Возможности прозаических или драматических жанров нельзя исчерпать, вот почему абсурдны легковесные заявления о гибели того или иного вида литературы или искусства.

Язык, родившийся одновременно с человеческой цивилизацией, обладает, как и сама жизнь, одним удивительным свойством: его выразительная сила поистине неиссякаема. Задача писателя состоит в том, чтобы раскрыть и показать потенциальные возможности, заключенные в языке. Писатель не являет собой Творца Сущего, способного убрать прочь этот мир, даже если он слишком устарел. Точно так же автору не по силам сотворить некий новый, идеальный мир, пусть даже настолько абсурдный, что обычным разумом его постичь невозможно. Однако писатель в меру своих возможностей способен сказать нечто новое на тему, когда-то уже затронутую его предшественниками, или начать разговор сызнова — с того места, где они разговор закончили.

Призывы к ниспровержению литературы — трескучие лозунги времен культурной революции. Литература отнюдь не умерла, поскольку невозможно сломить самого писателя. Каждый автор имеет свое место на книжной полке, поэтому он будет жить, покуда у него найдется читатель. Автор сочтет для себя великим утешением, если сумеет оставить в богатейшей литературной сокровищнице человечества книгу, которую будут читать и завтра.

Однако литература, идет ли речь о писателе и его творчестве или о читателе и его восприятии, вызывает интерес и реализует себя именно в настоящем времени, то есть в данный момент. Рассуждения о том, что произведения изначально создаются для будущего — не более чем досужие домыслы, это — и самообман, и обман других. Литература создается для живых людей, она является формой жизнеутверждения конкретной личности в конкретное время. Именно в данном моменте, заключающем в себе вечность, и таится признание факта существования самой личности. В этом и состоит непоколебимое обоснование, позволяющее считать литературу литературой, если, конечно, для такого громадного явления вообще необходимо искать какое-то обоснование.

Если творчество не сводится всего лишь к добыванию средств к поддержанию жизни, а служит источником удовольствия, когда автор забывает, ради чего и для кого он пишет, — такое творчество становится абсолютной необходимостью, и автор пишет исключительно потому, что просто не может не писать. В этом случае литература рождается как бы сама собой. Она не зависит от соображений выгоды или пользы, и в этом сущность литературы. Между тем при разделении труда литературное творчество превращается в профессию, что является далеко не лучшим итогом его развития. Если же говорить о писателях, то им это может принести весьма горькие плоды.

Особенно остро проблема обозначилась в нынешнее время, то есть в эпоху, когда рыночная экономика проникает во все сферы, а книги превратились в товар. В условиях, когда всем повелевает слепой рынок, не в силах выстоять не только писатель-одиночка, но даже целые ассоциации и движения, наподобие тех литературных групп, которые существовали и в прошлом. Если писатель не желает подчиниться давлению рынка и опуститься до производства продуктов культуры, удовлетворяющих вкусам современной моды, он вынужден искать иные средства к существованию. Однако литературу нельзя свести лишь к бестселлерам или произведениям, отмеченным в списках популярных книг. Известно, что объектом восхищенного внимания телевидения и СМИ являются вовсе не писатели, а прежде всего реклама. Но свобода творчества не даруется чьей-то милостью, ее нельзя купить, она рождается прежде всего внутренними потребностями каждого автора.

Чем поминать в душе Будду, лучше говорить о свободе самой души. Вопрос лишь в том, как ты сумеешь свободой воспользоваться. Ведь если ты поменял ее на что-то иное, она улетит от тебя, как птица. Такова свобода.

Писатель творит задуманное им не из желания получить вознаграждение и не только для самоутверждения, но и чтобы бросить обществу некий вызов. И этот вызов — не выработанная поза. Писателю не следует строить из себя героя или борца-воителя. К слову сказать, герой и воитель сражаются во имя какого-то большого дела или ради совершения подвига. Но это не относится к литературному произведению. Вызов писателя обществу — это лишь слово, которое он вкладывает в уста персонажей произведения или использует при описании каких-то ситуаций. В противном случае он принесет литературе лишь вред. Литература — это не клич ярости, она не должна превращать протест человека в скорбную жалобу. Личные чувства писателя становятся литературой тогда, когда они растворяются в его произведении. Лишь в этом случае оно способно выстоять перед сокрушительными ударами времени, то есть может жить вечно.

Следовательно, вернее было бы сказать, что вызов обществу бросает не писатель, а произведение. Творение писателя, способное выдержать испытание временем, и есть его мощный ответ современным эпохе и обществу. Не существует иных посторонних звуков — только голоса, доносящиеся из самого произведения, именно в них те слова, которые нужны читателю.

На самом деле подобный вызов не может изменить общество, ведь это лишь малозаметный жест человека, который пытается преодолеть неизбежную узость рамок социального бытия. Но какой бы странной ни казалась такая позиция, она выражает чувство гордости за ощущение себя личностью. Если род людской в своей истории будет лишь следовать малопонятным закономерностям и слепо плыть по течению, если оно не услышит иных звуков — голосов отдельных людей, он неизбежно будет ввергнут в пучину страданий. Исходя из такого понимания истории, можно утверждать, что литература является ее прямым дополнением. Но даже когда великие закономерности истории безудержно навязываются людям, каждый человек все равно должен сохранить собственный голос. Человечество имеет не только свою историю, ему необходима и литература — ведь вымышленные герои таят в себе небольшую, но чрезвычайно важную частицу наших знаний о себе.

Уважаемые члены Академии, я благодарю вас за то, что вы наградили Нобелевской премией литературу свободную и несгибаемую, которая не уходит от человеческих страданий, не страшится политического гнета и не заискивает перед политиканами. Я благодарен вам за то, что вы присуждаете эту самую престижную премию произведениям, далеким от рыночного ажиотажа, возможно не привлекающим к себе особого внимания, но достойным того, чтобы их читали люди. Я благодарю также Королевскую академию Швеции за предоставленную мне возможность взойти на эту трибуну, которая сейчас привлекает взоры всего мира, за то, что слабый и незаметный голос моей скромной личности, обычно не различимый в средствах массовой информации, будет услышан во всем мире.

От Нобелевской премии в год ее столетнего юбилея ждали чего-то особенного. Выбор Шведской Королевской академии превзошел все ожидания мировой общественности. Первым лауреатом по литературе третьего тысячелетия стал Видьядхар Сурьяпрасад Найпол[172] — индиец по происхождению, тринидадец по месту рождения[173] и великобританец по месту жительства. После обнародования имени лауреата на страницах зарубежной прессы разгорелись жаркие и далеко не мирные дискуссии, поскольку присуждение премии того трагического года попало в политический контекст. В. С. Найпол оказался едва ли не единственным, кто еще 20 лет назад заговорил в своих произведениях об исламском фундаментализме, пробудившемся в странах «третьего мира» после краха мировой колониальной системы. В своих двух книгах «Среди правоверных: исламское путешествие» (Among the Believers: An Islamic Journey, 1981) и «По ту сторону веры: путешествие среди новообращенных» (Beyond Belief: Excursion Among the Converted Peoples, 1998) писатель сравнил фундаментализм с проказой, поразившей исламский мир, и назвал его новой и опасной формой колониализма.