного ила и тины, Карслейк выбился в люди без посторонней помощи. Благодаря своим способностям и интеллекту он к тридцатилетнему возрасту добился приличного положения пусть и на небольшой яхте, но «на квартердеке». Он наслаждался возможностью шутливой перебранки с бывшим флотским мичманом, к тому же еще и исполнявшим однажды обязанности лейтенанта.

Дринкуотер перелез через планширь и, выждав момент, спрыгнул в гичку. Он уселся на корме, подстелил под себя штормовой плащ, зажал румпель подмышкой и взглянул на команду. Шесть человек, отряженных под его начало, все с вещевыми мешками, смотрели на него выжидающе.

— Весла на валек! — скомандовал офицер. — Отдать носовой!

Фалинь был сброшен с «Аргуса» и уложен в носовой части гички. Баковый оттолкнул шлюпку от борта куттера, а Дринкуотер дал рукой отмашку.

— На носовых шкотах стоять! Прямо руль! — прогремел голос Джадда, и Дринкуотер увидел, что туго выбранные стаксель и кливер заполоскали на мгновение, а затем подветренные шкоты укротили их. Расстояние между яхтой и шлюпкой быстро увеличивалось по мере того, как «Аргус» продвигался вперед. Затем наверху показалось лицо капитана:

— Увидимся через неделю, мистер Дринкуотер.

— Так точно, сэр! — ответил тот и затем стал подавать команды:

— Вёсла.… На воду! Навались!

Поворотом румпеля он развернул гичку в сторону берега. Когда же он обернулся, то большой куттер, с громадным, лениво свисавшим с нока гафеля красным флагом корпорации, уже удалился на приличное расстояние.

— Отлично, парни! Легче грести! Нам миль пять до берега.

Устье реки Гарроу располагалось между двумя гранитными мысами. Северный мыс круто спускался к морю, заканчиваясь большой скалой, на которую он как бы опирался. Сама скала уходила в море серией мелких ступенек до уровня воды и ниже. Часть этого выступа, спрятанная под поверхностью воды, в спокойную погоду обнаруживалась по водоворотам, образовывавшимся во время приливо-отливных течений. Скалистый мыс с южной стороны выглядел более величественным, достаточно впечатляющим, чтобы получить собственное имя — Пен-Карроу. Громадная серая скала была испещрена трещинами и расщелинами, многие из которых были так огромны, что местные называли их zawns [1*]. На множестве разнообразных уступов и террас гнездовались тысячи морских птиц: белые трёхпалые чайки, черные кайры, темно-коричневые гагарки и очаровательные небольшие морские попугаи — топорики. Птичий гам усиливался по мере приближения гички, проходившей гряду небольших скал — остатков когда-то существовавшего продолжения южного мыса, уничтоженного длительным воздействием морской стихии. Дринкуотер рассматривал их с интересом, так как полагал, что здесь мог крыться ключ к решению его задачи. У скал, должно быть, есть названия, данные им местными рыбаками, думал он, хотя на имевшейся у него несовершенной карте они были обозначены просто россыпью точек.

Он ощутил, как шлюпка поднялась под ним, и обернулся. Они уже вошли в акваторию между двумя мысами, и, глядя через плечо, он увидел, как пологая зыбь вздымалась вверх, заслоняя горизонт. Фостер, который был загребным, кивнул в сторону приближавшейся волны.

— Мы на баре, — произнес он, и энергичней заработал веслом.

Дринкуотер кивнул. Воды Атлантики несли придонный песок к устью, в то время как река, напротив, старалась выпихнуть его дальше в море. Глубина здесь, на намытой отмели, была значительно меньше окружающей акватории, поэтому и зыбь становилась более крутой. При ветре с моря она разбивалась с бешеной силой даже при полной воде, и причинила массу неприятностей капитану Пойнтону, когда его судно было захвачено врасплох у подветренного берега. Дринкуотер огляделся вокруг. Пойнтон, должно быть, пересекал именно этот бар в то буйное зимнее утро прошлым январем. Если бы не опыт Пойнтона и его влияние в совете Тринити-Хауза, то было бы маловероятно, чтобы Дринкуотер со своей командой застрял здесь на целую неделю.

— Так в чем тут дело, мистер Дринкуотер? — спросил Фостер.

Кивками и репликами остальные гребцы подтверждали свое любопытство, а гичка тем временем проходила в тени скалы Пен-Карроу. Дринкуотер вспомнил, что им было сказано лишь одно — взять необходимые вещи для недельной работы вне «Аргуса». Подобные автономные экспедиции не были чем-то необычным, но пришло время объяснить им, в чем состоит конкретная цель их работы.

— Итак, парни, прошедшим январем работорговец «Монтроз», следовавший из Вест-Индии в свой родной порт Ливерпуль, вышел на видимость берега в этом районе. С запада дул штормовой ветер, и видимость была неважная. Эдуард Пойнтон, капитан и владелец судна, обнаружив у себя под ветром берег, отдал оба якоря. Когда видимость улучшилась, он обнаружил, что стоит мористее того бара, который мы только что прошли. Якоря держали хорошо, а лот показал ему, что он стоит на глубине двенадцати саженей, грунт — мелкий песок. Все выглядело благополучно, и, несмотря на близость берега, они надеялись переждать шторм, а если положение ухудшится, они смогут проскочить здесь.

Дринкуотер показал на возвышающиеся склоны, которые окаймляли вход в устье реки.

— Узковато, — всмотрелся Фостер в нависающие утесы, навалившись всем своим весом на валёк. — Нужны крепкие нервы, чтобы провести судно через эту узкость, да еще и в шторм.

— Таковы, во всяком случае, показания Пойнтона, — продолжал Дринкуотер, внутренне согласившись с Фостером. — Как бы там ни было, ветер изменил направление на три или четыре румба и усилился. Судно развернулось на якоре, и затем неожиданно оба якорных каната лопнули. Судно перенесло через бар, и оно налетело на скалы, вон там. Пойнтон и еще четыре человека спаслись. От остальных, как и от самого «Монтроза», к следующему утру не осталось и следа. Пойнтон потерял все свое состояние. К тому же он поклялся, что канаты были в хорошем состоянии, и причиной их обрыва было не неистовство шторма, а что-то другое. Он подал заявление в корпорацию с просьбой выяснить, известно ли о существовании какого-нибудь подводного препятствия в этом месте, за которое могли бы зацепиться его якорные канаты. Но о подобном не было ничего известно, даже слухов не было. Но этот капитан Пойнтон очень упрям, и обратился в Совет Братьев. Поэтому мы здесь, будем пытаться раскрыть причину постигшей его потери.