На следующий день, мальчишка, который бросил М-80, пришел в полицейский участок со своей матерью и признался во всем. Он был расстроен, и сказал то, что большинство детей говорят, когда что-то пойдет не так: это был несчастный случай, я не хотел навредить кому-либо. Он сказал, что никогда не бросил бы петарду, если бы другой мальчик не поджег фитиль, но он боялся обжечь пальцы. И нет, он не знает другого мальчишку, он никогда не видел его раньше и не знает его имени. И затем он сказал полицейскому, что тот ужасный мальчишка дал ему пять долларов.

После этого у Карлы пропало желание проводить со мной время в спальне, и она перестала ходить в церковь. Я продолжал жить со всем этим и вступил в Клуб Завоевание. Вы знаете, что это такое, мистер Брэдли, не то что бы мне сильно нравилось быть католиком, но это, как будто бы снова выходишь на сцену. Я не вникал в религиозные аспекты, для этого был отец Патрик, но мне нравилось тренировать бейсбольную и футбольную команды. Я всегда был там во время прогулок, пикников и прочее; и я получил водительские права категории D для того, чтобы водить церковный автобус и возить мальчишек на различные соревнования, а в выходные дни — в парки развлечения. И со мной всегда был мой пистолет. Кольт-45, который я купил в ломбарде «Разумная Цена и Кредит»: Вы знаете, на чем строилось обвинение. Я возил его с собой пять лет, иногда в бардачке автомобиля, иногда в ящике с инструментами автобуса Завоевания. Во время тренировок, я хранил его в спортивной сумке в тренажерном зале.

Карла не приветствовала мою работу в клубе, потому что это занимало большую часть моего свободного времени. Когда отец Патрик вызывал добровольцев, я всегда первым поднимал руку. Я думаю, она ревновала.

— Ты практически никогда не бываешь дома в выходные дни, — говорила она мне.

После моих возвращений из клуба она частенько спрашивала, что за нездоровая склонность у меня к этим мальчишкам.

Конечно, это могло показаться немного странным, так как, помимо прочего, я стал выбирать себе любимчиков, и уделять им особое внимание. Чтобы завоевать их симпатию и помочь им. Это было довольно легко. Большинство из них происходили из бедных семей. Воспитывались, как правило, одним родителем, обычно матерью, которая была вынуждена работать за минимальную заработную плату, чтобы обеспечить хотя бы элементарное питание и крышу над головой. Если у матери не было автомобиля, или ей не хватало времени, я с огромным удовольствием заезжал за своим любимчиком, чтобы забрать его на заседания Клуба Завоевания в четверг вечером, и затем доставлял его обратно. Если и у меня не было такой возможности, я давал им билеты на автобус. Но только не деньги — я знал, что это не очень хорошая идея, давать деньги этим детям.

И я таки одержал несколько хороших побед. Я разглядел в одном мальчишке, — имеющим всего лишь одну пару брюк и две или три футболки, — серьезные математические способности. И мне удалось выбить стипендию для его учебы в частной школе, и теперь он учится на первом курсе в Канзасском Университете на полном обеспечении. Другой — освободился от наркотической зависимости. По крайней мере, я так думаю. Вы никогда не можете быть в этом уверены по-настоящему. Еще один убежал из дома после ссоры с матерью, он позвонил мне из Омахи месяц спустя, когда его мать уже свыклась с мыслью, что он умер или ушел, чтобы никогда не вернуться. И я поехал и привез его домой.

Работа с этими мальчишками давала мне возможность делать добро. Гораздо большее, чем при заполнении налоговых деклараций или помощи в сокрытии налогов некоторых корпораций в штате Делавэр, это уж точно. Но это было не все, что я делал. Частенько, мистер Брэдли, я ездил с одним из моих любимчиков на рыбалку на Диксон Крик или на мост через большую реку. Но я пытался поймать там вовсе не форель или карпа. И я долго не чувствовал ни малейшей поклевки на моей удочке. А затем появился Рональд Гибсон.

Ронни было пятнадцать лет или чуть меньше. Он был слеп, и поэтому не мог играть в бейсбол или футбол, но он был гений в шахматах и всех играх, в которые мальчишки играли в дождливые дни. Никто не издевался над ним: он был талисманом группы. Его отец ушел из дома, когда Ронни было девять лет, и ему очень не хватало мужского внимания. Вскоре он привязался ко мне. То, что более всего доставляло ему беспокойство: врожденный дефект, который назывался кератоконус, или порок развития роговицы. Врач сказал им, что необходима пересадка роговицы, но это стоило дорого, и его мать не могла себе этого позволить.

Поэтому я обратился к отцу Патрику, и вдвоем мы провели полтора десятка мероприятий по сбору средств для проекта под названием «Новые Глаза Для Ронни». Мы даже обратились на телевидение: репортаж показали в местных новостях на 4 канале. Мы гуляли, Ронни и я, бродили, держась за руки в парке Барнум. Карла презрительно фыркнула, когда увидела нас.

— Люди могут подумать, что вы любовники, — сказала она мне.

Меня не интересовало людское мнение, потому, что вскоре после этого небольшого репортажа, он, наконец-то, клюнул на мою приманку. Я почувствовал это там, в своей голове. Гадкий мальчишка. Наконец-то я обратил его внимание, и я чувствовал, что он наблюдал. Ронни была сделана операция. Его зрение полностью не восстановилось, но улучшения были налицо. Еще год он должен был носить специальные солнцезащитные очки, но ему было все равно; он говорил, что ходить в них было круто. И это было правдой.

Как-то во второй половине дня, вскоре после операции он и его мать пришли ко мне после школы в мой маленький офис Клуба Завоевания в подвале церкви Сент-Эндрюс. Его мать сказала мне: что мы можем сделать, чтобы отблагодарить Вас, мистер Халлас, просите, что хотите.

Я ответил им, что мне ничего не нужно, и что мне это доставило огромное удовольствие. И тут меня пронзила одна идея.

— А ведь вы можете сделать кое-что для меня, — сказал я им. — Оказать одну маленькую услугу.

— Конечно мистер Х, скажите мне, что, — ответил Ронни.

Тогда я сказал: как-то, в прошлом месяце, я припарковался на стоянке за церковью, и уже почти поднялся по лестнице, когда понял, что забыл закрыть свою машину. Я вернулся, и увидел мальчишку, который копался в машине. Я закричал, и он выпрыгнул из неё, как стрела, только забрал с собой всю мелочь, которую я держу в бардачке для проезда по платным дорогам. Я побежал за ним, но это было слишком быстро для меня.

— Все что я хочу, сказал я Ронни и его матери, — это найти его и поговорить с ним. Скажите ему, что я говорю всем: что воровство не самый хороший способ утвердиться в жизни.

Ронни спросил меня, как он выглядел.

— Маленький и толстый, — сказал я. — с рыжими, морковными волосами. В тот день, когда я увидел его, он был одет в серые шорты и зеленый свитер с полосками того же цвета, как и его волосы.

Миссис Гибсон воскликнула:

— О, боже! И на его голове была бейсболка с пропеллером на макушке?

— Ну да, все так, — сказал я тем же спокойным тоном. — Теперь, когда вы упомянули об этом, мне кажется что да.

— Я видела его на другой стороне улицы, — сказала мать Ронни. — Я подумала, что он недавно переехал в наш микрорайон.

— И ты, Ронни? — спросил я.

— Нет, — сказал он мне, — никогда не видел.

— Ну, если вы когда-нибудь увидите, ничего не говорите ему. Просто найдите меня. Вы сделаете это для меня?

Он сказал мне, что да, конечно, и я был доволен. Потому что знал, что этот гадкий мальчишка вернулся, и что я буду там, когда он сделает свой следующий ход. Он хотел, чтобы я был там, в этом состоял весь его интерес. Потому, что он стремился причинить боль лично мне. Все остальные — Марли, Вики, мой отец, мама Нона, — это был просто сопутствующий ущерб.

Прошла неделя, потом еще две. Я начал думать, что мальчишка разгадал все мои замыслы. А затем наступил День — известный Вам День, мистер Брэдли, один из мальчишек прибежал на площадку за церковью, где я помогал устанавливать волейбольную сетку.