Работа была изнурительной, особенно под палящим солнцем, а выполнить ее следовало безукоризненно точно. Эндерс охрип, выкрикивая команды и ругательства, но в конце концов фальконет все-таки опустился в баркас нежно, словно перышко. Шлюпка пугающе просела под его весом. Ее планшир поднимался над водой на каких-нибудь несколько дюймов. Все же она сохранила остойчивость, и ее отбуксировали к дальнему берегу.
Хантер намеревался установить фальконет на вершине холма, огибающего Обезьянью бухту. Это позволило бы обстрелять испанское судно, стоявшее недалеко от берега. Позиция была безопасной, поскольку испанцы просто не смогли бы придать своим пушкам такого угла возвышения, чтобы обстрелять огневую точку каперов, а вот люди Хантера могли палить по ним до тех пор, пока не израсходуют все ядра.
Вопрос заключался в том, когда открывать огонь. Капитан не питал иллюзий касательно огневой мощи этой пушки. Пять фунтов — не слишком устрашающее ядро. Чтобы нанести серьезные повреждения, потребуется множество попаданий. Но если начать обстрел в темноте, то испанский корабль может в замешательстве поднять якорь и попытаться выйти из-под обстрела. По ночному времени да на мелководье он запросто угодит на мель или даже затонет.
На это Хантер и надеялся.
Покачивающийся на волнах баркас с фальконетом добрался до берега, и тридцать матросов с уханьем выволокли его на сушу. Там каперы устроили импровизированный волок и фут за футом потащили пушку к кромке подлеска.
Фальконет требовалось протащить сотню футов до вершины холма, сквозь густые заросли пальм и мангровых деревьев. Без лебедки или талей, которые помогли бы справиться с тяжестью, это была незавидная работа, но люди Хантера взялись за нее с рвением.
Прочие трудились не менее ревностно. Еврей руководил пятеркой матросов, которые отчищали железные ядра от ржавчины и наполняли мешочки порохом. Мавр, человек опытный в самых разных делах, мастерил лафет для фальконета.
К сумеркам пушка была установлена на огневой позиции, возвышающейся над военным кораблем. Хантер подождал, пока темнота не сгустится, а потом отдал приказ стрелять. Первый выстрел закончился перелетом. Ядро перемахнуло через испанский корабль и с плеском упало со стороны открытого моря. Второе поразило цель, равно как и третье. Потом сделалось настолько темно, что уже ничего было не разглядеть.
Вскорости фальконет, видимо, всадил еще одно ядро в испанский корабль, потому что каперы увидели в темноте разворачивающиеся белые паруса.
— Они бегут! — хрипло воскликнул Эндерс.
Артиллерийский расчет разразился радостными воплями. Пока испанский корабль перемещался зигзагами, чтобы сняться с якоря, по нему выстрелили еще несколько раз. Люди Хантера палили размеренно. Даже когда вражеское судно уже нельзя было разглядеть во тьме, капитан велел продолжать стрельбу. Так что в ночи по-прежнему раздавался грохот фальконета.
При первых лучах рассвета каперы принялись напрягать зрение, стремясь увидеть плоды своих трудов. Испанский корабль снова стоял на якоре, примерно в четверти мили дальше от берега, но солнце поднималось за ним, превращая судно в черный силуэт на фоне неба. Никаких признаков повреждений каперы не видели. Они точно знали, что чего-то да добились, но оценить нанесенный ущерб не было возможности.
Хантера же рассвет вогнал в уныние. Уже по тому, как именно противник встал на якорь, он мог сказать, что испанское судно серьезно не пострадало. Оно очень удачно прошло ночью через прибрежные воды, не напоролось на риф и не село на мель.
Одна рея свисала, такелаж был местами изорван, а нос расщеплен. Но все эти повреждения оказались незначительными. Корабль, можно сказать, пребывал в целости и сохранности и теперь плавно покачивался на залитых солнцем прибрежных водах. Хантера затопило ощущение неимоверной усталости и уныние.
Он еще несколько мгновений понаблюдал за вражеским кораблем, присматриваясь к тому, как тот движется, а потом негромко заявил:
— Кровь Господня!
Эндерс, стоявший рядом с ним, тоже это заметил.
— Зыбь удлинилась, — сказал он.
— Ветер свежеет, — добавил Хантер.
— Угу. Еще день-два.
Капитан посмотрел на длинные, неспешные волны, что покачивали испанский корабль, стоявший на якоре, и выругался.
— Откуда его ждать?
— Думаю, что в это время года — прямиком с юга, — отозвался Эндерс.
Все знали, что в последние недели лета надо ожидать ураганов. Хантер с Эндерсом, превосходные мореходы, способны были предсказать приход этой ужасающей бури за день-два. На поверхности океана всегда можно заблаговременно увидеть предупреждение. Волны, которые гнал вперед ветер, дующий со скоростью сотни миль в час, изменялись даже вдалеке от самого урагана.
Хантер взглянул на небо, пока еще безоблачное.
— Сколько у нас осталось, вы как считаете?
Эндерс покачал головой.
— Самое большее — до завтрашней ночи.
— Черт! — выругался капитан, развернулся и посмотрел назад, на галеон, находящийся в Обезьяньей бухте.
Судно, стоявшее на якоре, слегка покачивалось. Начался прилив, обещающий стать ненормально высоким.
— Черт! — снова ругнулся Чарльз и отправился обратно на свой корабль.
Он расхаживал взад-вперед по палубе галеона, словно узник по тюремной камере, и настроение у него было отвратительное. Хантер совершенно не склонен был к учтивой беседе, но, к сожалению, леди Сара Элмонт выбрала именно этот момент, чтобы заговорить с ним. Она попросила предоставить ей баркас и матросов, чтобы те переправили ее на берег.
— С какой целью? — нелюбезно поинтересовался Хантер.
В глубине души он удивился, что девушка даже не упомянула о том, что он не навестил ее каюту прошлой ночью.
— Чтобы собрать себе в пищу фруктов и овощей. У вас на борту не имеется ничего подходящего.
— Сожалею, но выполнить вашу просьбу невозможно, — ответил Хантер и отвернулся.
— Капитан! — воскликнула леди Сара и топнула ножкой. — Я желаю, чтобы вы знали, как это для меня важно! Я вегетарианка и не ем мяса.
Хантер обернулся.
— Мадам, мне нет дела до ваших нелепых прихотей. Я не имею ни времени, ни терпения потакать им.
— Нелепых прихотей?! — покраснев, возмутилась леди Сара. — Да знаете ли вы, что величайшие мыслители всех времен, от Птолемея до Леонардо да Винчи, были вегетарианцами?! Вы просто невежа и хам, сэр!
Тут уж и Чарльз взбеленился не хуже ее.
— Мадам, вы в своем поразительном невежестве хоть заметили, что море изменилось? — спросил он.
Сбитая с толку девушка умолкла. Она не понимала, как связать легкую зыбь на поверхности моря с явным беспокойством, которое испытывал по этому поводу Хантер.
— Эти волны выглядят совершенно незначительными для такого большого корабля, как ваш.
— Да. На нынешний момент.
— И небо чистое.
— Пока что.
— Капитан, я не моряк! — заявила она.
— Мадам, зыбь сделалась длинной и глубокой, — сообщил ей Хантер. — Это может означать только одно. Менее чем через два дня мы очутимся в центре урагана. Вы понимаете, что это такое?
— Ураган — это очень сильный шторм, — промямлила леди Сара, словно повторяя наизусть выученный урок.
— Очень, очень сильный шторм, — подтвердил Хантер. — Если в момент прихода урагана мы все еще будем находиться в этой чертовой бухте, то нас разнесет в щепки. Это вы понимаете?
Капитан, разозленный до предела, взглянул в лицо своей собеседнице и увидел правду. Она ничего не понимала. Лицо ее было совершенно наивным. Девчонка никогда не видела урагана своими глазами и потому считала его штормом, всего лишь более сильным, чем обычный.
Хантер же знал, что самому сильному шторму так же далеко до урагана, как болонке до волка.
Прежде чем леди Сара успела как-то отреагировать на его вспышку, Чарльз отвернулся и прислонился к планке для кофель-нагелей. Он понимал, что был чересчур резок. В конце концов, что ей до его забот? Ему стоило быть поснисходительнее к ней. Она всю ночь ухаживала за обожженным матросом, а для знатной женщины это было весьма необычным деянием.