Почти новые тапочки-мокасины безвозвратно сгинули в болоте. Вместо обуви ему выдали метровый кусок шкуры, настолько облезлой и старой, что понять, какому животному она принадлежала, было невозможно. Семен решил все-таки не проверять, что с ним сделают, если идти он откажется: у него явно ощущался перерасход нервной энергии. Поэтому он разрезал шкуру на три полосы, размером чуть больше армейской портянки. Двумя он обмотал ступни именно так, как в армии наматывают портянки, а третью порезал на ремешки, которыми попытался эти обмотки зафиксировать. Получилось неудобно и некрасиво, но в них уже можно было как-то двигаться, по крайней мере – первое время. Правда, он подумал, что если на ноге будет хоть малейшая ссадина или потертость, то инфекция и воспаление ему обеспечены. Покончив с обувью, он вспомнил еще об одной неудовлетворенной потребности – вспомнил сам, поскольку скукожившийся желудок уже перестал напоминать об этом.

– Хочу есть, – заявил он. – Без этого мне не дойти.

Хьюгги переглянулись – не то смущенно, не то удивленно:

– Скоро мы будем вкушать пищу очищения.

– Ну, и что? Не знаю, куда теперь вы меня поведете, но не жравши я далеко не уйду. Мне нужны силы.

Совещались хьюгги довольно долго. Потом охотники ушли в долину, а конвой остался наверху. Примерно через час ему принесли большой кусок чего-то темно-бурого, мало похожего на мясо. «Печень, наверное, – подумал Семен, принимая угощение и счищая с него волосы. – А свежую печень вполне можно есть сырой. Правда, в ней бывают паразиты». Тот факт, что продукт до него побывал в десятке отроду не мытых рук, его почему-то не смутил.

Насколько Семен смог понять, хьюгги, двигаясь в обратном направлении, повторяли пройденный маршрут с ювелирной точностью – со всеми дурацкими изгибами, петлями и обходами. Его, впрочем, все это мало интересовало – он как бы дремал на ходу. Правда, через каждые три-четыре километра он останавливал всю процессию и перематывал или закреплял свои обмотки. Он уже подумывал, что дешевле было бы с самого начала потратить час-полтора и сшить себе тапочки, а потом махнул рукой – плевать!

Его сопровождал обычный конвой во главе с Тирахом, охотники же остались возле добычи. Вообще?то, Семену было любопытно, что восемь человек смогут сделать с такой огромной тушей, которая к тому же находится так далеко от жилья. Впрочем, интерес этот был не настолько сильным, чтобы ради его удовлетворения стоило ворочать языком.

Несмотря на все задержки, в окрестности поселка они прибыли довольно рано – смеркаться еще не начинало. Хьюгги вновь расположились на той самой площадке, где когда-то прождали почти сутки возвращения Тираха.

«Ну вот, – уныло размышлял Семен. – Опять здесь сидеть будем. До чего же скучная у них жизнь… Ах, да, это же, так сказать, карантин – место отстоя. Чтобы, значит, путники не занесли какую-нибудь скверну из дальних стран. Значит, очищаться будем. Надо полагать – духовно. До гигиенического очищения тела они еще не додумались».

Он опять ошибся. Сильно.

Хьюгги стали купаться. Поскольку в самом ручье было слишком мелко, для омовения была выбрана заводь с илистым дном, с которого поднимались пузыри с сильным запахом сероводорода. Хьюгги залезали туда по очереди, погружались с головой и вылезали на берег обсыхать. Уже после второго-третьего погружения взбаламученная вода превратилась в эмульсию или суспензию, которая вряд ли могла что-то очистить или отмыть. Впрочем, хьюггов это нимало не заботило – важен был, вероятно, сам факт погружения. Семен не стал дожидаться, когда ему предложат присоединиться к коллективу, и попытался вымыться выше по течению, используя в качестве мочалки пучок травы.

«Мыться» хьюгги лазили прямо в одежде – в своих набедренных повязках-фартуках. Семенова же рубаха только-только просохла, и мочить ее вновь ему никак не хотелось. Тираху это явно не понравилось, но Семен обругал его матом (по-русски, конечно), и вопрос был закрыт.

Так называемая «пища очищения» представляла собой непонятно что, но была явно не животного происхождения: какие-то стебли, луковицы, листья и, кажется, лепестки цветов. Все это не перемолото, а как бы размято в собственном соку. «Жевали, что ли?» – предположил Семен, но развивать данную тему не стал.

Хьюгги брали эту субстанцию с плетеного подноса, горстями закидывали в рот, жевали, запивали водой из ручья. Семену дали понять, что ему настоятельно рекомендуется присоединиться к трапезе.

Ну и что? На вкус ничего особенного – нечто вроде салата, только совершенно безвкусное…

Процесс очищения начался часа через полтора. И продолжался до глубокой ночи. Он был бурным. Весьма.

Как это по-научному? Диарея? Может, и так, но по-русски это называется «понос». И рвота. Одновременно. Но по очереди. С интервалом минут десять-пятнадцать. Это очень неприятно, когда желудок и кишечник давно пусты, а хочется еще. Приходится пить воду из ручья. Выше по течению находится немалый поселок, в котором нет даже намека на канализацию. Но об этом лучше не думать. Есть и положительные стороны: не надо каждый раз спускать штаны, и ходить далеко тоже не требуется – пять шагов в сторону и можно присаживаться. Правда, буржуазная роскошь – туалетная бумага – отсутствует полностью, как, впрочем, и газетная. Зато есть травка… Впрочем, и это необязательно, потому что сейчас снова…

Никаких сил злиться и ругаться у Семена уже не осталось. Количество отрицательных эмоций, похоже, перешло в новое качество, и ему стало все равно. Да и на кого злиться? Вполне мог пораскинуть мозгами и сообразить, что такое вполне возможно. Практики очищения после похода, охоты, путешествия, убийства и так далее существовали и существуют у всех первобытных народов. Даже известное советское «мойте руки перед едой» придумано на много тысяч лет раньше и не имеет к гигиене и микробам никакого отношения. Впрочем, совсем не факт, что первоначально руки мыли именно перед едой, а не, скажем, после нее. Знаменитое омовение рук Понтием Пилатом означало снятие с себя ответственности за принятое решение. Он, кстати, на самом деле сделать этого никак не мог, поскольку был родовитым римлянином, а «омовение рук» было обрядом из культовой практики варваров-иудеев. Прием слабительных и рвотных средств для ритуального очищения вещь обычная, привычная и, может быть, еще более древняя, чем «очищение» водой. Просто ученые-европейцы, описывая быт и нравы «диких» племен, стараются на этом внимание не заострять – вроде как неприлично. «А вот если бы заостряли, если бы эта экзотика была „на слуху“, – вяло возмущался Семен, – я бы, наверное, сообразил и как-нибудь уклонился. А может, и нет…»

Действие неандертальского снадобья закончилось так же резко, как и началось, – словно отрезало, но оценить по достоинству этот гуманизм Семен не смог: не дождавшись очередного позыва, он просто уснул.

Как ни странно, утром он проснулся бодрым, свежим и легким. Причем не только телесно, но и духовно. «Интересное дело, – удивлялся Семен, делая свою обычную утреннюю зарядку с посохом, – прямо как заново родился! Вот и смейся после этого над глупостью и бессмысленностью всевозможных „очищений“ организма. Результат очевиден – он, так сказать, дан в ощущениях! Это похоже на действие хорошей парилки – когда основательно пропарился, а водки потом выпил совсем чуть-чуть. Может быть, первоначально традиция русской бани имела ту же природу? То есть ритуального духовного очищения? Не зря же рекомендовалось попариться „с дороги“ или перед пиром. Удалить с себя скверну. А веником хлестаться нужно, чтобы эту скверну отбить. Опять же, в русской традиции лечиться баней от всех немочей – болезнь, как известно, это сглаз, дурное влияние или нехороший дух-демон, поселившийся в человеке. А избавиться от него можно, ясное дело, при помощи огня и воды. Удаление же с тела физической, так сказать, грязи – дело второстепенное и необязательное. Во всяком случае, в народном быту, кажется, использование бани, чтобы просто помыться горячей водой в теплом помещении, не практикуется – пустая трата и воды, и дров. Не зря же в настоящих деревенских баньках любовно и тщательно оборудуется парилка, а помещение для мытья или вовсе отсутствует, или имеет вид сеней со щелями в палец.