В один прекрасный день (а было ей тогда шестнадцать лет) Артия вспомнила свою мать. Произошло это потому, что она свалилась с лестницы и пребольно ударилась головой о резное украшение на деревянных перилах — большую фигуру орла.

Итак, Артия сидела на полу и ошеломленно мотала головой, глядя на стайку бестолковых девиц, которые, глупо хихикая, показывали на нее пальцами. На своих не в меру кудрявых головках девицы с трудом удерживали толстые стопки книг. «Кто они такие?» — подумала Артия. И тут…

И тут она увидела красивую женщину, не слишком высокую, но казавшуюся значительно выше благодаря длинным стройным ногам, обтянутым лосинами и обутым в черные кожаные ботфорты. Женщину с рыжеватыми светлыми волосами, стянутыми в тугой узел, и невообразимо зелеными глазами цвета спелого крыжовника. И хотя за последние шесть лет Артия ни разу не подумала и даже не вспомнила об этой удивительной женщине, она сразу же поняла, что это Молли Фейт, ее невообразимая мать — знаменитый капитан пиратов Дальних Морей.

Артия, которая десять минут назад звалась — да и сама считала себя — Артемизией Фитц-Уиллоуби Уэзерхаус, встряхнула головой. Взгляд прочистился, впрочем, как и память.

Она встала и произнесла вслух:

— Пушка взорвалась. Пушка, которую Молли называла «Герцогиней». Это и отшибло мне память.

Артия провела рукой по своей собственной, тщательно уложенной прическе. Волосы у нее были темно-каштановые, только справа — она это знала — тянулась ослепительная огненно-рыжая прядь, которую всегда приходилось запудривать, чтобы скрыть. Словно эта прядка должна была сама себя стыдиться.

Эта ярко-рыжая прядь появилась после того, как взорвалась «Герцогиня»… или какая-то другая пушка? Очень давно, когда Артии было — сколько? Два года, три?

Пушки — отличная вещь, но и у них есть свои маленькие причуды.

— Артемизия, ты цела? — прощебетала одна из кудрявых дурочек, от всей души надеясь, что та поранилась. В этом смертельно-тоскливом месте любой несчастный случай был развлечением.

«Цела ли я?» — спросила себя Артия.

Цела!

Она взбежала по лестнице, перепрыгивая через три ступеньки. Длинные юбки смешно развевались позади, но ей не было до этого дела.

Кудрявые девицы поспешно расступились. У одной посыпались с головы и с грохотом упали на пол тяжелые книги.

У всех у них (у Артии в том числе) было практическое занятие по выработке хорошей осанки. Хорошая осанка — это умение ходить с совершенно прямой спиной и шеей: иначе книги, которые ты держишь на голове, свалятся, как свалилась книга у Артии. Из-за нее-то она и полетела с лестницы.

Самое странное заключалось в том, что, хоть Артия и не до конца забыла, кто такие эти девицы, и даже отчасти помнила, что этот огромный дом с выкрашенными в пастельные цвета стенами и начищенными до блеска полами является Ангельской Академией для Благородных Девиц в Роугемптоне (что близ Ландона), но всё же они внезапно показались ей куда менее реальными, чем давно забытое прошлое, которое в эту самую минуту настойчиво врывалось ей в голову, грохоча, как почтовая карета.

— Осторожно! — пискнул кто-то. — Злыдня Злюк идет!

Злыдня Злюк? А это еще кто такая?!

Ах, да! Мисс Злюк была одной из учительниц в Академии. Из тех учительниц, которые сами никогда ничему не учились. И никого ничему не научили, кроме цинизма и страха.

Вот она — выплывает из-за угла, до хруста накрахмаленное платье разглажено как скатерть, лицо перекошено самодовольной ухмылкой.

Мисс Злюк обожала заставать людей на месте преступления.

— Что здесь происходит?!

— Артемизия упала с лестницы!

Злыдня Злюк сверкнула глазками: сначала на ябеду, потом на Артию.

«Неужели я ее знаю?» — ужаснулась Артия.

— Девушкам из благородных семей негоже падать с лестницы, Артемизия! Ты должна всегда и везде быть женственной и изящной, служить украшением женского рода. Настоящая леди никогда ни с чего не падает.

Артия изумленно взирала на мисс Злюк.

А потом выкинула неожиданный фортель. Выпрямившись в своем нелепом платье, Артия гордо откинула голову назад и положила ладонь на рукоять воображаемого кортика, который когда-то давным-давно — шесть лет тому назад — висел у нее на левом боку. Кортик был совсем маленький, ведь и ей самой было всего десять лет, но Артия хорошо помнила его приятную тяжесть. И, главное, он был уместен, не то что дурацкая книга на голове. С кортиком она куда устойчивее держалась на ногах.

— Мадам, — высокомерно заявила Артия испуганно отшатнувшейся мисс Злюк. — Что за чушь вы изрыгаете, словно прохудившаяся сточная труба?

Мисс Злюк в изумлении разинула рот, но тотчас же захлопнула его обратно:

— Артемизия, тебя следует примерно наказать за непочтительность!

Артия снисходительно улыбнулась.

— Плевать мне на вас, мадам, с высокой колокольни.

Девицы испуганно завизжали. С оглушительным грохотом — бум! трах! бабах! — будто осенние листья, посыпались на пол тяжелые книги. Артия сбежала по лестнице, развернулась на нижней ступеньке. В голове палили пушки, хлопали паруса, скрипели снасти, раздавался властный голос матери. Перед глазами проплывали золотистые берега Амер-Рики, Персиса, Занзибарии. Из ослепительно-синих расселин между кудрявыми волнами выстреливались в воздух, будто серебряные пули, изящные дельфины.

— Надо вызвать ее отца! — вопила мисс Злюк ей вслед. — Девочка сошла с ума!

— Наоборот, — откликнулась Артия. — Вернула себе здравый рассудок.

И, склонившись, поцеловала деревянного орла на перилах, который спас ее от тоскливого удела и вернул ей прошлое.

То была ночь накануне Рождества.

Рука об руку со снегом на Ангелию опустилась тьма.

Мглистая белизна мерцала на земле, и белая мгла сеялась с небес.

Землевладелец Джордж Фитц-Уиллоуби Уэзерхаус мчался в своей карете по направлению к Ангельской Академии.

Его поместье, Ричменс-Парк, лежало всего в паре миль от Академии, поэтому письмо о странном поведении дочери было доставлено к нему в тот же день.

«Она сошла с ума», — писали учителя.

«Совсем как ее чокнутая мамаша», — думал Уэзерхаус.

Ангельская Академия располагалась в тщательно ухоженной лощине среди лесов, между деревнями Роугемптон и Эрроугемптон — в опасном соседстве с печально известной Уимблийской Пустошью, где в изобилии водились разбойники (по десять человек на квадратную милю, сообщала «Ландон таймс»), в частности — ужасный Джентльмен Джек Кукушка. К вящей радости Землевладельца, путь его пролегал по самой окраине окаянной Пустоши.

Привратник, казавшийся призраком сквозь застилающую взор снежную пелену, торопливо распахнул тяжелые ворота.

Самая подходящая ночь для привидений!

Уэзерхаус недовольно нахмурился.

Карета, запряженная четверкой фыркающих лошадей, прогрохотала по парадной аллее Академии, обсаженной по-зимнему голыми липами.