К вечеру того же дня пираты были разоружены, и им была обещана свобода. Гренвиль, Билл, Нед, Кейнс и Фред получили ее под честное слово больше никогда не совершать набеги на территории и города испанских колоний. Пушки, вооружение, боеприпасы к ним, равно как и фрегат «Злой Джон» и все имущество его бывшего капитана, объявлялось трофеями испанского корсара.

К исходу четвертого дня общими усилиями фрегат был спущен на воду и полностью вооружен. Команды пиратов, «Каталины» и «Ласточки» были разбиты на три экипажа, во главе которых стали офицеры де ла Круса, и небольшая флотилия взяла курс на Ямайку. Высадив там большую часть бывших пиратов, де ла Крус зашел, как и обещал, в Порт-о-Пренс, а затем в Сантьяго-де-Куба. Там он сдал портовым властям «Ласточку», для возвращения брига родственникам погибшего капитана Дюгарда, а представителю генерал-губернатора — голову Злого Джона. Имущество, отобранное у пиратов и оставшееся от Злого Джона, в том числе немалое количество бесценных драгоценностей, было, как положено, поделено между казной и членами команды, «Каталины».

Приняв де ла Круса, Девото и Тетю у себя за обедом в частной резиденции, генерал-губернатор Сантьяго-де-Куба, полковник барон де Чавес со вниманием и интересом выслушал историю бравых моряков. И на следующий день по просьбе де ла Круса отправил в Гавану проект указа генерал-губернатора Кубы, по которому ранее принадлежавший английскому пирату фрегат «Злой Джон» как военный трофей становился собственностью капитана Андреса Девото. Последний, в свою очередь, немедля составил прошение королю Испании о выдаче ему патента корсара.

Королевский инспектор Осуна не уплыл в Испанию на очередном рейсовом пассажирском корабле, а остался в Сантьяго в надежде, что Долорес одумается и согласится стать его женой. Между тем Долорес де Вальдеррама, узнав за время плавания печальную историю похищения из Тринидада английскими пиратами невесты де ла Круса, которую вот уже который год он упорно ищет, решительно заявила, что навсегда остается жить в колонии.

— Сеньор де ла Крус, я знаю, что меня осудят все, и прежде всего родственники в Испании. Знаю, что все моряки считают недопустимым злом иметь женщину членом экипажа. Но я прошу вас сделать исключение. Буду помогать вам и вашей команде по мере моих сил и плавать с вами до тех пор, пока вы не найдете Каталину. Тогда я стану ей сестрой! — возбужденная Долорес перекрестилась, поднесла к губам правую руку, пальцы которой были сложены крестом, и поцеловала их.

Таким образом Долорес просила помощи у Бога и заверяла всех присутствовавших в искренности и правдивости ее слов.

Смущенный столь жаркой и неожиданной тирадой, де ла Крус только было перевел свой взгляд на стоящего рядом Девото, когда услышал громкое согласие друга:

— Долорес, ты будешь плавать! Причем на своем корабле! Я делаю тебе предложение! Прошу стать моей женой! Мы вместе найдем Каталину, и ты станешь ей сестрой, — Девото протянул руки, Долорес взяла их и нежно прижалась к груди Андреса.

Де ла Крус и Тетю перекрестили их, а Медико заявил:

— Всех ваших детей буду принимать только я!

Будучи уверенным в положительном решении вновь исполнявшего должность генерал-губернатора Кубы Николаса Чирино Ваудебаля, занявшего этот пост после смерти проанглийски настроенного губернатора Альвареса де Вильярина и хорошо знавшего о подвигах корсара де ла Круса и его товарищей, Девото тут же распорядился заменить старое название судна на новое. Теперь на корме фрегата заблестели покрытые золотом буквы, составлявшие имя — «Долорес».

Над входом в каюту Злого Джона прежде красовалась надпись: «Britannia, rule the waves» — «Британия, управляй волнами». Девото немедля распорядился сбить медные буквы и вместо них закрепить слова из Библии: «Люби ближнего твоего, как самого себя». Тетю же не замедлил объяснить Медико, Меркурию, нотариусу «Каталины» Антонио Идальго, Доброй Душе и Бартоло, что прежняя фраза появилась у англичан после их победы 2 августа 1588 года в проливе Ла-Манш над испанской Непобедимой армадой. Английским флотом тогда командовал небезызвестный Френсис Дрейк, в свое время грозный предводитель английских пиратов в Вест-Индии, ставший затем вице-адмиралом Англии.

Вслед за этими переменами Девото занялся набором экипажа и некоторой модернизацией вооружения фрегата, как ходового, так и боевого. Он сам подолгу беседовал, прежде чем принять в экипаж, с каждым матросом, кузнецом, маляром, бондарем, резчиком по дереву, плотниками, такелажниками и особенно строго экзаменовал канониров, парусных мастеров и мастеров по блокам.

— Я бы на твоем месте, Андрес, уменьшил число кормовых надстроек, — как-то посоветовал де ла Крус.

— Да, ты прав, Педро, понижение кормовых надстроек и сокращение многочисленных украшений судна должно хорошо отразиться на остойчивости и управляемости фрегата, — согласился Девото.

— Время у тебя есть. Полагаю, не менее месяца, пока не пришлют указ из Гаваны. Я же, дорогой Андрес, не могу позволить себе потерять столько времени. Пойми меня. На следующий день после вашей свадьбы мы поднимем паруса на «Каталине».

— Я этого боялся. Однако… Однако ты прав, милый Педро. Я на твоем месте принял бы точно такое же решение. Мне так будет не хватать тебя рядом. Будет грустно. Не с кем посоветоваться. Не смогу, здороваясь с тобой каждый день, обнять тебя.

— Будешь обнимать Долорес, — пошутил Педро. — Не печалься! Через месяц мы вернемся за тобой в Сантьяго.

Когда «Каталина» оставила позади себя узкое горло красивейшей бухты Сантьяго, Тетю, стоявший вместе с де ла Крусом на баке, решительно заявил:

— Ты, милый моему сердцу Педро, как Зевс ищешь свою Геру. И ты ее найдешь! Где скорбь проводит борозду, там всходят семена мысли. Я предчувствую твое скорое возвращение в Тринидад и… наше расставание…

— О чем ты говоришь, мой дорогой Тетю? Жизнь нас связала на веки вечные, как Ореста и Пилата, как Дамона и Финтия! Мы вместе продолжим плавание!

— Сомневаюсь. Семья, дети… Ты, скорее всего, станешь совершать коммерческие рейсы в ближайшие богатые порты. И всегда будешь стремиться домой.

— Давай не будем сейчас об этом говорить, Тетю. Обстоятельства жизни сами подскажут нам, как быть и что нам дальше делать. Однако расставаться мы не должны! Уверен, если б рядом с нами был Андрес, он бы согласился со мною. Чтобы жить вместе, двум друзьям достаточно пространства игольного ушка.

«Скорая Надежда» стояла на рейде порта Кингстона, заложенного всего тринадцать лет тому назад вместо ушедшего на дно Карибского моря Порт-Ройяля. Рядом в заливчике толпились английские торговые суда и корабли, не несшие вымпелов на своих грот-мачтах. Они принадлежали пиратам, которые пользовались пристанищем у английского губернатора Ямайки. На одном из бригов, скрывавших признаки своей национальной принадлежности, гостил Боб Железная Рука. Собственно, он сказал, перед тем как спуститься в лодку, донье Кончите и Каталине, что поедет навестить своего собрата и скоро, сразу после обеда, вернется.

— Зачем же боцман, которого ты берешь с собой, под курткой прячет мешочки с дукатами? — спросила Каталина.

Боб покраснел, но врать не стал:

— Я родился на свет, чтобы играть. Я ненадолго, скоро вернусь. Надо чуточку растревожить кровь. Ждите!

Старший кок Боба, тайно влюбленный в донью Кончиту, подал обед женщинам в их каюту. Когда на палубе шхуны прозвучал призыв команды к ужину, он же сказал Каталине, что, по его предчувствию, капитану Бобу не везет. Как только он ушел, Каталина призналась донье Кончите в своем предчувствии: весь день ей казалось, что их ждет нечто страшное.

— Что ты, девочка? Ну, Боб проиграет сотню-другую…

— Разве вы не знаете, что, когда он входит в азарт, может проиграть все, что имеет, свою шхуну, нас с вами!

Умная женщина задумалась.

— Да, ведь он уже давно бы должен возвратиться.