Маркхэм понимает, что во всем виноваты работорговцы, он не жалеет для них укоризненных слов, но наказывает лишь «туземцев», принося тем самым вреда не меньше, чем пираты. А когда коммодор встречает пиратов, его пушки молчат. «На Танне, — пишет Маркхэм, — мы были осчастливлены визитом печально знаменитого Росса Льювина, который пользуется незавидной репутацией самого успешного похитителя людей в этих краях. Но так как мне не было предоставлено никаких формальных доказательств его вины, мы отпустили его на все четыре стороны».
В беседах с торговыми агентами, консулами и особенно с миссионерами коммодор узнавал все больше любопытных подробностей о действиях пиратов. Он все тщательно фиксировал в дневнике. Несколько раз он упоминает о трюке, на который шли работорговцы, имитируя миссионеров. «В некоторых случаях эти беспринципные люди разгуливали по палубе в сутанах, — пишет Маркхэм, — чтобы изобразить собой епископа Паттерсона. Как только туземцы взойдут на борт, чтобы встретиться с епископом, корабль отплывает и берет курс на следующий остров… Один свидетель информировал меня, что он и двадцать четыре других пленника были заманены на борт черной шхуны под предлогом встречи с епископом, а потом были проданы на плантации».
Применявшаяся пиратами имитация миссионеров, в том числе известного в тех краях епископа Паттерсона, который более пятнадцати лет провел на островах и пользовался доверием полинезийцев, настроила островитян против священнослужителей. Слухи о том, что миссионеры заманивают людей на суда, распространились по островам, и им верили. А почему бы и нет? Ведь миссионеры — белые люди, и пираты тоже белые люди. И разве немало было случаев, когда миссионеры уговаривали полинезийцев добровольно уехать на плантации?
Трагедия на острове Нукапи, происшедшая в сентябре 1871 года, была прямым следствием этих событий. Туда прибыл корабль епископа Паттерсона, который объезжал епархию. Ни епископ, ни священник, сопровождавшие его, не знали, что за несколько дней до того на острове побывало вербовочное судно. Никто не хотел уезжать, но капитан сказал молодым воинам, недавно обращенным в христианство самим епископом, что епископ лежит больной на борту корабля и велит им немедленно прийти к нему. Пять юношей поднялись на борт, И тут же корабль ушел в море. Остров Нукапи мал, жило там всего триста человек, и каждый второй приходился родственником исчезнувшим юношам. Островитяне ничего не могли сделать, чтобы вернуть их обратно, зато они могли отомстить.
На следующий день по приезде епископ и несколько священников отправились в шлюпке на берег. Епископ первым покинул шлюпку и прошел в хижину вождя. Вождь вышел распорядиться о еде для гостей, а когда вернулся, увидел, что епископ лежит мертвый. Оказывается, юноша из соседней деревни, брат одного из увезенных, прокрался в хижину и убил епископа дубиной. Вождь был возмущен нарушением законов гостеприимства и сам повел воинов в погоню за убийцей. Но пока вождь гнался за ним по горной тропинке, другие родственники украденных юношей бросились к берегу, где четыре священника, прибывшие с епископом, ждали в шлюпке. Два священника погибли, два были ранены, но шлюпке удалось добраться до корабля.
На корабле началась паника. Один из раненых священников сам отправился на берег, чтобы узнать, что случилось с епископом. По дороге к деревне ему встретилась скорбная процессия. Жители деревни, причитая, несли тело епископа. Тело положили в лодку и толкнули ее к кораблю. Убийца был настигнут воинами и также убит.
После этого на сцене появляется коммодор Маркхэм. Ему нет дела до пропавших юношей и до того, что в деревне, в которой погиб епископ, никто не поднимал на него руку. Коммодор вспоминает: «Я послал шлюпку с положительным приказом не стрелять, за исключением самообороны, и делать знаки мира. Но так как ответных знаков мира не последовало, я призвал шлюпку обратно и выстрелил несколько раз из пушек. Жители убежали в лес». Но и на этом наказание не закончилось.
«Я решил провести высадку десанта и показать им, что нельзя безнаказанно оскорблять британский флаг… Когда начался прилив, я покинул корабль на двух катерах с хорошо вооруженным десантом… Туземцы сопротивлялись, медленно отступая в лес и не переставая стрелять и кидать камни. Я убежден, что суровый урок научил этих дикарей уважать жизнь белых людей… Затем мы вернулись на борт, хотя я с прискорбием вынужден сообщить, что двое из наших людей были серьезно ранены стрелами. Потери туземцев установить трудно».
Процедура «наведения порядка» была всегда одинакова. Сначала пираты убивали островитян, затем, если островитяне не желали смириться, появлялся крейсер и сжигал деревню. А пиратство и работорговля продолжали процветать, и по-прежнему занимался своим ремеслом Булли Хейс.
Жизнь Хейса протекала так же бурно, как и за десять лет до того. Ему всегда нужны были деньги, и он никогда не задумывался над тем, какими путями они к нему поступают. Он снова разбогател, завел себе еще одну жену, поселил торговых агентов на многих островах, ибо это было выгоднее, чем возить рабов. Но пирата окружали соблазны легкой наживы, и одолеть их он не мог.
Однажды Хейс взял груз на Гуаме, принадлежавшем тогда испанцам, и, судя по документам, срочно отправился в Апию. Но, как потом выяснилось, он лишь отошел от порта на небольшое расстояние и лег в дрейф. На третий день в сопровождении нескольких матросов он высадился на берег и направился к лесу. Однако дойти до леса Хейс не успел. Два десятка испанских солдат выскочили из укрытия и окружили его. И хотя Хейс клялся, что решил просто размяться на берегу, никто его не стал слушать: у испанцев были свидетели, что Хейс договорился с политическими ссыльными на Гуаме увезти их с острова по цене в двадцать четыре доллара С головы.
Так Хейс оказался в Маниле, на Филиппинах, в качестве… политического заключенного.
Известный путешественник капитан Слокам, который вскоре в одиночку за три года обойдет земной шар на яхте «Спрей», был в то время в Маниле. Он встречался с Хейсом раньше и, так как знал, что испанская тюрьма на Филиппинах далеко не рай, решил навестить заключенного и ободрить его. Но путешественник ошибся. Сочувствовать Хейсу не приходилось. Слокам застал пирата на веранде дома начальника тюрьмы, где тот мирно пил кофе и обсуждал с приехавшим к нему в гости епископом Манилы вопросы религиозного свойства. За несколько дней до того Хейс, не потерявший к сорока шести годам предприимчивости и изобретательности, переплел в католичество, что сделало его весьма популярной фигурой в Маниле.
Еще через несколько дней Слокаму удалось увидеть, как во главе праздничной религиозной процессии по Маниле шагает босиком, неся самую длинную свечу, поседевший и приобретший в тюрьме благородный и несколько изможденный вид пират Хейс. А вскоре испанские власти в Маниле по настоянию епископа и других влиятельных лиц сняли с Хейса все обвинения и даже выдали ему бесплатный билет до Сан-Франциско.
Из Сан-Франциско Хейс вскоре снова вырвался. Ему удалось уговорить какого-то доверчивого дельца дать ему свою яхту «Лотос» для крайне выгодного плавания в Южные моря. По каким-то неизвестным причинам, которые дали историкам основания подозревать Хейса в очередном жульничестве, на борту яхты помимо Хейса, его помощника Эльсона и матроса-норвежца Питера была жена владельца яхты, самого же владельца не оказалось.
Путешествие было нелегким. Хейс изводил придирками норвежца, из-за чего у них то и дело вспыхивали ссоры. Кулаки Хейса все еще были крепки, и норвежец выходил из ссор с синяками и ушибами. Смирялся и терпел.
В Алии Хейса встретили как долгожданного блудного сына. Ему рассказали и последнюю сенсационную новость. Росс Льювин, построивший себе крепость на Танне и удалившийся туда от дел, убит. Убил его брат мальчика, которого Льювин застрелил за кражу банана. Восстановив деловые контакты, Хейс тут же пустился в объезд своих владений.
31 марта 1877 года яхта приближалась к острову Вознесения. Было десять часов вечера, и стояла полная тьма. Жена хозяина яхты, по-прежнему сопровождавшая Хейса, и помощник капитана были внизу. На палубе оставались лишь Хейс и норвежец. О том, что случилось, рассказывает со слов помощника капитана санфранцисская газета «Пост»: «Капитан говорил с рулевым о курсе. Возник спор, и капитан ушел вниз. Когда он поднялся через несколько минут, матрос ударил его по голове бревном. Хейс упал и тут же умер».
