Сквозь сон Эвелин показалось, что откуда-то доносился бой барабанов. Открыв глаза, она поняла, что барабаны – вовсе не сон, врывающиеся в спальню звуки с каждой минутой становились все более отчетливыми. Торжественный марш! Эвелин спрыгнула с кровати и подбежала к окну. В просвет густой листвы растущего у дома дерева она увидела на плацу, начинавшемся сразу за лужайкой, солдат, построенных в каре. Что-то случилось! Но что именно? Чтобы рассмотреть получше, Эвелин нагнулась вперед…

– Мисс-сахиб Эвелин, что вы делаете? Ведь вы не одеты! А если кто-нибудь вас увидит?

Эвелин вздрогнула и отвернулась от окна. Из-за барабанного боя она не услышала, как в комнату вошла Миана, ее няня-туземка.

– Миана, что там случилось? Зачем собрали всех солдат?

– Не надо смотреть, мисс-сахиб, для вас там нет ничего интересного. Они будут наказывать провинившегося сипая, вот и все дела.

– А в чем его вина? И что же они теперь будут с ним делать? Неужели расстреляют?

– Нет, нет. Наверное, сержант Фариг прикажет наказать его плетями. Проступок не так уж серьезен.

– Но что же такого он совершил? Расскажи мне, Миана.

– Хватит об этом, мисс-сахиб. Это не женское дело. Ваша мать будет сердится, если узнает, что вы суете нос в дела военных. Кстати, мне пора нести чай. А вы одевайтесь поскорее!

С этими словами располневшая с годами смуглокожая няня, тяжело ступая по половицам, вышла из небольшой, но со вкусом обставленной комнаты.

Эвелин подождала, пока шаги Мианы стихли в конце коридора. Подойдя к платяному шкафу, взялась за ручку. В этот момент вновь раздался призывный грохот барабанов. Эвелин схватила халат, накинула его на ночную рубашку, подцепила босоножки и тихонько отворила дверь. В коридоре никого. Бесшумно преодолев его, Эвелин спустилась по лестнице и вышла на свежий утренний воздух. Остановилась и осмотрелась. И здесь никого. Пригнувшись, она побежала к густому кустарнику, который тянулся сразу же за калиткой в невысоком заборе, сложенном из желтых каменных плит. Осторожно раздвинув ветки, Эвелин увидела парадный плац…

Седьмой Ее Величества Королевы Виктории уланский полк был выстроен в полном составе. Взоры всех шеренг были обращены к центру плаца, где высился неотесанный деревянный столб. Здесь стоял сержант-сикх, отличавшийся могучим телосложением и густой черной бородой. Барабанный бой усилился. Послышалась отрывистая команда и двое ординарцев вывели из строя высокого человека, горделивая осанка которого указывала на его принадлежность к племени тхали. Эвелин видела его впервые. Ростом незнакомец явно превосходил шесть футов, он был до пояса обнажен, грудь отливала бронзой в лучах утреннего солнца.

Стражи подвели тхальца вплотную к деревянному столбу, вытянули вперед его руки и накинули на запястья веревку. Через минуту он был крепко привязан к столбу, и тут же раздалась новая команда. Барабаны забили в полную силу. Чернобородый сержант, похожий на индийского Геркулеса, поднял что-то с земли. Это была знаменитая плеть-"девятихвостка", ее составляли длинные и тяжелые бичи из кожи, выделанной особым способом. Каждый «хвост» заканчивался туго скрученным узлом. Говорили, что мало кто может вынести наказание «девятихвосткой», если за нее берется специалист. А глядя на сикха-сержанта, можно было ручаться, что он это дело знает…

"Девятихвостка" взвилась высоко в воздух и со свистом рассекла его. Первый удар обрушился на жертву. Эвелин впилась взглядом в тхальца, но тот стоял по-прежнему прямо, только прикрыл глаза… Перед каждым ударом зловещий свист предупреждал, что сейчас твердые как сталь узлы начнут сдирать кожу и вопьются в мясо. И спина тхальца готовилась к встрече со страшным бичом, он вздрагивал за долю секунды до соприкосновения с орудием пытки.

– Двадцать шесть!.. Двадцать семь!

На лице наказываемого не отражались ни боль, ни страдание. Может быть, он владел секретом йоги, умел отводить от себя любые ощущения, в том числе и болевые?

– Тридцать три!.. Тридцать четыре!

Вся спина привязанного к столбу человека уже представляла собой сплошное кровавое месиво, с боков свисали узкие рваные полоски кожи. Не отрываясь, Эвелин смотрела на происходящее. Сердце ее часто билось. Человек у столба был несгибаем, жестокая пытка не достигала нужных палачу результатов…

– Сорок пять!.. Сорок шесть!

Эвелин почувствовала, как на нее накатывает волна страшного возбуждения. Ей вдруг захотелось, чтобы боль от ударов «девятихвостки» стала еще мучительнее.

– Быстрее, – прошептала она. – Сильнее!.. Бей его! Сильнее!

Теперь Эвелин ловила каждое движение бича. Прильнув к кустарнику, она ощутила, как охватившее ее возбуждение сменяется острым дотоле неведомым удовольствием…

И вдруг тхалец покачнулся. Окровавленное туловище накренилось, ноги подкосились… Через секунду у столба лежало нечто бесформенное… Но не безжизненное – издали было видно, как измученное тело то и дело сводили судороги…

Эвелин закрыла глаза. Ее подташнивало, ноги и руки онемели. Между ногами почему-то стало мокро. От этого ощущения затошнило еще больше. Потом надвинулся непонятный страх. Собрав все силы, Эвелин в последний раз посмотрела на кровоточащее тело и бросилась к дому.

Солнце собиралось садиться. Настенные часы пробили пять раз. Птицы в саду сбились в суетливые стаи, своим щебетанием возвещая о скорой прохладе. Послышался удаленный звук горна, предназначенный для солдат Ее Величества и говорил о завершении очередного дня их службы. Миссис Элизабет Беллингэм, жена командира полка, торопилась покинуть сад, мелкими шажками она семенила по посыпанной белым песком дорожке. Чтобы не запачкать длинную темно-синюю юбку, она аккуратно приподняла ее край и придерживала в дюйме от земли.

– Эвелин, ты не забыла про сегодняшний вечер? Пора одеваться!

– Она в ванной, мэм-сахиб, – ответила вездесущая Миана.

Когда до Эвелин долетели слова матери, она уже держала в руках полотенце. Перед ней на деревянном столике стояло небольшое круглое зеркало. Эвелин внимательно осмотрела свое лицо. В зеркале отразились большие голубые глаза и маленький, чуть вздернутый нос. Когда-то в детстве у нее были веснушки, теперь не осталось ни одной. Она приоткрыла рот и оскалила зубы. Все в порядке. Хотя не совсем – у одного еще в прошлом году обломился кусочек. Но это незаметно. Эвелин плотно сжала губы, они показались ей бледными. Чтобы покраснели, надо их немного покусать. Так хорошо…