Битти сказал еще, что он, возможно, подумает о состязании со Снеллом на милю позднее, — очевидно, когда он будет в форме, а я нет.

Итак, он все же побежал милю. Первый круг его провел Табори. Грелле сменил Табори и лидировал до трех четвертей мили. Последнюю четверть Битти пробежал сам. На трехчетвертной отметке он показал время хуже трех минут, но в продолжение последней четверти мне пришлось затаить дыхание. Мне казалось, что хорошо он ее не пройдет. Но «неготовый» Битти прошел ее великолепно, и фантастический финиш принес ему 3.58,9 — результат, на 2,5 секунды превышающий мировой рекорд Рона Деланея для закрытых помещений. Это была также первая в мире миля меньше чем за четыре минуты на закрытой дорожке. Битти получил за нее специальный приз.

Глядя на Битти, скачущего от радости, я впервые остро захотел победить его.

Это желание возникло не только от того, что Битти пробежал свою милю лучше, чем я свои 1000 ярдов. Дело было в том, как он старался показать это. В его действиях было что-то тошнотворное. Я сказал себе, что если мы когда-нибудь встретимся на дорожке, мне доставит особенное удовольствие побить его.

После соревнований мы отправились в ночной клуб и отмечали минувшие события до самого утра. Воскресенье мы поделили между Диснейлендом и Маринелендом, потерявшими свой вид под непрекращающимся дождем, а потом улетели домой, в Новую Зеландию.

Единственное приключение произошло на санной трассе Маттерхорн в Диснейленде, где мы с Мюрреем вздумали покататься. Как человек сообразительный, я уселся на заднем сиденье, рассчитывая спрятаться от дождя за мюрреевой спиной. Единственное, чего я не заметил и поэтому не принял во внимание, была лужа на дне саней в несколько дюймов глубины. Когда мы воз неслись на вершину Маттерхорна, мое сиденье неожиданно провалилось, и я плюхнулся в ту самую лужу.

Прошло три лихорадочных дня, и наступило время бежать милю, которой я обещал перед поездкой в Америку компенсировать свое отсутствие во второй день оклендского чемпионата. Несмотря на множество проведенных мною соревнований, я все же был счастлив, узнав из газет, что, пробежав уже одну очень быструю милю, собираюсь теперь показать хорошев время только на 1500 м (я сознаю, что рекорд на 1500 м в Вангануи выглядит сравнительно слабым) и поэтому пробегу сильно три четверти мили и 1500 м, а на остатке дистанции постараюсь продержаться. Хотя газетчики мне и задали нелегкую задачу, я все же еще был вполне уверен, что смогу выжать быстрое время.

Окленд уже много лет ждал этой мили меньше чем за четыре минуты. В эпоху схваток между Халбергом и Скоттом публика часто разделяла муки Тантала, но теперь, казалось, пришло время, когда энтузиазм будет щедро вознагражден. Хотя организаторы соревнования были предупреждены, что соберется огромная толпа, они дали распоряжение ввести контроль при входе в Вестерн-Спрингз, и из-за этого двадцатитысячная толпа долгое время не могла попасть на стадион.

Сделав разминку перед соревнованиями в прилежащем автомобильном парке и пробираясь на стадион через боковые ворота, я был изумлен картиной, которая предстала перед моими глазами. Люди совали банкноты по десять шиллингов ошарашенным контролерам и пробивались вперед, не ожидая сдачи. Многие из этих служителей были призваны сюда в аварийном порядке, и почти ни у кого из них этой сдачи просто не было. Казалось, деньги летят отовсюду.

Один находчивый зритель, обалдевший от выжидания в хвосте очереди, которая, казалось, никогда не продвинется, перелез через забор, открыл настежь входные ворота и впустил на стадион огромную толпу. Три тысячи человек прошли без билетов. Поль Доллоу был зажат в давке и опоздал на свой вид, пятый в программе. Председатель городского комитета уличного движения едва не пропустил милю, потому что ему пришлось встать на стоянку только в двух милях от ворот стадиона. Мне же повезло. Я жил всего в трех четвертях мили от Вестерн-Спрингз и просто потихоньку туда прибежал.

Это было беспрецедентное зрелище, и долго еще после того, как забег на милю прошел, народ двигался сквозь ворота, правда, теперь никто платы не требовал.

Другой отрицательной чертой соревнований оказалось отсутствие сотрудничества между мной и остальными участниками забега. Весь день по радио раздавался призыв: «Приходите на стадион и посмотрите, как сегодня вечером Снелл разменяет четыре минуты». Я должен был это сделать, но для этого мне, очевидно, был нужен лидер. Однако в забеге каждый преследовал свои цели и каждый хотел показать свой личный рекорд. Наконец, Гарри Филпотт обрадовал меня, обещав тоже принять старт, чтобы поддержать меня на ранних стадиях бега.

Поскольку Гарри был единственным моим союзником, я решил, что буду лидировать первый круг сам, чтобы дать Гарри время усвоить нужный ритм и темп бега, а уж второй круг поведет он. Я сознавал, что это очень важно, потому что каждый присутствующий на стадионе заранее настроен на успех. Страшно было подумать, какая буря разразилась бы, если бы я провалился. Настроение публики переменчиво, и провалившегося фаворита очень часто окружают всеобщим презрением.

Чтобы утвердиться в своих намерениях, я пробежал первый круг ровно за 59 секунд. Затем вперед вышел Гарри. Он управился с полумилей точно за 1.58,0. Между тем — об этом я узнал позже — за моей спиной в борьбе за второе место разворачивались драматические события.

Дэйв Карл был единственный, кто отважился преследовать нас с Гарри, и он сдал на втором круге и был смят стаей преследователей, отчаянно сражавшихся между собой, совершенно не считаясь с тем, что соревнования должны быть лишь показательным выступлением одного бегуна.

Мы сделали разрыв ярдов в сорок, когда я сменил Гарри на третьем круге. Публика уловила настроение соревнований и начала орать. Этот шум подбодрил меня, когда я концентрировал свое внимание на 1500-метровой отметке. Но отдохнув на третьем круге — я прошел его за 60 секунд, — я двигался теперь по повороту, выходящему на предпоследнюю прямую.

Я мог видеть, как хронометристы собрались у 1500-метровой отмотки, однако чувствовал, что после лидерства на первых стадиях бега и на третьем круге дистанции у меня не хватит сил спринтовать. Я мог только держать себя в наиболее возможном напряжении — отчаянное чувство, которое я испытал еще раз на этой же дорожке, когда в 1965 году побил там мировой рекорд на милю.

Я прошел 1500 м за 3.39,6 — не так хорошо, как в Вангануи, — и добрался до финиша, загнав себя до предела, чтобы вытянуть 3.56,8. Остановившись, я с облегчением посмотрел назад, где «великолепная четверка», как один журналист назвал Халберга, Бейли, Дэвиса и Карла, двигалась к финишной черте, широко рассыпавшись по всему фронту дорожки. Старые мастера — Мюррей и Билл учили молодых — Джона и Карла, как надо вести себя на финише. Мюррей показал 4.02,2, Бейли был на грудь сзади, Джон — 4.02,4 и Дэйв, энергично финишируя, — 4.02,9. Исключая Мюррея, все превысили свои личные рекорды, да и сам Мюррей после 1958 года в этом соревновании пробежал свою самую быструю милю.

Для многих обилие хороших результатов на этой миле было не менее радостным, чем результат победителя. Предприимчивые организаторы начали тотчас поговаривать о новых надеждах на мировой рекорд в эстафете 4 по 1 миле. Некоторые люди никогда не бывают довольны.

Моя реакция была иной. День или два спустя я вдруг почувствовал, что в прошедших неделях я, кажется, перехватил через край.

Возбуждение исчезло и сменилось усталостью.

Все же отдыхать было некогда. Сначала подошел национальный чемпионат. Он прошел на крайне низком уровне. В ненастный день я пробежал квалификационный забег в Иден-парке за 1.58,0, а затем после массажа у Кейта Скотта отправился на финал. Хлестал отвратительный ливень, и я, вымазавшись по уши в грязи, победил без особого труда, показав 1.53,9. Гарри опять упал на выходе из виража. На этот раз его совершенно затерли в борьбе за удобную позицию для спринта.