Дождавшись утвердительного кивка, Роберт медленно освободил ей рот, хотя по-прежнему был наготове. Но Аманда и не думала кричать. Она спросила – раздраженно, не скрывая своей неприязни:
– Что тебе здесь надо, Роберт?
– Я пришел забрать тебя с собой. Здесь у нас ничего не выйдет. Мы должны перебраться туда, где о нас никто ничего не знает, и начать все заново.
От удивления Аманда онемела на несколько секунд. Наконец она спросила, с трудом поверив своим ушам:
– Ты что же, и правда вообразил, будто я пойду с тобой?! Да ты не иначе как спятил!
– Пойдешь, Аманда, еще как пойдешь! – нетерпеливо, как будто споря с неразумным ребенком, возразил Роберт. – Это ведь твои родители так решили! Уж они-то знали, что я буду любить тебя и сумею о тебе позаботиться. Они понимали, кто лучше всех сумеет обеспечить твое будущее.
У Аманды не укладывалось в голове, как Роберт может так уверенно говорить, видя, что она ненавидит его.
– Ты отлично знаешь, что всему, что было когда-то между нами, давно пришел конец! – холодно произнесла она. – Наша дружба умерла в тот самый миг, когда ты спустил курок ружья и убил Чингу.
– Это неправда! – с ненавистью воскликнул Роберт. – Ты вообразила, будто до сих пор испытываешь какие-то чувства к своему дикарю, но рано или поздно это пройдет и ты одумаешься!
– Нет, я никогда не одумаюсь! Потому что никогда не забуду, что ты натворил! – Аманда злилась все сильнее и попыталась оттолкнуть его.
– Ты пойдешь со мной, Аманда, сию же минуту!
– Никуда я с тобой не пойду! – прошипела она сквозь стиснутые зубы, вырываясь из его цепких рук. Борьба затянулась, Аманда с откровенной ненавистью заглянула Роберту в лицо – и вдруг похолодела от страха, увидев его безумные глаза. А он снова заговорил, холодно и уверенно:
– Ты ведь души не чаешь в этом выродке, что спит в колыбели, верно, Аманда?
Она моментально поняла его намек. Сначала в душе у нее родился ужас, а затем – гнев. Ее голос задрожал от ярости:
– Что ты хочешь этим сказать, Роберт?
– Как будто ты сама не понимаешь! Жизнь этого недоноска ничуть не дороже для меня, чем жизнь любого краснокожего, и сейчас ты увидишь, как мало я ее ценю!
Аманда побледнела, кровь застыла у нее в жилах от ужаса. А Роберт продолжал все тем же холодным тоном;
– Ты ведь знаешь, что никому не придет в голову беспокоиться, если он внезапно исчезнет. Я могу почти с уверенностью сказать: многие только обрадуются, что удалось от него избавиться!
– Ты не посмеешь! Я не позволю тебе его тронуть, – закричала Аманда.
А Роберт, ухмыляясь, навис над ней и прошипел:
– Неужели ты думаешь, что сумеешь остановить меня, Аманда?
Аманда уставилась на него, не в силах побороть ужас и вырваться из грубых, сильных рук. Она застыла при виде жестокого, чужого лица. Этот человек утратил последнее сходство с ее милым, добрым женихом, с которым она обручилась всего год назад. А Роберт почувствовал сковавший ее испуг и злорадно осклабился. Аманда все еще пыталась сопротивляться. Звеневший голос был полон ненависти.
– Ты не посмеешь тронуть ребенка! Это все пустые угрозы! Ты не посмеешь!
– Хочешь, я сейчас же покажу тебе, что чувствую на самом деле к этому дикарскому ублюдку?
Его лицо жутко исказилось от ярости, и Аманда снова подумала, что Роберт явно не в себе. А он вдруг кинулся к колыбели и схватил спеленутого младенца, грубо прервав его сон. На глазах у застывшей от ужаса матери Роберт с адской улыбкой поднял над головой извивающийся сверток, как будто собирался бросить его на пол. С побелевших губ Аманды сорвался придушенный крик, а Роберт пригрозил:
– Еще хоть звук, и он тут же сдохнет! – При виде ее отчаяния он злобно расхохотался. – Ну, Аманда, даю тебе последний шанс!
Аманда уже не сомневалась, что Роберт способен на все, и зарыдала в истерике:
– Пожалуйста, отдай его мне! Пожалуйста, отдай!..
– И ты сама пойдешь со мной?
– Да, да, я пойду. Только отдай мне ребенка! Медленно, не спеша он опустил плакавшего младенца, но все еще не отдавал его Аманде, упиваясь своей властью над ней, наслаждаясь ее страхом и унижением. А она шепотом умоляла его:
– Пожалуйста, Роберт, ну пожалуйста.
Наконец сын оказался у нее в руках, и она прижала к груди маленькое тельце, стараясь утешить малыша, который уже задыхался от крика. Громкий плач постепенно перешел в обиженное всхлипывание, пока не наступила тишина – измученный ребенок заснул.
– Одевайся и собери что-нибудь из вещей. Нам некогда рассиживаться.
Аманда покорно двинулась было в соседнюю комнату, чтобы одеться.
– Нет, одевайся здесь. Я глаз с тебя не спущу, пока мы не уберемся отсюда!
Она встала к нему спиной, приспустила ночную рубашку до пояса, накинула сверху платье и постаралась поскорее прикрыть свою наготу. Когда Аманда обернулась, и стало ясно, что все это время Роберт не спускал с нее жадных глаз. Словно зачарованный он застыл, ловя каждое ее движение. Но уже в следующий миг сбросил с себя оцепенение и рявкнул:
– Забирай ребенка и пошли!
– Нет, лучше оставим его здесь. А я отправлюсь с тобой одна. – Аманда надеялась, что под опекой Бетти Джонатану будет гораздо безопаснее, нежели вблизи от Роберта, но он отвечал с дьявольской ухмылкой:
– Нет, Аманда, я не такой болван, чтобы оставить здесь ключ к твоей покорности. А ну забирай его – не то тебе вообще больше не придется беспокоиться об этом щенке!
Она испуганно прижала сына к себе, и Роберт потащил ее к двери. Вскоре они оказались в темном углу возле конюшни, где стояли две оседланные лошади. Роберт позаботился даже о вещах и припасах. Он легко, как пушинку, закинул Аманду в седло и с торжествующей улыбкой уселся сам. Держа на поводу ее лошадь, он двинулся в сторону ворот, широко распахнувшихся при их появлении. Часовой приветствовал Роберта заговорщическим подмигиванием. Скоро форт Эдуард остался позади.
5 июля 1758 года
Адам чувствовал, как по спине пробегает холодок от возбуждения. Пятнадцатитысячная армия получила приказ выступить. Судя по приподнятому настроению, охватившему бывалых разведчиков, собравшихся вокруг Карстерса, эти люди вполне верили в скорую победу. Адам присоединился к их добродушному хохоту и грубоватым шуткам, стараясь избавиться от червячка сомнения, поселившегося в душе. Временами его настойчивый шепот вроде бы умолкал, но всякий раз возвращался вновь. Правда, при виде того, как огромная масса людей грузится на лодки и плоты, образовавшие на озере Георг флотилию длиной целых шесть миль, Адам вместе со всеми испытал невольный подъем, который тут же смешался с новой волной недобрых предчувствий. Кто знает, скольким из этих людей суждено будет вернуться живыми?..
По приказу лорда Хау отряд разведчиков погрузился на вельботы вместе с ротой его пехотинцев. Шлюпки двигались вперед до обидного медленно. Адаму ничего не оставалось, как бездельничать и снова и снова припоминать все подробности плана атаки на форт Карильон. Впрочем, план был весьма прост. Армия должна была высадиться на берег озера в семи милях от крепости и четырьмя колоннами двинуться на сближение с противником, причем одной колонне поручалось захватить старую лесопилку, расположенную на самых подступах к форту. Во главе каждой колонны будет идти отряд из разведчиков, легкой пехоты и снайперов. Просто и эффективно. Не предвиделось никаких осложнений. И мысли Адама все чаше стали возвращаться к личным делам.
Подготовка планов атаки в штабе лорда Хау заняла больше предполагавшихся двух недель. Но вот он наконец-то наступил – долгожданный день пятого июля – и Адам не мог удержаться от того, чтобы не помечтать о ближайшем будущем, в котором, как он надеялся, он получит свободу и сможет вернуться в форд Эдуард, к Аманде. Последние недели, посвященные обучению солдат, совершенно незнакомых с местностью, на которой предстояло воевать, дались ему нелегко, но хуже всего Адаму становилось по ночам. В темноте и тишине своей палатки ему не требовалось даже закрывать глаза, чтобы представить себе милое, ангельски прекрасное лицо Аманды. Вот она улыбается Адаму, и ее дивные синие глаза сверкают от счастья, а вот она плачет, и от горестной гримасы на нежном лице у него разрывается сердце. Вот Аманда кормит грудью своего малыша, и образ ее, освященный материнской любовью, вызывает благоговение, словно образ самой Мадонны. Вот Аманда высоко, надменно поднимает голову, заметив негодующие взгляды. Но чаше всего возникало лицо Аманды, доверчиво обращенное к нему, Адаму, с той молчаливой трогательной мольбой, что предназначалась только ему. Боже, как же он хотел поскорее вернуться!
