Мой отец никогда не носил обувь с железными набойками, особенно когда спускался в шахту, где всегда был возможен выброс метана или рудничного газа, и не говорите мне, что он просто мог забыть их снять, когда он и два других здоровяка спустились вниз, волоча с собой противогазы и кислородные баллоны. И даже если бы он и был в своих Специальных, тут мама Нона был права — он обязательно обернул бы их войлоком. Она не нуждалась в подтверждениях своих слов: она жила с ним, и она знала, насколько он всегда был осторожным. Но даже безумные мысли могут подтачивать ваш мозг, если вы находитесь в одиночестве и страдаете от горя, и кто-то постоянно сыпет соль на вашу рану. Они могут извиваться как черви в грязи и откладывать там свои яйца. И вскоре, весь ваш мозг будет кишеть ими.

Я посоветовал ей сменить номер телефона, и она сделала это, но маленький хулиган добыл и новый номер, он продолжал звонить, и это всегда была одна и та же песня: он говорил, что мой отец забыл, что на его ногах были сапоги, которые могли высекать искры. Это не случилось бы, если ты не подарила ему эти сапоги, мерзкая негритянская сучка. Все это он говорил ей, а может кое-что и похуже, но она не хотела повторять его слова.

В конечном итоге она вообще отказалась от телефона. Я говорил ей, что у всех одиноких людей должен быть телефон, но она не хотела ничего слышать. Он всегда звонит посреди ночи, Джордж, — говорила она. Ты знаешь, каково это, лежать и слушать, как звонит телефон, зная, что это звонит тот мальчишка. Что же там за родители, если они позволяют ему делать такие вещи, я даже не могу представить. Отключайте его ночью, предложил я. И она сказала мне, что она так и делает. Но он все равно звонит.

Я сказал ей, что это просто игра её воображения. И я старался убедить в этом себя, мистер Брэдли, но мне это никогда не удавалось. Если этот грязный мальчишка мог украсть ланч-бокс Марли, и знать о неудачном прослушивании Вики и об отцовских Специальных Железнодорожных — если он мог оставаться ребенком год за годом — то да, он наверняка мог звонить и с отключенным телефоном. Библия говорит, что дьявол был низвергнут на землю, чтобы свободно перемещаться, и даже рука Бога не может остановить его. Я не знаю, был ли этот грязный ребенок самим дьяволом, но без участия дьявола точно не обошлось.

Также я не знаю, смог бы вызов скорой помощи спасти маму Нону. Все, что я знаю, — когда её настиг сердечный приступ, у неё больше не было телефона для вызова скорой. И она умерла на своей кухне. Сосед нашел ее там, на следующий день.

Мы пошли на ее похороны, Карла и я, и ту ночь мы провели в доме моего отца и мамы Ноны. Я проснулся незадолго до восхода солнца из-за дурного сна, и не смог заснуть снова. Когда я услышал, что газета приземлилась на крыльце, я вышел, чтобы поднять её, и увидел, что крышка почтового ящика была приоткрыта. Я спустился по дорожке в халате и тапочках, чтобы поглядеть, что там. Внутри находилась бейсболка с пластиковым пропеллером на макушке. Я схватил ее, и она была очень горячей, как если бы человек, который носил её, сгорал от лихорадки. Прикоснувшись к ней, я подумал, что могу чем-нибудь заразиться, но преодолев свой страх, я заглянул внутрь. Ткань была жирной, и к ней приклеилось несколько рыжих волос. Там так же была надпись, сделанная детской рукой — буквы все вкривь да вкось, — которая гласила:

Держите ее, у меня есть другая!

Я занес эту вещь в дом — держа между большим и указательным пальцами, словно она действительно была заразная, — и кинул в печку. Я бросил спичку, и бейсболка тут же занялась пламенем: Пых. Пламя было зеленоватым. Когда Карла проснулась, спустя полчаса, она вдохнула и спросила: что это за вонь? Несло как из канализационного люка!

Я сказал ей, что да, наша канализация снаружи нуждается в серьезной очистке, но самого себя я обмануть не мог. Это был запах метана, последнее, что мой отец должен был чувствовать перед тем, как взрыв унес его в рай, вместе с двумя товарищами, сопровождавшими его.

В то время я работал в аудиторской фирме — одном из крупнейших независимых банков Запада — и стремительно продвигался по служебной лестнице. Я обнаружил, что если хочешь быстро сделать карьеру, необходимо всегда держать руку на пульсе, и все обязательно получится. Мы хотели детей, Карла и я, и нам это было по карману, но ничего не могли сделать, хотя семя высаживалось в благодатную почву регулярно, и все было расписано, как по нотам. Мы пошли на прием к акушеру в Топике, он провел осмотр, сделал все необходимые анализы и обнаружил, что все в норме, и слишком рано говорить о бесплодии, и каком — либо лечении. Он сказал нам, чтобы мы вернулись домой, расслабились и наслаждались нашей сексуальной жизнью.

Так мы и сделали, и в течение последующих одиннадцати месяцев, мы продолжали сеять семя в благодатную почву. Карла получила католическое образование, но после поступления в университет, она перестала ходить в церковь. Когда она окончательно убедилась, что беременна, она вновь стала посещать церковь и затащила туда меня. Мы посещали Сент-Эндрюс. Мне было все равно. Если она хотела приписать Богу все заслуги, — все произошло внезапно, словно чертик выпрыгнул из табакерки, меня это не беспокоило.

Она была на седьмом месяце беременности, когда у нее произошел выкидыш. Это было воскресенье, а она ходила в церковь каждое воскресенье. После мессы должен был состояться обед в городе, потом мы вернулись бы домой, и Карла прилегла, что бы отдохнуть, в то время как я смотрел бы футбол по телевизору.

Но как только мы вышли из церкви, я увидел гадкого мальчишку. Те же короткие шорты, тот же полосатый свитер, тот же пухлый живот и те же дряблые мальчишечьи груди. Бейсболка, которую я нашел в почтовом ящике, была синей, та же, что была на нем сейчас, была зеленой, но на макушке все также был вмонтирован пластиковый пропеллер. Я был маленьким мальчиком, я вырос и стал взрослым человеком, с пробивающейся сединой, но этому ужасному безумцу было все также шесть лет. Максимум семь.

Он стоял немного поодаль. Другой мальчишка столкнулся с ним. Нормальный ребенок, тот, что обязательно вырастет. Он выглядел ошеломленным и напуганным. Он что-то держал в руке. Это было похоже на мяч «Tap Ball», который подарила мне мама Нона, когда я был маленький.

— Давай, давай, я услышал, как гадкий мальчишка говорит другому. Если не хочешь, чтобы я забрал обратно те пять долларов, которые я тебе дал.

— Я сделаю, — сказал нормальный ребенок. Я изменил свое мнение.

Карла не видела ничего из этого. Она стояла на верхней ступеньке, беседуя с отцом Патриком, она говорила, сколько пользы почерпнула из его проповеди, и как это ее вдохновляет. Это были гранитные ступеньки, очень крутые.

Я считаю, что я поздно дернулся, чтобы подхватить ее на руки, а может быть, и нет. Может быть, я был просто парализован, как в тот день, когда этот гадкий мальчишка вынырнул после прослушания Вики для «Музыканта». Прежде чем я смог выйти из оцепенения или произнести хотя бы слово, ужасный безумец сделал шаг вперед. Он запустил руку в карман шорт и вытащил зажигалку. Как только он крутанул колесико, и я увидел искру, я сразу понял, что случилось в штольне шахты Справедливая Глубина, и это не имело ничего общего с железными набойками моего отца. Что-то начало потрескивать и искриться в красном мяче, который обычный мальчишка держал руке. Он отбросил мяч, чтобы избавиться от него, при этом гадкий мальчишка захохотал. Это был раскатистый смех жирдяя и слизняка — хрра-хрра-хрра.

Мяч ударился о боковую стенку лестницы, отскочил и взорвался с оглушительным треском и вспышкой желтого света. Это был не просто фейерверк, или даже большой Громкий Демон. Это была огромная М-80. Шум испугал Карлу, точно так, как её крик стал причиной падения Вики в гараже Поместья Фуджи. Я протянул руку, чтобы поймать ее, но мне удалось дотронуться лишь до её плеча. Так как она держала руку отца Патрика в своей, они оба скатились вниз по лестнице. Он сломал руку и ногу, Карла сломала лодыжку. Также ударилась головой. И потеряла ребенка.