— Хозяин, — коротко бросил он, встав на ноги, когда по склону на скалистое плато под утесами поднялись три закутанные в плащи фигуры, за которыми шел негр, несущий факел. Выйдя им навстречу, он взял у Регулуса факел и подпалил сухую лишенную листьев лиану, густо опутавшую утесы. Она вспыхнула, и в озарившем валуны свете пламени, похожем на низвергающийся с утесов огненный водопад, те, кто пришел, молча смотрели на Лэндлесса, а он на них.

Первым заговорил полковник Верни.

— Мне жаль видеть, что вы ранены, — мрачно молвил он.

— Благодарю вас, сэр, — это пустяки.

Полковник дважды прошелся по плато, затем воротился туда, где сидел его пленник.

— Моя дочь рассказала мне все, — с хрипотцой в голосе сказал он. — Как вы и саскуэханнок искали ее и нашли, как вы не раз храбро сражались, защищая ее, как вы после гибели этого индейца оберегали ее, идя через лес, как вы вели себя с нею уважительно, ни разу не оскорбив ее ни словом, ни делом, ни помышлением. Моя дочь очень дорога мне — дороже жизни, и меня нельзя обвинить в неблагодарности. Я сердечно благодарю вас.

— Мистрис Патриция Верни дорога и мне, — добавил сэр Чарльз, выйдя вперед и встав рядом со своим родичем. — Я тоже благодарю человека, который возвратил ее друзьям — и ее возлюбленному.

— А я всем сердцем хотел бы спасти храбреца, которому мы стольким обязаны, — сказал третий человек в плаще. — Ей-богу, если бы я был губернатором Виргинии…

— Вы бы ничего не смогли сделать, Кэррингтон, — раздраженно перебил его полковник. — Этот человек — уголовный преступник, так что это вышло бы за все рамки! Уголовный преступник, да еще и предводитель заговора кромвелианцев! Его вряд ли смог бы помиловать даже сам король! А если бы даже и помиловал, как вы думаете, как долго стены джеймстаунской тюрьмы смогли бы защищать его от черни — и от повешения на ближайшем дереве? Нет, нет, Уильям Беркли всего лишь исполняет свой долг. И все же — все же…

Он снова начал ходить между валунами, хмурясь и дергая локоны своего пышного парика.

— Вы храбрый человек, — с жаром сказал он, остановившись перед Лэндлессом, — и я всей душой хотел бы вас спасти. Я бы с радостью забыл прошлое, освободил вас, помог бы вам, насколько это возможно — но я не могу. У меня связаны руки, и это невозможно — вы должны и сами понимать, что это невозможно.

— Никто не понимает этого лучше, чем я, — спокойно ответил Лэндлесс. — Но я все равно признателен вам за желание спасти меня.

— Если бы я увез вас с собой, — продолжал полковник, опять начав ходить взад и вперед, — это значило бы для вас верную смерть. И альтернатива этому только одна — оставить вас здесь, в этой глуши. О вашем нахождении здесь известно лишь тем, на чье молчание я моту положиться. Они будут держать язык за зубами, и никто ничего не узнает. И Виргиния будет закрыта для вас навсегда, а до голландцев или до Новой Англии отсюда многие и многие сотни миль. Более того, ваше описание было отправлено властям всех колоний. К тому же вы ранены, и скоро придет зима. Возможно, то, что я вам предлагаю — это всего лишь выбор между одной смертью и другой. Как бы я хотел, чтобы существовал еще какой-то выход — но его нет! Вы должны сделать выбор.

В последовавшем за этими словами гробовом молчании полковник подошел к главному землемеру, и они с глубокомысленным видом уставились на пленника. Свет от пламени, пожирающего наполовину уже сгоревшие лианы, начинал тускнеть, и надсмотрщик сделал знак Регулусу собрать и поджечь валяющийся на земле хворост. Негр повиновался и встал за небольшим костром и подымающимися от него клубами дыма, похожий на джинна из сказки "Тысячи и одной ночи".

Сэр Чарльз, оставшийся стоять в середине окруженного валунами редута, мгновение поколебался, затем с обычной своей томной грацией подошел к Лэндлессу, который сидел, прислонившись к валуну и, заслонив глаза рукой, смотрел в землю.

— Что бы вы ни выбрали — Сциллу или Харибду, — сказал баронет самым любезным своим тоном, — вероятно, более нам с вами уже не доведется говорить. Между нами происходили вещи, о коих я в свете последующих событий не могу не сожалеть. Вы оказали мне неоценимую услугу, к тому же я узнал, что в ночь штурма дома полковника вы спасли мне жизнь. Я приношу вам мои извинения, сэр, за все те обиды, которые я мог причинить вам словом или делом. — И он с самой своей учтивой улыбкой протянул Лэндлессу руку.

— Тому, кто умирает, полагается быть снисходительным к миру, который он должен покинуть, — промолвил Лэндлесс не без холодности, но также с улыбкой на устах. — И потому я делаю сейчас то, о чем никогда не помышлял. — Его пальцы коснулись пальцев придворного.

Сэр Чарльз смотрел на него с любопытством.

— Из вас вышел хороший враг, — непринужденно заметил он. — Если бы нам не было предопределено ненавидеть друг друга, я мог бы пожелать иметь вас в числе своих друзей. Полагаю, вы решили остаться в лесу?

— Да, — ответил Лэндлесс, не отрывая глаз от света на поляне у подножия холма. — Я выбираю более легкий путь.

— Более легкий для всех, кого это касается, — со странной интонацией добавил сэр Чарльз.

Лэндлесс пристально поглядел на него, но по непроницаемым лицу и улыбке придворного нельзя было ничего прочесть.

— Более легкий для меня, единственного, кого это может коснуться, — жестко сказал он.

Он встал на ноги, держась за валун, и повернулся к полковнику и главному землемеру.

— Я решил, полковник Верни, — молвил он. — Я останусь здесь, если вам будет угодно.

— У вас будет все, что мы можем вам оставить, — с жаром ответил полковник. — Много боеприпасов, еда, одеяла, топор — видит Бог, я мало что могу для вас сделать, но эту малость я делаю от всей души.

— Я еще раз благодарю вас, — устало сказал Лэндлесс.

Сэр Чарльз уловил его интонацию.

— Вам требуется отдых, — учтиво заметил он, — и теперь, когда этот вопрос улажен, мы не станем вам более докучать — ибо в том нет нужды, и вы, надо полагать, и сами этого не хотите. Господа, вы не находите, что нам лучше спуститься?

— Да, — отвечал полковник. — Мы сделали все, что могли. — Затем обратился к Лэндлессу. — Когда взойдет луна, мы отправимся вниз по реке — и вы никогда нас более не увидите. Я сказал вам со всей откровенностью, что в мире, в который мы возвращаемся, для вас нет надежды. И полагаю, ее для вас нет и здесь. Но думали ли вы о том, какая участь ждет вас в этой глуши? Это смерть, верная смерть в зимнем лесу.

— Да, я об этом думал, — сказал Лэндлесс.

— Я желаю всей душой, чтобы произошло какое-то чудо, которое могло бы вас спасти!

— Это пагубное желание, — с улыбкою молвил Лэндлесс, — однако ему вряд ли суждено сбыться.

— Я не боюсь, — с чем-то похожим на стон воскликнул полковник, — и желаю этого, несмотря ни на что. Вот вам моя рука и вместе с нею моя искренняя благодарность за то, что вы сделали для моей дочери. И я хочу, чтобы вы поверили — ваша участь глубоко печалит меня, и я бы спас вас, если бы мог.

— Я вам верю, — просто ответил Лэндлесс.

Полковник крепко пожал его руку, затем резко отвернулся и, сделав знак надсмотрщику следовать за ним, быстро вышел из круга валунов.

Сэр Чарльз приподнял свою шляпу с плюмажем.

— Мы были врагами, — сказал он, — но наша распря окончена — и мы, в конце концов, оба англичане. Надеюсь, мы не держим друг на друга зла.

— Я не держу, — отвечал Лэндлесс.

Сэр Чарльз, не отрывая глаз от бледного и спокойного лица своего собеседника, вышел через проем между валунами, и его место занял главный землемер.

— Я бы вас спас, будь это в моих силах, — тихо проговорил он, и в его голосе прозвучало смущение. — Я склоняю голову перед храбрым человеком и достойным дворянином. — Сказав это, он тоже пошел прочь.

На поляне внизу движение, смех и песни постепенно затихли, и дворяне, трапперы, проводники-индейцы и кабальные работники, составляющие поисковый отряд, один за другим улеглись на землю вокруг пылающих костров, чтобы немного отдохнуть перед восходом луны и долгим плаванием вниз по реке.