— Значит, Нилсон сможет приступить к организации распределения антибактерий по всему миру?

Кауфман досадливо покачал головой.

— Не все сразу, не все сразу! — сказал он. — Когда будет предложена настоящая цена. Я же объяснил вам, что я деловой человек.

Он пошел к двери. Улыбка исчезла с его липа.

— Чтобы через час ваше отпечатанное на машинке сообщение было готово!

Некоторое время Мадлен Дауни продолжала машинально работать. Она даже от Кауфмана не ожидала, что он будет торговаться, когда речь шла и о его собственной жизни.

Потом она отправилась в машинный корпус, чтобы с кем-нибудь посоветоваться. Стекла в дверях были разбиты, пострадала охладительная башня, но машинный зал был цел и невредим. Охранников нигде не было видно, но из комнаты отдыха к ней вышел техник. Он сказал, что не знает, где сейчас может быть доктор Флеминг, а Абу Зеки сразу же после первой бури уехал домой узнать, что с его семьей.

Дауни поблагодарила его и пошла в лазарет.

Сиделка загородила выбитые окна ширмами. Она с облегчением улыбнулась, увидев входящую Дауни.

— Мисс Андре спала и не слышала бури, — сообщила она шепотом. — По-моему, ей немного легче.

Дауни села рядом с кроватью. Сиделка была права: даже в полусвете было видно, что лицо Андре было не таким землисто-бледным, как раньше.

— Что-нибудь… что-нибудь получилось? — спросила Андре, не пошевелившись и не открывая глаз.

Дауни взяла ее исхудалую руку в свои.

— Да! Барограф в лаборатории показывает, что давление непрерывно повышается. До каких пор это будет продолжаться, я не знаю.

Андре попыталась приподняться.

— В план не входило, чтобы мы… — она бессильно откинулась на подушку. — Я пыталась убедить ее. Но она не стала слушать. Она была здесь вчера вечером. Я говорила ей, чтобы она верила мне, а не машине. Но…

— Вы говорите о Гамбуль? — мягко перебила Дауни. — Она погибла во время бури, Андре. Теперь всем командует Кауфман.

Андре медленно кивнула, словно это ей было известно. Ее пальцы попытались сжать руку Дауни.

— Вы мне верите? — прошептала она.

Дауни кивнула. Андре выпустила ее руку и закрыла глаза.

— Расскажите мне обо всем, что произошло, и я скажу вам, что нужно делать.

Дауни насколько могла кратко изложила положение вещей. Она продолжала объяснять, хотя ей показалось, что Андре потеряла сознание или уснула — настолько неподвижно лежала девушка. Но через две минуты Андре заговорила тихо и монотонно.

Дауни слушала, стараясь не пропустить ни слова. Ответственность, которую возлагала на нее Андре, была чудовищной. Но эта ответственность, и пугая, обнадеживала: логический, разумно обоснованный план действий не мог не привлечь Дауни, которая в первую очередь была ученым. Когда Андре умолкла, Дауни произнесла только одну фразу:

— Я немедленно этим займусь.

Полчаса спустя она была уже у президентского дворца и требовала, чтобы ее провели к президенту. Она приехала одна на уцелевшем автомобиле, который нашла на интелевской стоянке. Правда, за рулем она в последний раз сидела еще в студенческие годы, но прихотливые кривые, которые выписывала машина, объяснялись и тем, что шоссе во многих местах было повреждено и засыпано обломками. Обычная интелевская охрана перед дворцом отсутствовала.

Президент принял ее немедленно. С тех пор как она видела его в последний раз, он очень постарел. Однако его старомодная любезность осталась неизменной. Он встал, поцеловал ей руку и пригласил сесть. Потом распорядился, чтобы подали кофе, и только тогда опустился на свой стул с высокой спинкой.

— Моя страна гибнет, профессор Дауни, — сказал он просто.

— Погибнуть может весь мир, — ответила она. — Вот почему я пришла к вам. Вы можете отвратить эту гибель. Вам известно, что мадемуазель Гамбуль умерла?

Президент наклонил голову.

— Значит, теперь вы свободны!

— Свободен! — повторил он с горечью. — Когда уже поздно!

— Нет, еще не поздно! — возразила Дауни. — И это отчасти зависит от вас, ваше превосходительство. Если созданная мною антибактерия останется в руках «Интеля», то последнее слово будет принадлежать Кауфману. И мир окажется во власти "Интеля".

— Мне почти ничего не сообщали, но я примерно представляю ход событий. Как я могу помешать этому Кауфману? Ведь он опирается на те силы, на которые опирались Салим и мадемуазель Гамбуль…

— Кауфмана мы возьмем на себя, — обещала Дауни. — А вы можете отдать антибактерии всему миру как дар Азарана. Это будет первым деянием свободной страны.

Он грустно посмотрел на нее.

— А также и последним?

— Нет, если все лаборатории мира получат антибактерии! Тогда у нас будет шанс.

Дауни ехала назад в поселок, полная решимости направить события по руслу, которое ей представлялось единственно верным, но ответственность по-прежнему пугала ее и она почувствовала, что ей необходимо поговорить с Флемингом, получить одобрение его скептического ума.

Флеминга она нашла в помещении позади счетной машины. Он работал за столом, заваленным расчетами.

— А! — протянул он лениво. — Я заперся здесь — подальше от ветра пустыни и всяких иных помех. — Он поглядел на часы. — Неужто так поздно? Я пытался разобраться в этом лекарстве для Андре. Перевел цифры в химические формулы. Но я не слишком понимаю, что здесь к чему.

Он протянул Дауни листы с расчетами, она бегло их просмотрела и сказала:

— В случае какой-нибудь ошибки это ее сразу убьет.

— Но ведь она все равно умирает? Я проверял все возможности…

— Джон, у нас нет для этого времени! — нетерпеливо перебила она.

Флеминг смерил ее взглядом:

— Сами делаем, сами ломаем, так?

Дауни покраснела.

— Но есть еще более важная задача! Вы ведь не забыли, что сейчас делается во всем мире?

— Нет, не забыл.

— Мы наделали много ошибок, — продолжала она. — И я и вы. Теперь я пытаюсь их исправить — это наша единственная надежда. Судьба мира зависит от того, возьмем ли верх мы или Кауфман.

Флеминг сардонически улыбнулся.

— Машина обратила вас на путь истинный, как Гамбуль?

— Гамбуль нет в живых, — ответила Дауни, сдерживаясь.