В ответ донеслись крики.

Вкусный повернулся и серьезно посмотрел на Артию.

— Простите, миссис капитан. Нарушил ваш закон.

Артия ничего не сказала. Только кивнула, и всё.

А мгновение спустя «Адьос» пальнул снова. «Лилия» пошатнулась.

— Сплошной огонь! — рявкнула Артия.

И пушечная команда принялась давать один бортовой залп за другим. Тазбо и сам чуть не загорелся — с такой быстротой он носился от бочонков к пушкам, зажав в руке фитильный пальник.

«Страшила» тонул. Людей с него выловила из воды команда «Фуксии». До чего же неуместна здесь, среди боя, девушка с цветами у них на носу!..

Тут из дыма, будто по волшебству, вырвался ангелийский фрегат «Вперед», а перед ним катились голоса его пушек.

Третья мачта на «Адьос» разлетелась в пыль. Два пушечных порта оплавились…

К небесам вознесся громкий стон. Кто это кричал — сам корабль или моряки? Нос внезапно опустился в воду, и борт раскрылся белоснежным цветком — это взорвалась одна из его собственных пушек.

Люди на палубе «Лилии» пустились в пляс, их лица горели свирепой радостью. Ликовал даже Питер в окровавленной рубашке. Их было не узнать.

— Они тонут!

— Скатертью дорога!

— Провалитесь в брюхо к дьяволу!

Артия увидела, что Вускери покинул пушку «Лилии» и склонился над Дирком. Тот еле слышно проговорил:

— Ничего, дорогой. Ничего страшного. Просто ногу немножко сломал.

Артия обернулась к Честному Лжецу.

— Вы ни разу не выстрелили?

— Простите, капитан.

— Слава богу, мистер Честный.

Мистер Витти, помощник парусного мастера, стоял на корме «Победоносного» под бизань-мачтой и осматривал нижний парус. Он был порван, но не слишком сильно. Заодно Витти держал наготове пистолет. Тот уже нагрелся от частого употребления.

«Победоносный» прорвался сквозь строй лягушатников и взял в плен несколько кораблей, но флагман «Шевалье» всё еще прятался в дыму. Поймав свежий ветер с северо-запада, они на хорошей скорости шли к югу. В этот момент «Победоносный» оказался в самой гуще сражения, однако это продлится всего лишь несколько минут.

Витти успел заметить у левого борта «Титан» — тот что есть силы колошматил франкоспанский «Гар! Се муа»[12]. Оба корабля тонули в серовато-желтом мареве. Потрепанный франкоспанский «Пардоне ма форс» лежал мачтами вниз, завалившись на правый борт. Он уже сдался и спустил флаги, несмотря на гордое имя — «Простите мою силу». К этому времени, насколько позволял видеть дым, уже пять франкоспанских кораблей спустили флаги и сдались в плен. Остальные, сильно поврежденные, уходили в Аталантику, потому что не могли больше сражаться. За ними гнался осиный рой: «О Эдгар, это ты? Ах!», «Уфф, простите» и «На кого смотришь?». Судя по доносящимся с запада раскатам, они напоследок задавали лягушатникам жару.

А на севере тем временем мистер Витти заметил «Тьфу ты черт».

Стройный, хоть и не самый большой парусник храбро напал на франкоспанский линейный корабль «Вус ан ба»[13]. Но ко дну прямым ходом шел как раз «Мы вас потопим».

Осмотрев бизань-парус, мистер Витти и еще десять человек развернулись и пошли в бой на нескольких храбрецов, попытавшихся с ножами в руках взобраться к ним на борт. Через минуту те разжали руки и посыпались в воду.

И тут в поле зрения вплыла «Санта-Аста» под красным флагом.

— Бу-бух, — сказали пушки «Санта-Асты».

Разрази ее гром! Еще один парус порвали.

В недрах раскачивающейся от взрывов «Лилии», на затянутой дымом нижней палубе, Оскар Бэгг извлек из плеча Питера трехдюймовую щепку. Рана была нетяжелая, и Питер держался молодцом. Вускери же, напротив, особой храбрости не проявлял. Он, громко причитая, стоял над Дирком.

— Мистер Вуск, вы ведете себя хуже, чем сам пациент. Выйдите отсюда.

Вускери покраснел сквозь усы и принял боевую стойку, как будто намеревался защищать Дирка от врагов — точнее, от Оскара и его плотницких инструментов.

Оскар сказал:

— Послушай, Вускери, ты делаешь хуже только ему. — И указал на Дирка. Вускери ушел.

Ранение оказалось серьезным. Но у Оскара мелькнула неожиданная мысль. После того как «Незваный» налетел на скалы, он наблюдал много переломанных конечностей и заметил, что только у Кубрика нога зажила с удивительной быстротой. Оскар нашел косточку, которую так долго берег и лелеял Свинтус, и приспособил ее в виде шины.

— Терпите, мистер Дирк. Будет больно.

— Да отстань ты, балда, — прошептал посеревший Дирк. — Ну и пусть больно. Ты мне, главное, ногти не повреди.

«Адьос» сдался в плен фрегату «Мы вам покажем». Когда победитель тащил за собой привязанного франкоспанца, на западе сквозь прогалину в клубах дыма показался разбитый пятидесятипушечный ангелийский «Титан». Полностью лишившийся мачт, сильно обгоревший, он лежал в дрейфе.

«Мы вас потопим» тоже сдался в плен. Команда «Тьфу ты черта», отметив его как свой трофей, занялась уничтожением франкоспанского корабля «Геррье»[14]. Покинув общий строй, огромный бриг принялся охотиться за маленькими вспомогательными суденышками, устремившимися сквозь франкоспанскую линию на запад, вслед великанам «Победоносному» и «Пегасу». Перед ними стояла задача перекрывать путь к отступлению в Аталантику. А «Воин» во что бы то ни стало хотел им помешать.

«Тьфу ты черт» выстрелил. На нем шла команда опытных пушкарей, на верхней палубе и снастях выстроились хорошо обученные стрелки.

Дым окрасился черным. Разглядеть во мгле цель было нелегко.

Сквозь невообразимый шум никто не расслышал тихого поскуливания желтого пса, которого от греха подальше заперли в каюте первого помощника.

Свин никогда не любил сражений. И обычно он подвывал из отвращения либо для того, чтобы пожаловаться. Естественно, в нем говорил всего лишь инстинкт. За которым он всегда с удовольствием прятался.

Но сейчас ему страшно не понравилось сидеть под замком. Он знал, он чувствовал: ни в коем случае нельзя здесь оставаться! Надо выбраться — и с головой кинуться в самую гущу боевых действий!

Свин в сотый раз прыгнул на дверь. Она вздрогнула, но не подалась.

И тут снаружи, в узком коридоре, послышались шаги. Повернулся ключ в замке.

Дверь открылась, и на пороге появились четыре человека. Они держали еще троих, истекающих кровью. Каюта хирурга была переполнена ранеными и с «Черта», и с других судов, затонувших поблизости. Вот первый помощник и предложил разместить пострадавших у него.

О собаке, видимо, все позабыли. Желтый вихрь, стремительный, как пушечное ядро, пролетел под ногами у моряков и со скоростью в сорок узлов выскочил на палубу. Раздались испуганные крики.

— Эй, смотрите, это же наш Сынок! — воскликнул один из пушкарей. — Глядите, бежит с корабля! Вот дьявольское отродье!

Свин и сам не знал, какая сила им двигала. Цепляясь за веревки, прыгая с бочки на бочку, он добрался до поручня и с легкостью перескочил через него. Это был его профессиональный трюк, отработанный за годы тренировок. Актеры могли бы рассказать команде «Тьфу ты черта», что Свин всегда рано или поздно убегает.

Пес с разбегу плюхнулся в зеленые, как капуста, кипящие волны, погрузил в воду черный нос, нырнул, сделал круг и поплыл, отфыркиваясь и похрюкивая. Он уверенно шлепал лапами среди масляных пятен, обломков затонувших судов и прочей дряни. Продирался вперед мимо раскаленных докрасна, оглушительно ревущих кораблей, а над головой у него грохотали пушки, свистели ядра, трещали выстрелы. Вскоре он исчез в дыму.

Ровно семнадцать раз Свин, словно желтая ракета, разрывал сизую мглу, и семнадцать раз ему протягивали руку помощи. Между громадными стенами военных кораблей по морю сновали шлюпки — выискивали и спасали тонущих товарищей. Они пытались поднять на борт и Свинтуса. Но семнадцать раз Свин тихонько фыркал, будто извиняясь, уворачивался и плыл дальше.