Войдя в “Частицу Востока”, я испытал странное чувство — на секунду показалось, словно мне предоставлен еще один шанс: вот там сидит Джордж Пэдберри, Робин и Терри — наверху, и все, что от меня требуется — это немедленно повернуться, выйти, сесть на метро и доехать до Куинса, и тогда этого кошмара не случится.

Вид помещения еще усугубил это иррациональное чувство. То же пронизанное солнечными лучами пекло на улице, тот же прохладный полумрак внутри, то же первое впечатление пустоты и те же неожиданные признаки жизни в правом дальнем углу помещения.

Однако на этот раз из кухни появился Халмер. Он заметил меня и громко приветствовал:

— Мистер Тобин! Добро пожаловать.

Я направился к нему, лавируя между столиков.

— Привет, Халмер. Я зашел осмотреть верхние комнаты.

— Эйб звонил, предупредил, что вы заглянете. Мы вышли на кухню, где Вики ставила в стопку чистые тарелки. Мы с ней поздоровались, и Халмер предложил:

— Хотите, я пойду с вами? Объясню, что и как было в тот раз.

— Буду только благодарен.

— Холодного чая хотите? — спросила Вики. — Он как раз готов.

— Да, спасибо. С лимоном, если можно.

— А то как же? — Протягивая мне стакан, она заметила:

— Ужасная жара сегодня, правда?

— Здесь еще терпимо.

— Здесь-то да, но вот наверху... — заявил Халмер. Что он имел в виду, я понял сразу, как только открылась дверь: на нас нахлынула сухая горячая волна нагревшегося от жара, излучаемого раскаленной на солнце крышей воздуха.

Халмер пошел впереди, показывая дорогу, и, обернувшись через плечо, предупредил:

— Смотрите себе под ноги, здесь плохое освещение. Да, свет был скудным. Я последовал за ним вверх по лестнице — узкой, с серыми стенами по обеим сторонам — в глубь жаркого полумрака. Пот, как и предсказывал Клод Бодкин, катил с меня градом.

На верхней площадке лестницы из-за темноты разглядеть что-либо было почти невозможно. Халмер, наклонившись, включил маленькую настольную лампу без абажура, стоявшую на полу с правой стороны.

— Здесь наверху нет проводки, — объяснил он. — Терри пользовался удлинителем, который протянул снизу.

Мы очутились в расположенном по длине здания коридоре, в конце которого находились забитые досками окна. При свете лампы я разглядел шнур удлинителя, тянувшийся от лестницы вдоль коридора.

Не знаю почему, но я ожидал увидеть здесь кучу мусора, облупившуюся штукатурку и пожелтевшие пачки старых газет, но на самом деле это была всего лишь пустующая часть здания, в которой скопился порядочный слой пыли. С обеих сторон в коридор выходили деревянные двери, в основном закрытые.

— Терри пользовался комнатами справа, — пояснил мне Хал-мер. — Вот здесь.

Он толкнул первую дверь с правой стороны, и нам в глаза брызнул яркий солнечный свет. Комната, в которую мы вошли, по форме напоминала вытянутый прямоугольник с двумя окнами на правой стороне. Они раньше были заколочены, но доски сбили, часть оторвали совсем, остальные просто сдвинули в сторону, и теперь лучи послеполуденного солнца, все еще стоявшего высоко в небе, проникали в них под углом и, отражаясь от деревянного пола, наполняли комнату золотистым сиянием. Здесь было поменьше пыли, но создавалось впечатление, что это не жилое помещение, а скорее ночлежка.

Первое, что бросилось мне в глаза, были стены, вернее, то, чем они были увешаны. Прямо напротив входа красовалась большая квадратная абстрактная картина школы Джексона Поллока, выполненная в различных оттенках сине-серого, с вкраплениями оранжевого в левом нижнем углу. Справа от нее — обложка журнала “Тайме”, изображавшая сидячую забастовку студентов в каком-то западном университете. Под ними была прибита большая доска, покрытая вырезками газетных заголовков и намалеванный в натуральную величину знак “Стоп”. На противоположной стене строго напротив гордости коллекции — сине-серой картины — висели пара скрещенных мечей, набросанный углем портрет девушки — вполне возможно, Робин — и огромная фотография B.C. Филдза.

Две другие стены тоже были увешаны всякой всячиной. В целом комната производила впечатление вестибюля кинотеатра в стиле модерн после террористического акта. Иллюзия, что здесь рванули бомбу, создавалась в основном из-за мебели, вернее, почти полного отсутствия оной. Справа стояли две кухонные табуретки, слева — небольшой книжный шкаф, содержимое которого составляли детали фонографа и несколько журналов, а посредине комнаты — круглый стол, на котором валялись брюки и свитера.

Халмер показал на уже привлекшее мое внимание подозрительно пустое пространство в правом дальнем углу и сказал:

— Вон там была постель.

— Где нашли трупы?

— Да. Просто постель, а не кровать. Видите ли, у Терри ничего не было, кроме двуспального матраса. Полиция его забрала. Там на стенах еще видны следы крови. И на полу, Теперь, когда он показал их мне, я смог разглядеть маленькие коричневые точки на двух стенах в углу и такие же пятнышки на полу, едва различимые из-за пыли и солнечного света. На полу виднелись отметки, сделанные мелом, но они почти стерлись, и трудно было определить по ним, в каком положении находились тела.

Я спросил:

— По официальной версии, оба убийства произошли в этой -, комнате?

— Так, по крайней мере, пишут в газетах.

Слева находилась дверь. Кивком указав на нее, я спросил:

— Куда она ведет?

— Там еще одна комната. А дальше, за ней, ванная. Пойдемте.

Он толкнул дверь. Темнота, представшая нашим глазам, лишь подчеркивалась узкой полоской бледного света, упавшего на пол сквозь приоткрытую дверь. Кроме этого выхваченного из мрака куска голого пола, мне ничего не было видно.

— Секундочку, — сказал Халмер. Он вошел, наклонился и стал шарить на полу слева от двери, наконец включил другую такую же настольную, без абажура лампу, и из мглы возникла еще одна комната. Без окон, зато в каждой стене по двери, левая сторона и середина — пустые, справа — куча барахла. Картонные коробки, "плетеные стулья, скатанные коврики, словом, остатки прежней жизни Терри.

По комнате эхом отдались шаги Халмера, который, приблизившись к двери на противоположной стороне, объяснил: